Наследство – Поработаем кулачком, дедушка, – ласковым голосом обратилась ко мне молоденькая медсестра Любаша, как я её про себя назвал, прочитав имя, написанное на спине «космического комбинезона». В них общается с нами весь медицинский персонал ковидной больницы. Ловко воткнув иглу капельницы в мои затерянные вены, она закрепила трубочку пластырем и перешла к следующему коронованному страдальцу. Так мы называем себя, пытаясь шутками подбадривать друг друга, чтобы не оставаться наедине со своими грустными перспективами.
А мне нравится лежать под капельницей, можно подумать о многом, а главное успокоить себя, что про тебя не забыли, что прямое вливание лекарств в кровь не так портит печень и почки, которые в моём старческом возрасте ещё пригодятся, если удастся побороть эту заразу, которая добралась и в моё захолустье. Понятное дело, что никто никакие маски в деревне не носит, вот и попались в лапы «ковиду» несколько моих односельчан, в том числе и я. Зашла как-то неделю назад в гости соседка Нюра, на минутку только и заскочила – попросила нож к мясорубке поточить, да лампу паяльную наладить. Собралась, говорит, поросёночка после Михайлова дня прибрать, вот и готовлюсь. А Нюрка, она сама поросёнка разделывает, я ей только колю да смолить помогаю. Она всё сама делает: и сено косит, и огород содержит, и скотины полон двор. Мужика Нюрка схоронила ещё лет пять назад, а детей Бог ей не дал, вот одна, как и я, кукует. А то, что она в тот день как-то странно подкашливала, меня даже и не насторожило: ну продуло бабоньку где-то, видать. А как потом оказалось, подцепила она перед этим заразу, когда ездила на приём в районную больницу. Сама-то легко, почти на ногах болезнь носила, а меня скосила лихоманка уже на третий день, после её визита. Лёгкие у меня слабые ещё с молодости, когда отморозил их по глупости да по пьянке, проспав ночь на голой земле у потухшего костра. Вот и увезли меня «космонавты» в областную больницу, где я неделю провалялся в реанимации, после чего уже перевели в обычную палату.
Не успел я даже глаза закрыть, как лежащий на тумбочке мобильник «стилинькал», подавая сигнал, что кто-то послал мне сообщение. Включаю – друг Николай пишет: «Вчера твою соседку увезли в больницу. Плоха очень». Да, думаю, вот и до тебя, Нюра, дотянул свои щупальца ковид проклятый. Сейчас придёт Любаша капельницу убирать, надо будет спросить, где ты лежишь? Если рядом, то навещу, чай не чужие всё же. И точно, посмотрела медсестра списки больных, а там и выяснилось, что лежит Нюра через две палаты от меня. Тут же, не откладывая на потом, поспешил я к соседке, благо разрешается ходить из палаты в палату.
То, что я увидел в этой палате, ужаснуло: рядом с койками страдальцев стоят какие-то аппараты, которые мигают, пищат, хрипят; тут же стоят стойки капельниц. Рядом с окном замечаю Нюру под кислородной маской, она меня тоже узнала и слабо пошевелила рукой в знак приветствия. Подсел к ней на койку, поведала она, что скоро перевезут её в реанимацию, что у неё двухсторонняя пневмония и на глазах падает сатурация. – А у меня к тебе, Василий, последняя просьба будет, – сняв маску, сквозь хрипы произнесла чётко Нюра, – чувствует моя душенька, что вывезут меня из реанимации вперёд ногами. Не возражай, соседушка, а слушай дальше. Нет у меня боле никого близких, окромя тебя. Потому позови срочно сюда в палату нотариуса, отпишу тебе всё моё имущество, но с условием, что похоронишь меня чин чином, обязательно с отпеванием, и не пустишь наследство по ветру. – Да ты что, Нюра? Не надо мне твоего имущества, и думать об этом перестань. Ещё меня переживёшь, а уж ежели, что случится, так и без завещания тебя похороню – даже осерчал я на соседку. Ишь чего удумала старая, условия мне ставить, купить меня захотела, словно я куркуль какой али