Не моё, но понравилось. Автор Ольга Лаврова. Хотелось бы услышать и ваше мнение.
Найти и отпустить 1 Автобус переваливался с боку на бок, как беременная тётка или пьяная утка. Преодолев последние грязные ухабы, выбрался на более сухое место небольшой возвышенности и побежал быстрее. Ехать стало гораздо легче, а то от постоянных виражей начала кружиться голова. В деревню, куда направлялась Оля, автобус ходил три раза в неделю. Сельские жители с утра спешили на нём в район: кто в больницу, кто по делам, а вечером все вместе – домой. – Остановите здесь, пожалуйста, – попросила Оля водителя, когда впереди показались серые деревянные крыши. Перед центральной усадьбой грунтовка делала поворот; здесь же был отворот в когда-то жилую деревню Мартыновку. Поправив рюкзак, женщина двинулась по грязной, не успевшей ещё зарасти дороге. Пройдя мимо окружённого камышами пруда, достала сигарету. В деревню идти было незачем. На часах девять утра, поэтому впереди был целый день, чтобы преодолеть не такой уж долгий, но весьма сложный путь в ещё более дальнее, совсем заброшенное село Луговка. Оля двинула сначала к гаражам: хотелось в туалет и осмотреться…
Лёшка пропал два года назад. Вот в такую же сырую осеннюю непогодь. В первые годы совместной жизни Ольга поначалу интересовалась, а потом уж никогда и не спрашивала, куда муж направляется, собираясь на рыбалку или охоту. В общем, и в тот раз поехал и поехал – первый раз что ли? И когда не вернулся к вечеру, не паниковала: оставались иногда в лесных избушках охотники и на ночь. Но когда не вернулся на второй день, обзвонила всех, и с каким-то стыдом в голосе сказала, что понятия не имеет, где муж – в каком направлении его вообще искать надо.
Полиция, поиски, расспросы… Машину нашли друзья через месяц, постепенно обследовав все популярные и не очень места промысловиков. Лодка была дома, поэтому про реки и озёра не думали. Тем более в доме не было одного из карабинов. Следующий месяц парни, казалось, прочесали всё в этих краях. Дошли по его следам до заброшенного села Луговки, куда некоторые любители ездили на медведя – здесь был сооружён для отстрела лабаз, и засевалось овсом поле.
В эту Луговку, куда и держала путь Ольга, летом изредка приезжали люди. Обошли тогда поисковики эти места со всех сторон настолько, насколько смогли. Но тщетно. А потом наступила зима… Прошла весна, за ней – лето. Все похоронили Лёху, хотя и не нашли. Полиция продолжала поиск в другом направлении: вдруг он просто ушёл из дома?.. «Бред!» – твердила Оля. – «Куда, зачем?». «Всякое бывает», – говорили ей… – «А вдруг?»
Время тянулось резиновой нитью. В суете и заботах прошёл год, другой. Дети успокоились, поддерживали. Сын из хулиганистого, ершистого подростка превратился в серьёзного парня. Девчонки, сигареты, спиртное его не обошли стороной, но он вырос далеко не раздолбаем. Вместо желанного университета вдруг ушёл в местный техникум осваивать рабочую специальность. Дочка, конечно, скучала сильно по отцу, и Ольге пришлось из той, КОГО жалеют, стать тем, КТО жалеет и находит слова поддержки для близких – ими она успокаивала не столько дочь, сколько себя. Тогда Оля и стала снова курить. Не стесняясь дымить по молодости, в замужестве перестала этим баловаться, но тут вновь взялась за сигареты, когда закрутилась эта канитель. Так и втянулась.
