Об авторе. Валерий Фёдорович Шапша родился в 1949 году на севере Кировской области (его отец в 1937 году был репрессирован, после отбывания наказания в Вятлаге был оставлен там же, на поселение, в конце 1950-х реабилитирован). После окончания средней школы в п. Лесном В.Ф. Шапша поступил в Московский инженерно-физический институт, после окончания которого работал в московском НИИ тепловых процессов, в его подразделении на Семипалатинском полигоне, принимал участие в подготовке и испытании ядерного ракетного двигателя для космических ракет. В 1978 году уехал в г. Обнинск в Физико-энергетический институт. Работал в научном отделе, отвечал за проведение экспериментальных исследований на установках с ядерными материалами. Последние годы работал заместителем начальника научного отдела и одновременно организовывал учебную работу в Российском учебно-методическом центре по контролю ядерных материалов, отмечен знаком «Академик И.В. Курчатов 4-й степени». Ему много приходилось ездить по стране, он часто бывал за границей, был в служебных командировках в Америке, Италии, Австрии, Германии. С марта 2010 года В.Ф. Шапша оставил работу и принялся писать для внука рассказы о своей малой родине. Его рассказы и воспоминания включены в пять сборников, которые изданы в одном из издательств Кировской области.
Мой отец
В одной большой украинской семье в начале прошлого века родился мальчик. Назвали его Фёдором. Случилось это 6 марта 1905 года в местечке Радом царства Польского, которое тогда входило в состав Российской Империи. Отец Фёдора, Иван Шапша, работал машинистом паровоза, в Российской империи эта должность называлась механик паровоза. Таких специалистов было немного, их ценили, им платили большую зарплату. У Ивана была большая семья – девять детей, и он её достойно содержал. Семья всегда была с ним – если он менял место работы, переезжала и семья. Иван работал в разных местах на территории царства Польского и Малороссии (Украины). Перед первой мировой войной семья обосновалась в небольшом городке Люботин, что недалеко от Харькова. Со слов Фёдора, предками его отца Ивана были реестровые запорожские казаки. Мать Фёдора, украинка Ирина, была домохозяйкой. Фёдор был одним из младших в семье, после него родилась только сестрёнка Женя. Среди старших братьев выделялся Василий, он был на семь лет старше Фёдора, и его судьба сильно повлияла на судьбу многих членов этой большой семьи. Детство и юность Фёдора пришлись на бурные годы начала ХХ века – первая мировая война, революция, гражданская война. Ему удалось получить лишь четырёхклассное начальное образование. Во время гражданской войны Фёдор лишился родителей, и забота о сёстрах легла на его плечи. Мятежный дух предков, запорожских казаков, а так же призывы «рабочей» партии к революции для создания справедливого общества на Земле, в интересах рабочих людей, подтолкнули старшего брата Василия, в то время слесаря железнодорожного депо города Люботин, к активной революционной деятельности. В начале 1917 года, ещё до революции, Василий вступил в РСДРП(б) – Российскую социал-демократическую рабочую партию (большевиков), был активным участником революции и гражданской войны. В 1919 году во время отступления Красной Армии из Украины к Царицыну был военным комиссаром 39-й стрелковой дивизии. В то время ему исполнился 21 год. После гражданской войны он перешёл на партийную работу в г. Харькове. Вернувшись в Харьков, Василий Иванович взял над Фёдором опеку, не юридическую, а опекал и помогал ему по жизни. Василий брал Фёдора с собой в Москву, когда ездил туда по делам. Особенно запомнилось младшему брату посещение Большого театра в Москве. После службы на Черноморском флоте Фёдор пошёл работать в паровозное депо города Люботин слесарем. Под влиянием Василия принял коммунистическую идею, уверовал, что перемены в стране совершаются в интересах рабочих и для улучшения их жизни, участвовал в работе партийной организации депо и впоследствии был принят в партию. С оружием в руках Фёдор защищал завоевания революции – был членом ЧОН (части особого назначения) при партийной организации города Люботин. Это была гвардия ВКП(б), которая использовалась для борьбы с контрреволюцией. Фёдор, как боец ЧОНа, работал, как обычно в депо, но по команде брал винтовку и патроны, которые хранились дома, и приходил на место сбора, чтобы участвовать в боевой операции. После окончания боя оружие оставляли дома и шли работать. Вот такая была жизнь. В 1930-х годах Фёдор женился. Кто была его первая жена, не знаю, сам он никогда не рассказывал, об этом я узнал от своей матери. У молодой семьи родился сын. Работая в депо, Фёдор успешно осваивал профессию машиниста паровоза. Работал сначала кочегаром, потом помощником машиниста, изучал теорию и технику. 3 января 1937 года он сдал государственный технический экзамен, обнаружив при этом хорошие знания техники и практики, и получил удостоверение, дающее право занимать должность паровозного машиниста на железных дорогах Наркомата путей сообщения СССР.
