|
Считаю, Бог меня хранил…
Это было очень давно в п. Рудничном, где я родился, окончил среднюю школу, откуда поступил в Пермский медицинский институт, после окончания которого вернулся в посёлок и двадцать лет проработал хирургом и главным врачом.
В нашем посёлке была церковь (вернее, молельный дом), под неё был приспособлен жилой дом. Когда я был ещё маленький, мама водила меня туда, там меня и крестили. Помню, народу приходило очень много, даже не всем хватало места. Мама, рождённая ещё до революции, была верующей, посещала церковь на все православные праздники, не полностью, но соблюдала посты (старые люди посты называли говеньем).
И вот в конце 1950-х годов при руководителе страны Н.С. Хрущёве вновь начались гонения на церковь. Как всегда, находились воинствующие атеисты, которые писали письма в различные инстанции советско-партийных органов, собирали подписи, чтобы закрыть церковь под любым предлогом. Помню, когда я учился на первом курсе института, к нам на занятия приходил один мужчина, который заставлял расписаться в какой-то бумаге, что мы согласны, чтобы закрыли храм, потому что он находился недалеко от школы и мешал детям учиться. Что я тогда мог понимать в этих делах? Мне было всего 17 лет.
Нашёлся и в нашем посёлке такой коммунист, у которого дом, в котором он жил, находился рядом с церковью. В письмах он жаловался, что колокольный звон мешает ему и жителям посёлка, раздражает, оказывает отрицательное воздействие на здоровье, что религия – опиум для народа, она не способствует коммунистическому воспитанию молодёжи. Приезжали различные комиссии. Прихожане, как могли, защищались, тоже писали письма в различные органы, вплоть до Московской Патриархии. Несколько лет длилась эта борьба, но всё-таки в начале 1960-х годов церковь в Рудничном закрыли.
Мама и другие прихожане рассказывали мне, что когда настало время вывозить церковное имущество, снимать кресты и иконы, то собралось очень много народу, люди защищали церковь, не пускали в неё. Старушки кричали: «Не трогайте, не разрушайте! Бог вас накажет!» Пришлось вмешаться милиции.
Многие, кого посылали снимать кресты и иконы, а это были рабочие с предприятия, категорически отказывались это делать даже под угрозой наказания. Но нашлись трое смельчаков-комсомольцев, которые под негодование верующих всю эту работу сделали. Один из них был шофёр, он увозил церковное имущество на склад. Как мне потом рассказывали, всё это имущество долго лежало на складе, часть его растащили, а остальное было вывезено на свалку.
Прошло около десяти лет. Я уже работал врачом-хирургом и занимался судебно-медицинской экспертизой. Как-то совершенно случайно наша сотрудница, которая работала санитаркой, была фанатически верующим человеком, сказала мне: «А знаете, тех троих молодых парней, которые так рьяно разоряли нашу церковь, Бог наказал. Они все погибли». И я вспомнил (они были моими ровесниками): первый погиб совершенно нелепо – попал под колёса своего же автомобиля; второй на рыбалке утонул по время купания, причём на очень мелком месте, и я давал судебно-медицинское заключение; третий летом приехал к маме в отпуск из другого города, уснул на веранде в нетрезвом состоянии с сигаретой и сгорел, причём веранда пострадала незначительно, а труп настолько обгорел, что не было ни рук, ни ног, а вместо живота – мокрое место (он и сейчас у меня перед глазами).
Бог видит всё. Он дарит нам жизнь, защищает и хранит нас, а когда гнусно покушаются, разрушают святую Русскую Православную Церковь – наказывает.
Я родился и вырос в то время, когда шла, я бы сказал, очень жёсткая борьба с религией: закрывали храмы, преследовали священнослужителей, в вузах были введены программы курса атеизма. Моя сноха, учитель средней школы, в субботу перед Днём Святой Троицы не ходила на кладбище, боялась, что её увидят, будут осуждать, накажут на работе. Когда я приехал уже молодым специалистом, у нас в больнице работал хирургом фронтовик Василий Яковлевич Арбузов, ему было уже 60 лет. В душе он был верующим человеком. Я обратил внимание, ассистируя ему на операции, что он, беря в руки скальпель, перед тем, как сделать разрез, говорил: «Благословясь». И я тоже на протяжении всей своей хирургической деятельности говорил это слово. Помогло ли это мне, не знаю, но считаю, что Бог меня хранил.
