Отпустить меня не хочет родина моя
Давненько не посещал я свою малую родину, которую не по своей воле покинул в 1952 году. Помню, что из своей деревни Скородумово Вологодской области мы уезжали поздней осенью на лошадке, запряжённой в телегу. Домашнего скарба у нас набралось два узла да фанерный чемодан. Провожала нас баба Настя, жена старшего брата отца Василия. Целый день мы ехали на телеге лесами, полями и даже болотом. Когда проезжали по болоту, тележную площадку едва не залило водой. К концу дня добрались до крохотного хутора, стоявшего на берегу реки Унжи. У берега стоял плот с шалашом. Посредине плота был установлен ящик с землёй, на нём ночью разжигали костёр, чтобы катера видели плот и сбавляли ход. Плот был связан ивовыми вицами и от большой волны мог разъехаться. Хозяин хутора, видимо, желавший сменить место жительства, сплавлял лес на постройку дома из отборной десятиметровой ели. Переночевав у него, с утра мы двинулись в путь по реке. Плыли больше суток, а затем распрощались с добродушным хозяином плота и пересели на маленький катер, в тесной каюте которого почему-то всё время капало с потолка, да и стены были мокрые. До Шабалинского района мы ехали на поезде. Для нас с сестрой это была первая поездка по «железке». Чем старше мы становимся, тем сильнее нам хочется увидеть свою малую родину. Как там сейчас? Наверное, всё изменилось до неузнаваемости. Как там Вохтома, водятся ли в ней метровые щуки, так же ли прозрачны её родниковые воды, в которые я впервые в жизни забросил удочку с крючком, выменянным у соседского мальчишки за два куриных яйца? С деревянных огромных качелей с четырьмя люльками, которые стояли посредине нашей деревни, можно было, замирая от страха высоты, когда люлька была на самом верху, увидеть соседнюю деревню, по-моему, Душнево. А какая чудесная была построена водяная мельница в километре от деревни! Здесь работал старший брат отца Василий Тимофеевич. Многие умельцы-мужички, строившие мельницу, не вернулись с той страшной войны. Несладко жилось и тем, кто вернулся с неё. Мой отец Прокопий и его брат Василий вернулись с фронта инвалидами. Отец, хоть и на протезе, мог передвигаться, а Василию и протез не к чему было приторочить, так и прыгал до конца своих дней на костылях. В последнюю осень проживания в Скородумове я носил ему обед в кошёлке, перебежав поле и спустившись в глубокий тёмный овраг, по которому протекал родник с чистейшей водой и дно которого было устлано разноцветными камешками. Однажды, идя купаться с пацанами на речку, мы увидели пробегавшего матёрого волчищу, злобно поглядывающего в нашу сторону. С тех пор, когда я один нёс обед дяде Васе на мельницу, я с большой опаской спускался по крутой тропинке в этот овраг, заросший вековыми деревьями и кустарником. А вдруг этот волчище выскочит на меня в этом тёмном месте?! Шум работающей мельницы немного успокаивал меня, она была уже совсем рядом. В пруду выше мельницы водились крупные щуки, отец ставил на них жерлицы. Осенью охотились на уток, с провиантом было плохо, поэтому чирков он не стрелял, а, плавая на лодке по камышам, старался добыть крякаша. Воду из пруда частично спускали весной и летом, когда наступал сенокос. Помню, что когда уходила вода с лугов, там оставались небольшие лужи, и пацаны постарше меня ловили рыбу майками, а в некоторых лужах – и руками. Сорожку среднего размера дома подсаливали, а затем сушили на соломе в русской печке. До чего же она была вкусна! У нас была рыжая собачка по прозвищу Кукла – настоящая русская гончая. Какая она была мастерица по зайцу! И ведь никто её не натаскивал, но сколько из-под неё отец, на одной ноге, взял зайчиков! В те трудные послевоенные годы мы, малыши, частенько слышали от взрослых о случаях нападения волков на людей и домашний скот. Запомнился один рассказ. Девочка возвращалась домой из школы, которая находилась в соседней деревне, уже в сумерках и заметила, что за ней увязалась стая волков. А за несколько минут до этого верхом на коне проехал председатель колхоза, который тоже видел волчью стаю, но почему-то не посадил к себе девочку. Недалеко от дороги стояла небольшая копна сена, девочка подбежала к ней, запалила сено и, пока копна горела, успела написать записку, что председатель не посадил её на лошадь. Стая окружила горящую копну, волки, лязгая зубами, ждали, когда сено прогорит, чтобы разорвать беззащитную девочку. Клочки разорванной одежды, книжки, тетрадки да ступня от ножки в валенке – всё, что осталось от бедной девчушки. Её записку нашли в портфеле, а председателя посадили в тюрьму за его преступное равнодушие. На фоне этих рассказов у моей младшей сестрёнки в зимние вечера, когда матери и отца дома не было, случались слёзные истерики. Прижавшись лбом к оконному стеклу, она плакала: «Ой, мамку волки съели! Мамку волки съели! Почему её так долго нет?» Бабушка Матрёна, добрейшей души человек, которая нас вынянчила, не зная, как успокоить сестру, поднимала свой длиннющий сарафан спереди и, кружась и приплясывая, начинала петь нам весёлые частушки. Никакой другой одежды у бабушки под сарафаном не было. Увидев и услышав бабушкино выступление, сестра прекращала истерику, и мы с ней вместе падали на пол у жарко натопленной русской печи и катались по полу, чуть не помирая со смеху. И долго не могли успокоиться, даже когда этот маленький спектакль заканчивался, затмив жуткие рассказы о волках. Как хочется сейчас побывать на малой родине, пройтись по деревне, сходить на р. Вохтому, посмотреть то место, где стояла мельница, постоять с удочкой на малом песочке, где когда-то с отцом ловили крупных окуней! И посетить погост, где покоятся мои предки по отцу. Эта мечта не покидает меня в последнее время.
Александр Вязников, п. Рудничный.
_________________ Кто владеет информацией - тот владеет миром
|