Фёдор Иванович стал работать паровозным машинистом в депо города Люботин. Это была престижная и открывающая большие перспективы работа. Жизнь постепенно налаживалась. Его любимой песней была «За фабричной заставой», её слова хорошо отражали настроения и ожидания рабочих парней того поколения. Однако ожиданиям Фёдора не суждено было сбыться. В середине 1930-х годов его брат Василий Иванович Шапша работал секретарём Харьковского обкома ВКП(б). В конце 1937 года его арестовали, как «участника контрреволюционной террористической организации». Я нашёл в Интернете «Список лиц, подлежащих суду военной коллегии Верховного Суда СССР» по Украинской ССР. Люди в списке были разбиты по категориям. Первая категория – 697 человек, вторая категория – 26 человек, третья категория – 0. Первая категория – это указание трибуналу вынести высшую меру наказания – расстрел. Вторая категория – 10 лет лагерей, третья – пять лет лагерей. Список был завизирован Сталиным, Молотовым, Кагановичем, Ворошиловым. И среди отнесённых к первой категории был Василий Иванович Шапша, старший брат Фёдора. Суд был скорый, 5 декабря 1937 года военная коллегия Верховного Суда СССР вынесла приговор – высшая мера наказания, а 6 декабря Василий Иванович был расстрелян и похоронен в Харькове. Его брат Алексей Иванович, работавший в то время начальником железнодорожной станции Чарск в Казахстане, был расстрелян, жена Василия Ивановича отправлена в колонию. Тучи, сгущавшиеся над Василием Ивановичем, не обошли стороной и его брата Фёдора, ведь они были в близких родственных отношениях. НКВД воспользовался этим и записал Фёдора в ту же «контрреволюционную организацию», что и Василия Ивановича. Маховик сталинских репрессий работал в полную силу. Фёдора Ивановича арестовали. Жена отреклась от него, чтобы не попасть в жернова НКВД. Впоследствии, после реабилитации, Фёдор Иванович ей этого не мог простить и не поддерживал с ней отношения. Ни о ней, ни об их сыне у меня нет информации. По рассказам Фёдора Ивановича, после ареста его практически не допрашивали – зачем, если и так следователям НКВД было всё ясно. Если из Василия Ивановича выбивали показания на его знакомых из высшего руководства Компартии Украины (он молчал), то Фёдор Иванович ни с кем из руководства не общался, и его не допрашивали с пристрастием. Просто вызвали через некоторое время и объявили приговор Особого Совещания при НКВД СССР (от 28 ноября 1937 года) – 10 лет лагерей с последующим поражением в правах. В то время из Харькова отправляли партию заключённых в недавно созданный Вятлаг (Вятский исправительно-трудовой лагерь). Фёдор попал в эту партию.