Вот и сейчас, едва выпрыгнув из автобуса и отправившись к гаражам, чтобы «от и до» выследить весь путь Лёшки перед тем, как он потерялся в этих лесах, она затянулась… Потому что сейчас не только знала, что он здесь, а знала – где именно…
2 Ольга определённо знала, куда идти. Она всегда была твёрдо убеждена, что ОН ждёт. Почему эта мысль впилась клещом в мозг, объяснить трудно, да она никому ничего не пыталась объяснять и не желала. Без вести пропавший супруг для неё не был мёртв, хотя его похоронили все. Она привыкала к одиночеству, практически не проявляла эмоций. Всё делала на автомате: огороды, работа, дела по дому. Ходила в маске спокойствия, даже в кафе с девчонками выбиралась посплетничать. Жизнь продолжалась. Но только внешне… Внутри всё горело от незнания. Где-то глубоко в сердце она понимала, что мужа нет в живых. Между тем, ей это необходимо было знать точно: увидеть мёртвое тело и похоронить его… Она не принимала смерть без подтверждения что ли… Первое время, бывало, заговаривала с более близкими приятельницами на эту тему, но те либо не знали, что посоветовать, либо убеждали остановить ненужные мысли: «Всё, – понимаешь?.. Всё!».
Она не понимала. И не принимала. И однажды это случилось. Несколько дней подряд ей снился один и тот же сон. Стоит Лёшка на каком-то возвышении на лесной дороге. Рядом, на небольшой поляне – странная сосна: ствол её раздваивался, одна большая ветвь была сломана, вторая росла, снова раздваивалась, и от неё шли другие ветви. Сосна была старая, сильно выделалась на фоне других стройных деревьев, и служила даже неким ориентиром путешественникам. Сон повторялся несколько раз. Без вариаций. Один и тот же несколько дней подряд. Оля до мельчайших деталей изучила его: тёплая, сухая осень, пробивающиеся лучи утреннего солнца через деревья, поднимающаяся от поверхности земли туманная дымка ночной росы. Звонкий лай бегающей вокруг Лёшки собаки, его взгляд – пристальный и зовущий. Он улыбался слегка, но глаза были серьёзные, какие-то тёмные, тревожные.
Когда сон повторился на следующую ночь, потом ещё, и ещё, и ещё, она укрепилась в том, что пойдёт за ним не во сне, а наяву. Уверенность, что это необходимо, нарастала. Сказав, что, едет в санаторий, взяла на работе отпуск за свой счёт, договорилась с незамужней двоюродной сестрой, что та поживёт у неё пару недель. То, что времени на поиски может уйти много, она не сомневалась. Она готова была жить в той самой Луговке до скончания века и принять любой исход событий. О том, насколько опасно бродить одной по лесу в такой дали, не думалось. Просто она должна была наконец-то узнать правду. Найти мужа. Увидеть СМЕРТЬ, и уже только тогда – смириться и жить дальше.
Сборы были недолгими. Оля накупила лёгкой еды, собрала необходимый минимум в походный рюкзак. Утром, пока домочадцы спали, она отправилась пешком на автобусную станцию…
3 Дорога в заброшенную Луговку растянулась на семь километров. Семь ручьёв пота сошло с неё, пока она добралась до деревни. Она не стала бродить по другим участкам, не ровен час – провалишься в старый колодец – и абзац! Зашла в один незакрытый дом. Лёшка, я здесь, рядом, – говорила мысленно в пустоту вечера. Пока суетилась, обустраиваясь на ночлег, стемнело. Сегодня Лёшка не приснился. Ей виделось клюквенное болото. Оно было нестерпимо жёлтым, с кустиками зелёной осоки и редкими деревцами на кочках, обсыпанных вокруг ягодами. Синее небо буквально жгло глаза. А кочки покрыты клюквой так, что казались пролитой свежей кровью. Вдруг под ногами зажурчало, и Оля почувствовала, как ноги затянуло вниз. Она не могла двинуться с места. Паники почему-то не было. Она ясно понимала, что это сон. Поэтому наблюдала дальше. Вода стала журчать сильнее, и Оля вдруг с резкой силой ухнула вниз, в пустоту и… проснулась. Рассвет уже занимался. Значит, надо быстро позавтракать, проверить снаряжение и двигать дальше. Закрыв уже остывшую печь, Оля притворила дверь и зашагала по центральной улице деревни мимо полуразвалившейся церкви в сторону, куда петляла по полю едва заметная дорога.