крохобор. А Нюра так злобно посмотрела на меня и говорит: – Не затем я хочу отписать хозяйство тебе, что не верю в твою порядочность, а затем, чтобы спокойно мне было там, что погребли меня по-человечески, и что в надёжные руки перешло родовое наследство. Усмехнулся я про себя при этих словах Нюры, но вслух ничего не сказал. Ну, какое там родовое наследство – домишко столетний кособокий, да рухлядь на полатях раскиданная. А Нюра, словно почувствовав мои скептические мысли, продолжила: – А вот ты зря усмехаешься, Василий. Думаешь, я не знаю, что у тебя в голове сейчас крутится насчёт моего наследства, думаешь, не понимаю, с каким недоверием ты сейчас слушаешь? Считаешь, поди, что Нюрка из ума вышла от болезни да мук телесных? В порядке мысли мои, соседушка, и вот пока из ума не выжила, хочу, что б ты нотариуса позвал. Боюсь я, Василий, что всё по ветру развеется: всё, что передаётся в нашем роду из поколения в поколение. Никому никогда не говорила, а тебе сейчас скажу. Бабушка у меня была не простая крестьянка, а любовницей была помещика местного, в горничных у него числилась. Своих-то детей у барина не было, а она от него родила моего отца Григория. Признать это в то время нельзя было, но всё богатство перед смертью передал барин из рук в руки сыну своему незаконно рожденному, Григорию. У меня в божнице знаменитые редкие иконы стоят, в сундуке книги старинные в золотых окладах, перстней да бриллиантов полная шкатулка. Вот это всё я и завещаю тебе, Василий. Жить тебе ещё долго, детям поможешь, а что и в музей отдашь; я сама уж хотела, да всё никак собраться не смогла. Так что не спорь, Василий, повторяю – зови нотариуса.
– Да кто ж его сюда, в красную зону-то пустит? Окстись, Нюра. Живи, давай, самой ещё богатства пригодятся, – стал я возражать, но старушка была непреклонна, с гневом стала выговаривать мне, что не хочу я исполнить её последнюю просьбу, что грех это великий – не исполнить волю умирающей. Ладно, на соседней койке маялся какой-то невзрачный мужичок в больших, словно лупы увеличительные, очках. Посоветовал он позвать главного врача, которому дано право засвидетельствовать завещание вместо нотариуса, но добавил, что нужен ещё один свидетель, которым он предложил себя. Вот есть ведь ещё на свете умные да жалостливые люди.
Эх, как подхватилась Нюра, засуетилась; тут же очкарик дал ей ручку и листок бумаги – она под его диктовку стала писать завещание. Меня отправила за главным врачом, пригрозив, что если вернусь без него, по ночам в гости ко мне ходить будет и причитать о богатстве потерянном, бомжами растащенном. Через полчаса все формальности были улажены, под завещанием стояла резолюция главврача и подпись свидетеля-очкарика. А не зря спешила Нюра, на глазах ей становилось всё хуже и хуже: она захрипела под кислородной маской, тут же появились два молодых санитара с каталкой, сказали мне прощаться с соседкой, что сейчас повезут её в реанимацию. Сняв маску, поманила Нюра меня склонить голову к ней. – Прощай, Василий! А я ведь тебя, сосед, с молодых лет любила, да только виду не подавала, чтобы тебя не баламутить да жизнь твою семейную не губить. Поцелуй меня, Вася, на прощание, – тихо прошептала старушка. Со вспыхнувшей жалостью стал я осыпать лицо Нюры поцелуями. Но вдруг, словно откуда-то издалека, услышал голос медсестры Любаши: – Ты что тут дедушка весь исчмокался? Приснилось что-то радостное? Просыпайся, давай; сейчас в попу укольчик сделаем, а потом и спи до утра.
Ничего не понимая, потянулся я за мобильником. Никаких сообщений от Николая нет. Ай, как же меня сморило под капельницей, каких только страстей не натерпелся. А Нюра-то бабёнка ещё хоть куда, оказывается, и не беда, что не барская внучка, что никакого за ней наследства нет. Вот вылечусь – точно в жёны позову.
_________________ Земеля
|