В лагерь Фёдор Иванович попал в 1938 году. Началась его новая жизнь. Условия в Вятлаге были настолько ужасные, что удивительно, как он выжил. Скорее всего, помогла в этом его специальность паровозного машиниста. Фёдора Ивановича не послали на лесозаготовки в тайгу, где по пояс в снегу или по колено в болотной жиже заключённые ручными пилами валили деревья и смертность была очень высокой. Но в 1941 и в 1942 годах туго пришлось всем заключённым. От холода, голода и жесточайшей трудовой эксплуатации тогда ежегодно погибало около половины всех заключённых Вятлага. Был также жесточайший пресс на политических заключённых со стороны уголовников и лагерной администрации. Несколько раз Фёдор Иванович просился на фронт, но ему отказали – политических заключённых на фронт не посылали. Он рассказывал, что, даже работая на паровозе, он чуть было не погиб. Зима 1942-1943 года была очень холодной, работать заставляли, не считаясь с состоянием здоровья заключённых. И вот в одной из поездок на паровозе, ослабленный длительным голодом и замёрзший (подошвы ног примёрзли к сапогам), он обессилел настолько, что не мог уже управлять паровозом, и охранники выкинули его из паровоза на обочину железной дороги, всё равно, мол, не убежит никуда. Его подобрали стрелочницы, отнесли к себе в землянку, отогрели, подкормили, и благодаря их заботам он остался жив. Фамилии стрелочниц Фёдор Иванович мне называл, но я, к сожалению, не запомнил. После 1943 года с питанием стало немного лучше, и смертность в лагере снизилась. В НКВД поняли, что рабочую силу надо беречь. И в таких условиях Фёдор Иванович провёл весь срок – 10 лет. На свободу он вышел в конце 1947 года. Ему определили оставаться на поселении в Вятлаге, но не в лагере, а в посёлках для свободных людей, которые работали за зарплату на отдельных должностях. Фёдор Иванович стал работать в должности машиниста паровоза уже как свободный человек, но с поражением в правах. Он был не просто машинистом паровоза, он был одним из лучших на Гайно-Кайской дороге машинистов и в последующем получил должность машиниста-инструктора, то есть имел право готовить молодых машинистов паровозов.
1948 году он встретил мою маму Анну Антоновну и женился на ней. Жили они на станции Има, там в то время жило большинство машинистов паровозов Гайно-Кайской железной дороги. Там я и родился в 1949 году. В следующем году семья переехала на станцию Раздельная (там железная дорога разделялась на три ветки). И людей на Раздельной жило больше. Отец построил там дом, благо, строительного материала – леса – было предостаточно, лес вокруг станции не вырубали для лесозаготовок. Дом поставил метрах в двадцати от железнодорожной линии на пригорке. Когда по железной дороге шёл тяжело гружёный состав с лесом, дом подпрыгивал, это особенно ощущалось по ночам, когда лежишь в постели. Построил он также и необходимые хозяйственные постройки, сарай для коз и кур, летнюю кухню, баню, колодец, откуда воду брали, рядом с домом был большой огород, подальше к лесу другой, дальний огород. Картошки, морковки хватало на всю зиму. Железнодорожная станция, депо были рядом. В вятлаговские посёлки, а они все располагались вдоль Гайно-Кайской железной дороги, ведомственной, принадлежавшей НКВД, сначала приезжали периодически вагон-лавки с продуктами первой необходимости, потом в посёлках построили стационарные магазинчики. Всю свою оставшуюся жизнь Фёдор Иванович посвятил детям. Одна за другой родились две дочки Надежда и Татьяна. В посёлке был комендант, но не было советской власти. Чтобы зарегистрировать родившегося младенца и получить свидетельство о рождении, приходилось ехать, бог знает как, в ближайшую деревню с коренными жителями Кайского края и получать там свидетельство о рождении в сельсовете. После смерти Сталина Фёдору Ивановичу разрешили приобрести охотничье ружьё – двустволку 16-го калибра. Лес был рядом, и дичи в нём хватало. В свободное время он хаживал на охоту и частенько добывал то глухаря, то тетеревов, иногда зайца.