Заходить на болото оказалось непросто: впереди раскинулось очень сырое место, кое-где скрывавшее мох под слоем воды. Куда дальше? Оля решила не углубляться далеко, боялась заблудиться. Оглядывалась назад – держа в поле зрения просвет, говорящий, что болото вот оно… Когда стала сомневаться, что обратно дорогу найти станет трудно, повернула налево, решив обойти болото. Сев на повалено дерево, достала коньяк и сигареты. А если не найду, если прокружу весь день и – ничего? Зачем я забралась в такую даль? Сомнения навалились тяжёлым камнем. Она отогнала тревожные мысли и выпила. Надо успокоиться. Я буду ходить сюда каждый день все две недели, пока сон не покажет что-то новое, пока что-нибудь не найду! Я буду ходить сюда, пока не умру на этих болотах. Упрямство, злость и частично спиртное буквально взорвали ей мозг. Она взяла ещё одну сигарету… и вдруг услышала треск сучка.
В какой-то момент, перепрыгнув небольшой ручеёк, она стала уже отчётливо слышать треск сучьев. Он звучал то справа, то слева позади неё постоянно. Иногда она оглядывалась и ничего не видела. Достала нож – не ахти какая помощь, но всё же так спокойнее. Пожалела, что не взяла ружьё. Хотя и знала, что при нападении сбоку или сзади толку от него не было бы никакого. Эта мысль заставила оглядываться чаще. Тут она явственно услышала чьи-то тихие шаги и шорох буквально за спиной. В страхе повернулась – никого! Волосы на голове слегка зашевелились от страха. Она старалась не упускать из вида пространство, тем не менее, была готова в любой момент размахивать ножом. И вдруг Оля услышала сзади глухое рычание. Приехали! Мысль обожгла: волк!
Она резко обернулась, стараясь не грохнуться на мягком мху и, попрощавшись в одну секунду с этим светом, понимая, что с таким хищником ей не справиться, закричала… И обомлела: перед нею, низко опустив голову, оскалив клыки, как настоящая волчица, стояла – Белка! Вся вселенская скорбь и всё божье облегчение нахлынули на женщину, заложив уши словно ватой, звенящей тишиной. Она больше не видела и не слышала ничего вокруг. Пространство сжалось до глаз собаки. В них трепыхалось какое-то дикое пламя. Белка глухо урчала, не двигаясь с места. Оля выпустила из рук нож. Медленно сняла рюкзак, опустилась на четвереньки, понимая, что поиски почти завершены и прошептала: – Белочка…
Звук получился каким-то хриплым, плаксивым. И в подтверждении тому слёзы впервые за долгие два годы покатились как горох неудержимо сильно. Она села перед смотрящей на неё почти с того света родной собакой и зарыдала. Вся боль, накопленная за долгое время, вырвалась наружу. Бог знает, как собаке удалось выжить – но, удалось – она ведь не человек! – ей в лесу проще. Но если она тут, значит рядом и Лёха. Если жив… А если нет?.. Нет! Неспроста сон привёл именно сюда. Оля плакала с облегчением и счастьем: их Белка, весёлая, умная Белка, славный добрый «хвостик», стояла рядом! Ниточка, которая через время протянулась от исчезнувшего Лёшки к ней.
Собака и на самом деле будто отмерла, почуяв хозяйку и, приблизившись, всмотревшись в лицо женщины, стала здороваться шершавым тёплым языком. Оля очнулась и обняла Белку: – Вспомнила, сучка! – и, откинувшись назад, обняла псину от души и захохотала на весь лес. Когда истерика закончилась, Оля села на землю, прислонилась спиной к сосне, допила остатки коньяка и закурила. – Ну, и где он? Собака смотрела на неё, наклонив голову набок и высунув довольный язык. – Веди! – приказала Оля и пошла вслед за Белкой. Та, повизгивая, неслась куда-то в сторону от болота, иногда останавливаясь и поджидая.
Оля шла за лайкой и думала: вот сейчас она найдёт Лёшку и спросит по полной программе: почему он так сделал? Зачем так поступил? Неужели ему было с ней плохо? Неужели дети ничего не значили? Или он всё ж натворил нечто такое, из-за чего не захотел подвергать опасности её и детей? Белка мелькнула в очередной раз хвостом-калачиком и исчезла. Оля подбежала к тому месту, где скрылась собака, и, к своему удивлению, обнаружила небольшое, открытое средь сосен пространство чуть внизу и лесную избушку.