Однажды в начале 1970-х, в феврале, мы с товарищем на машине поехали по старым охотничьим местам за посёлок Чус. Там заготавливали древесину и вывозили её на р. Каму по узкоколейной железной дороге и лесовозами. Было воскресенье, вечерело, мы возвращались домой. Я был за рулём автомобиля ГАЗ-69, товарищ рядом. Подъезжаем к железной дороге, в колее машина начинает пробуксовывать. Я включил пониженную передачу, машина тронулась и заглохла. И в это время из леса вылетает дрезина. Сильный удар справа – и машину развернуло. Я вижу: из-под колёс дрезины летят искры, она скатывается с рельсов, по инерции немного едет и останавливается. Из кабины выскакивают две женщины, что-то кричат, машут руками и бегут к нам.
– Вы живые? – спрашиваю я.
– Живые, живые!
Машинист, то ли со страху, то ли по какой-то другой причине побежал по железной дороге вперёд.
Я вышел из машины, смотрю – правое крыло загнуто, упёрлось в колесо, решётка перед радиатором вся смята. Открыл капот, посмотрел, цел ли радиатор – всё в порядке. Крыло от колеса мы отогнули, машину завели и поехали домой.
При ударе я нисколько не испугался, а у товарища, когда мы немного отъехали, случился со страху шок, его затрясло, но потом и он успокоился, и мы договорились, что дома ничего рассказывать не будем.
Как объяснить этот случай? Увидеть приближающуюся дрезину я не мог, обзора перед железной дорогой не было, вдоль дороги стоял сплошной лес. Это после происшествия лес по обе стороны вырубили. И вот ведь какое совпадение обстоятельств: выходной день, 30 км от нашего посёлка, мы едем, и перед самым заездом на железную дорогу машина глохнет, а из леса вылетает дрезина – и удар. Ещё бы один метр нашего движения вперёд – и прямое столкновение и смерть. Что это? Везение? Нет, Бог и только Бог подарил нам жизнь. Только через полтора года я рассказал жене об этом случае.
Когда началась перестройка, изменилось отношение руководства государства к церкви, началось восстановление храмов, появилось много информации о религии. Я, как и многие другие, стал глубже осознавать и понимать, по-другому оценивать происходящие процессы и события. У меня появилась потребность общения с церковью, с Богом.
В студенческие годы я занимался вокалом, в основном классической музыкой, выступал на больших сценах, участвовал в различных смотрах художественной самодеятельности. Когда я работал в Кирове, у меня было желание попробовать петь в церковном хоре. В 1990-е годы я обратился к регенту Архиерейского хора Успенского собора Трифонова монастыря и высказал свои пожелания. Он меня прослушал, оценил музыкальные данные, рассказал о сложности церковного пения и сказал, что примерно полгода надо стажироваться. Я согласился и через полгода уже мог исполнять басовые партии.
1990-е годы были очень сложными для народа. Страна пошла по пути капиталистического развития. Закрывали предприятия, появилась безработица, начался запредельный рост цен, дефицит продуктов питания, зарплаты, пенсии не выплачивались. Люди потеряли все свои сбережения. Как выживать? Все находились под стрессовым колпаком. И я обратил внимание, что на церковные службы стало приходить всё больше народа. В чём причина?
Когда идёт богослужение, горят свечи, льётся красивая, божественная музыка, наступает состояние покоя, блаженства, ты уходишь от бытовых забот и погружаешься в какой-то особый мир. Мир душевного спокойствия. Я ощутил это на себе.
Я задавался вопросом: почему в церквях крыши строятся в виде куполов? Мне объяснили, что когда человек стоит под куполом храма, вся негативная энергия как бы уходит в этот купол.
Архиепископ, а затем митрополит Вятский и Слободской Хрисанф, создатель Архиерейского хора в Успенском соборе, очень дорожил и гордился им. По качеству звучания и разнообразию музыкальных произведений хор конкурировал со столичными хорами, и когда в г. Киров в начале 2000-х годов приезжал Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II, он дал очень высокую оценку Архиерейскому хору за исполнительское мастерство и наградил регента церковной наградой.
К большому сожалению, после кончины митрополита Хрисанфа вновь назначенный архиепископ, а затем митрополит Марк Архиерейский хор распустил, считая его ненужным, а балкон, который два века служил хоровому пению, сломали. Сейчас на его месте голая стена.
Нельзя сказать, что я стал полностью верующим человеком, но те перемены, которые произошли во мне, убеждают, что я – христианин.
А.П. Катаев, г. Киров.
_________________
Кто владеет информацией - тот владеет миром
|
Вход
Регистрация
Главная страница сайта
FAQ