На станции освободившиеся из лагеря уголовники не задерживались, уезжали, а вот политические заключённые, как правило, оставляемые на поселение, создавали семьи, рожали детей. У нас с сестрёнками было много сверстников. Психологический климат среди поселенцев на станции был благоприятным. Игрушки для детей купить было негде, и отец придумывал и делал их сам, например Ваньку-встаньку. Особенно запомнились клетки и ловушки для птиц, которые он делал из деревянных брусков и проволоки, они получались очень красивые и просторные. В доме на Раздельной несколько зим жили птицы, радуя и веселя всех зимой своим чириканьем. Летом их выпускали на волю. Однажды отец принёс из леса белку, сделал для неё в большой клетке колесо, и мы все с большой радостью наблюдали, как она мчится в колесе, как ловко вышелушивает из шишек семечки. Мы ходили в лес запасать шишки для белочки, сушили для неё грибы. Прожив зиму с нами в доме, белочка летом сбежала, наверное, в лес, он был недалеко от дома.
На каждый Новый Год Фёдор Иванович устраивал настоящий праздник для детей, приносил и наряжал пушистую, высокую, под потолок, ёлку. Ёлочные игрушки он раздобыл, но особенно нам нравились шоколадные конфеты в красивой яркой обёртке, которыми тоже украшали ёлку, но вешали их ближе к макушке, чтобы мы с сестрёнками их сразу не сняли. Потом эти конфеты торжественно вручали нам. Нравилось мне и сестрёнкам ходить с отцом в лес за грибами и ягодами, за вениками, за сеном, которое он косил для коз. Он рассказывал нам много интересного в этих походах. Устав ходить, мы садились в кружок и перекусывали, отец всегда брал с собой что-нибудь вкусненькое. Кинофильмы на станции Раздельной показывали очень редко. Приезжал вагон-клуб на несколько дней, и это была большая радость для нас. Я хорошо помню, как однажды отец сказал: «А сегодня мы будем смотреть кино». Мы обрадовались, натянули дома простыню вместо экрана и стали ждать. Отец специально ездил за пределы Вятлага, чтобы купить для нас диапроектор и кучу диафильмов. Когда он включил диапроектор, и мы увидели на экране цветную яркую картинку и текст внизу – это был праздник. Отец читал текст и пояснял, мы задавали вопросы. Отец заботился о том, чтобы в доме были детские книги, которые сначала читал нам, а потом я и сестрёнки их сами читали. На станции Раздельная отец научил меня играть в шахматы, он сам играл неплохо. Когда я подрос, отец стал брать меня с собой на паровоз, и я ездил вместе с ним в кабине, сначала в короткие поездки, а потом и в более дальние. Он показывал мне, как управлять паровозом, и я до сих пор помню, какие штурвалы надо повернуть и куда, какой сигнал подать, какой контроллер открыть, чтобы паровоз поехал вперёд или назад. Только руку надо иметь твёрдую и крепкую, а у меня ручка паровозного гудка всё время вырывалась из рук, и звук получался не совсем такой, какой надо.
Отцу предложили восстановиться в КПСС, но он отказался, хотя по-прежнему в душе придерживался идеалов коммунизма. Иногда его спрашивали, имеет ли он награды. Он всегда отвечал: «Да, имею, 10 лет лагерей». После реабилитации отец получил возможность выезжать за пределы Вятлага, стал ездить в командировки, сопровождать вятлаговские паровозы на ремонт в крупные паровозные депо СССР, в том числе и в город Люботин. Из этих командировок он привозил много интересного и разнообразные фрукты, о существовании которых до этого мы знали только из книжек. На станции Раздельная была только начальная школа. Средняя школа для лагпунктов Вятлага была в посёлке Лесном. Там же был и интернат для тех детей, которые жили в лагпунктах. В учебные дни они жили в интернате и учились в школе, а на выходные дни уезжали к родителям. Пассажирский поезд уходил каждый день из Лесного вечером, а возвращался утром. Чтобы мне и сестрёнкам не пришлось оставаться в интернате во время учёбы, отец, после реабилитации, начал хлопотать о предоставлении семье квартиры в посёлке Лесном. Трёхкомнатную квартиру в щитосборном финском доме в Лесном наша семья получила в начале 1962 года, и учась в 5-м классе, мне всё-таки пришлось жить в интернате. В Лесном отец продолжал работать машинистом паровоза до 60 лет. Потом вышел на пенсию, а она у него была почти максимально возможной в то время для рабочих – 115 рублей.