Оля приблизилась к строению, отворила дверь, заглянула в сумрачное помещение: нары, грубо сколоченный стол, выложенная из камня печь-очаг. Рядом с избушкой виднелись следы кострища, меж деревьев были привязаны более тонкие стволы, на них висели шкуры. Оля достала телефон, но так и не смогла узнать время: зарядка села. Странно, она им практически не пользовалась. – Лёша!!!... Тишина. Ладно. Белка привела, куда надо. И даже если он услышал, но прячется, всё равно деваться ему некуда.
От нечего делать, Оля развела костёр. Рядом стояло ведро с водой, котелок. Она набрала воды, вскипятила воду, развела в ней лапшу. Может, ушёл охотиться? Ведь чем-то он питается! Оля обошла землянку, ещё раз заглянула внутрь. Нашла ещё одну ёмкость, вскипятила воды. Набрала брусничных листьев и заварила чай. Вскоре стемнело, но Лёшка так и не объявился. Оля, успокоенная тем, что нашла его стоянку, позвала к себе собаку и ушла в домик. Впервые она уснула счастливой. На покрытых какими-то старыми фуфайками нарах, в затхлой темноте, с урчащей в ногах собакой, Оля чувствовала себя более безмятежной и умиротворённой, чем ранее, ещё до того, как муж исчез в этих лесах. Она уснула быстро и не видела никаких сновидений. Впервые опять-таки за долгое время.
4 Она проснулась он ощущения тепла. Тепла присутствия. Ещё не открыв глаза, поняла, что укрыта чем-то мягким, а не драной телогрейкой. Распахнув глаза, увидела на фоне горевшего очага ЕГО. Лёшка смотрел на огонь и, будто почувствовав, что жена проснулась, повернулся. – Привет, светлячок. Он её называл именно так, когда был самим собой, умиротворённым, спокойным, ласковым, несмотря на внешнее безумство мира с его постоянными хлопотами и нервотрёпкой. Сперва она психовала, мол, я же не Света, а Оля. «Ты мой свет, Лёлька, мой светлячок», – объяснял несколько раз Лёшка. Она приняла. – Привет. Молчание. Ей хотелось обрушить на него шквал вопросов. Но она только выдавила из себя: – Почему? – Так получилось, – был ответ. – Ничего себе! Ладно. Так – значит, ТАК… – Не психуй, дай с мыслями собраться. Поговорим ещё. Сложно объяснить.
Оля готова была расплакаться, но какое-то странное спокойствие, распространяемое от Лёхи, успокаивало. Тем не менее, подозрительные вопросы напрашивались сами: – За что ты со мной так? – Оль, глупости не говори. – Здрасьте, глупости! Исчез на два года, найти не мог никто, я тут чуть с ума не сошла, пока к тебе шла… А он – глупости? – Светлячок, утухни. Всему своё время. Дай в себя прийти. Скоро всё станет ясно. Увидишь. Отдохни пока. Лёшка погладил её по ноге и поправил накидку. Оля села и придвинулась ближе: – Обними меня, я соскучилась. – Сейчас… – мужчина пошурудил палкой в очаге и убедившись, что он останется не чадить, а греть, скинул сапоги и залез к жене на лежанку. – Прости меня, Оль… – Ты… – Только молчи сейчас. Спи… Он обнял её крепко сзади, уткнулся в шею и затих. Оля лежала, боясь пошевелиться, спугнуть то ли видение, то ли действительность, ничего не понимая, но счастливая и поэтому отупевшая. Прикоснувшись к тёплым рукам мужа, державшего её во сне мёртвой хваткой, тихонько пристроилась поудобнее и, довольная, закрыла глаза.
Когда она встала, Лёшка уже исчез. На костре в котелке оставалась разбухшая лапша. Оля села на чурбачок и задумалась. Наверное, он сам в шоке, поэтому ушёл. Решив не отходить далеко от лагеря, Оля решила похозяйничать. Она обошла территорию. Нашла несколько грибов. В рюкзаке было немного соли, в найденной в избушке посудине она сварила суп. Куда идти и чем ещё заняться, Оля не знала. От безделья навалилась дремота, поэтому она ушла в землянку и уснула.
Разбудил её, естественно, Лёшка. – Суп вкусный. Тут под нарами есть кое-какая посуда, иди, поешь… Оля подозрительно посмотрела на сдобренную мясом, какими-то кореньями и травой похлёбку и решила не выкаблучиваться – в животе заурчало от запахов. Как ни странно, было вкусно. Помолчали. Но, не долго. Шило в заднице кололо, да и… в конце концов! – Рассказывай! – О чём? – Ты издеваешься? – Нет. – Лёша, хорош! Тот вздохнул и отвернулся. – Я не поняла, тебе что – трудно объяснить? Слова забыл русские, так я напомню… – Не заводись, светлячок. Не могу я. Нельзя! – Это почему??? – Не могу, и всё. Сама должна понять. – Приехали! – Оля готова была разорвать его надвое. Лёшка спокойно смотрел на огонь, а она, вскочив и кружа вокруг, орала на весь лес о своих переживаниях, испытаниях, снах, в конце концов. Вылила на него всю грусть, боль, страх последних двух лет, дней, не скупясь в выражениях. После села рядом и сказала уже более спокойно: – Без тебя я домой не пойду! – Закончила? – спросил он с какой-то странной болью в глазах, когда она угомонилась. – Лёша, тебя похоронили. Я, как следопыт, шла сюда только потому, что мне приснился сон. Сюда, а не к психиатру. И ты, красивый и цветущий, спокойный, как удав, заявляешь мне, что не можешь объяснить причину, по которой ушёл, и что я должна сама что-то понять? Это не нормально. – Да, светлячок, не нормально… Ты прости, я, правда, не в состоянии сейчас говорить. Сам не ожидал, что ты появишься. Хотя думал о тебе и детях всё время… Если бы ты только знала, как я хотел, чтобы это закончилось… для тебя, для меня, для всех. Чтобы все успокоились. Поняли… – ЧТО поняли? Все думали, что ты умер! А ты жив! Зачем ты ушёл? Что было НЕ ТАК? – Да всё ТАК. Я не ушёл… Я не думал вас оставлять. Ты не думай, что бросил. Нет. Так вышло… Пришлось… – Тогда я вообще ничего не понимаю… Живёшь здесь в глуши. Тебя никто не смог найти. Значит, есть причина… – Есть, светлячок. – Какая? Молчание. Оля выругалась шёпотом. Огонь полыхал, освещая вокруг пространство. Они вдвоём сидели у костра, единственные во всём диком лесу, в тёмной вселенной. Тьма непонимания давила, но не могла пробиться сквозь теплящийся огонь.
– Пошли спать, – Лёшка взял её за руку и увёл в избушку. Пока она укладывалась, развёл огонь в печурке. Оля уснула, пока Лёшка занимался очагом. И даже не удивилась, не обнаружив его рядом при пробуждении. Но краем сознания помнила, что всю ночь он был рядом, согревал её, укутывал, когда она вертелась на неудобной лежанке, обнимал, когда она шарила рукой в поисках его тела, а найдя, прижималась и засыпала крепче. Сквозь щели в досках двери и отверстие меж потолком и стенами вместо окон пробивался утренний свет и холод. Огонь снова был разведён, поленья трещали, распространяя вокруг благодатное тепло. Оля выскочила на минуту наружу, потом вернулась и снова уснула умиротворённая. Ей стало как-то параллельно, сколько она пробудет здесь рядом с мужем в лесу, убедит ли его вернуться, выяснив, почему он так поступил, поругаются ли они или разговор будет спокойным. Главное – она его нашла, она рядом с ним, с любимым…
5 Они познакомились на какой-то вечеринке у друзей. Молодые и зелёные, оставленные родителями, которые были уверены, что детки повеселятся и разойдутся, отрывались вовсю. В одной комнате рекой лилось спиртное, и гремела музыка, на балконах и в подъезде курили, в одной из комнат заперлась парочка «поговорить». В общем, веселились от души. Олька выплясывала с девчонками, изредка подбегая к столу с выпивкой и закусками «догнаться», пацаны травили анекдоты, некоторые разошлись не на шутку. Собирались компанией на дискотеку, чтобы там, уже выпившими и значит более смелыми, подиковать, пообщаться со знакомыми и потом расходиться по домам. Чем ближе тебе к восемнадцати и выше, тем тревожнее сердца мамы и папы за то, как и где проводит время дочь…