По тогдашнему законодательству пенсионер мог работать и получать зарплату не более двух месяцев в году. И он этим всегда пользовался и пару месяцев в году подрабатывал. Конечно, на всё необходимое этих денег не хватало, но отец был хорошим мастеровым, особенно в обработке дерева. Каких только инструментов у него не было! Практически всю мебель для трёхкомнатной квартиры в Лесном он сделал сам: платяной трёхстворчатый шкаф, тумбочки, этажерки, стулья, табуретки. И не просто сделал кое-как, а сделал красиво, с душой, с витой отделкой, где надо – проморил, покрыл лаком. Он был мастер не только по дереву, но и по металлу. Делал для себя из паровозной стали охотничьи ножи с ножнами и витой рукояткой. Один такой нож у меня сохранился, хорошо держит лезвие, и я беру его с собой, когда выезжаю в лес отдыхать. А какие деревянные резные шкатулки делал отец – это просто чудо! Одна из шкатулок отца очень понравилась моему итальянскому коллеге Сержо Гуардини, я подарил ему шкатулку, и она сейчас где-то в Италии. Отец никогда не злоупотреблял спиртным, не курил, никогда не кричал и не повышал голос в разговоре, и к нему очень уважительно относились соседи и знакомые. Мне запомнился один случай. Мне было лет 15. Мы с отцом пошли в баню, идти надо было через весь посёлок. Когда мы шли по улице мимо частного дома, послышался выстрел из ружья, и из дома выскочила с криками растрёпанная женщина. Она кричала, что пьяный муж собирается её застрелить. Действительно, на крыльцо, еле держась на ногах, вышел мужик с ружьём и принялся угрожать, что всех перестреляет. Отец, не потеряв самообладания, спокойным голосом вступил с ним в разговор, пошёл к нему навстречу, завёл в дом и отобрал ружьё. Мало кто на такое решится. Я даже не успел осознать, что происходит. Отец был сторонником приобщения детей к труду. Так, после восьмого и девятого класса на летних каникулах он пристраивал меня на месяц на работу, сначала в отделе связи лазить по столбам и тянуть провода, на следующий год в отделе капитального строительства подсобным рабочим (бери больше, кидай дальше). Когда я учился в институте в Москве, отец каждый месяц присылал деньги, поддерживая меня, хотя стипендия у меня была всегда – и приличная по тем временам, но её было недостаточно для жизни в Москве. Поддерживал он и моих сестрёнок, пока они не вышли замуж.
Когда годы взяли своё и работать стало тяжеловато, отец пристрастился к рыбалке, благо, речка протекала недалеко. Мы с сёстрами постоянно навещали отца и маму в Лесном, и они заезжали к нам по мере возможностей. Последний раз я приехал в п. Лесной по его просьбе, за месяц до его смерти, видимо, отец чувствовал её приближение. Мне запомнился один разговор с ним. Он лежал в постели и задумчиво смотрел на меня. А потом сказал: «А ведь неплохо мы жили при царе, не надо было этого затевать (он имел в виду революцию – В.Ш.). Бывало, отец договорится с исправником, скинут свиную тушу с вагона и поделят пополам. Да, неплохо мы жили…» 25 апреля 1983 года умер глубоко порядочный, широкой души человек Фёдор Иванович Шапша, так и не дождавшийся, когда взойдёт солнце свободы и справедливости для рабочего люда. Когда мы его хоронили, шёл редкий дождик, и какая-то женщина сказала, что это небеса оплакивают его смерть.
Валерий Шапша. г. Обнинск Калужской области.
Вложения: |
Федор Шапша.jpg [ 33.91 КБ | Просмотров: 4272 ]
|
_________________ Кто владеет информацией - тот владеет миром
|