По пути в туалет Олю поймала чья-то рука и утянула в тёмную комнату. Она испуганно отпихнула его, нашарила возле дверей выключатель, включила свет. – Привет. Он был ей не знаком. Из другой школы. – Да пошёл ты… Она выскочила из комнаты, кинув в него какой-то попавшейся под руку книжкой. Утром в дверь позвонили. Отец вышел, спустя время постучал в комнату: – Спишь? – Нет, проснулась, – Оля натянула одеяло до глаз. –Там к тебе… – Иду. Она даже не подозревала, что, открыв дверь, увидит того самого парня. Симпатичный, невысокий, темноволосый паренёк подметал лестничную площадку охапкой сирени и пристально смотрел на Ольгу. В его серых глазах полыхал огонь, однако, губы усмехались. Рука взметнулась сама по себе и залепила ему звонкую пощёчину. Лёшка бросил веник, схватил её за запястья: – Ещё раз себе такое позволишь, убью! – он посмотрел на неё как-то по-волчьи, так, что она замерла, а потом обнял нежно: – Прости, прости, пожалуйста… Не знаю, что на меня нашло. Увидел тебя и всё, понял, что не отпущу никогда. Вчера перепил. Прости… Никогда, никогда не сделаю тебе больно. – Отстань от меня! – она вырвалась и ушла в квартиру. Вечером отец шутил: любовь-морковь… Разбросанную в подъезде сирень пришлось убирать ему. Лёшка не показывался месяца два.
Однажды кто-то зло и обидно пошутил в её сторону на городской площади во время какого-то праздника, она с подружками поспешила уйти, но разве успокоишь выпивших дебилов? Особенно, если девушки тоже остры на язык. Завязалась перепалка. Один их ухарей схватил за волосы Олину одноклассницу и готов был ей влепить затрещину… Лёшка взялся ниоткуда: подскочил, как коршун, и втащил пьяному дураку один раз. Больше ничего объяснять не пришлось. Рядом выросли Лёшкины приятели, и пьяная компания ретировалась. Потом пацаны предложили провести вечер вместе: «охранять» и провожать по домам. Девчонки согласились. Оля сначала делала вид, что не замечала Лёшки, держалась в стороне. Так и проводил домой – держась за метр позади. Потом разговорились: – Поговорим, светлячок? – Я – Оля, а не Света. Один раз уже поговорил! Дальше что будет? – Плохого не будет, светлячок… … Свет мой маленький, – как он ей объяснил. Романтик, шутила она. Но что бы ни случалось потом, какие бы проблемы не возникали, какую бы боль не доводилось испытывать, Лёшка исправлял всё сам.
Путь к семейной жизни шёл через пень-колоду. Оля уходила от него дважды, оба раза – навсегда. Он не держал. Уезжала учиться, бросала институт, поступала в другой, снова бросала. Встречалась с другими: спокойными, предсказуемыми, уравновешенными, слишком нарисованными и слащавыми, чересчур вычурными… разными. Приехав на родину после неудачного первого замужества, как-то встретила в магазине Лёшку. Разговорились. Предложил встретиться. Увиделись. Пошли к нему. Всю ночь проговорили, пока под утро у обоих от бессонницы и усталости не начали слипаться глаза. С тех пор не расставались… Третий, и в последний раз.
6 Вспоминая семейную жизнь, она не находила ни одной причины, почему Лёха ушёл, бросил всех и остался здесь, в глуши. Весь день она трепала себе нервы воспоминаниями, ходила по лесу, собирала грибы. Сварила суп. Из брусничных листьев сделала чай. Когда последние лучи солнца погасли, а по лесу разлилась темнота, как ни в чём ни бывало, появился Лёшка. – Лёш, ты извини, но, может, завтра вместе сходим по «твоим» делам? – Не заводись. – А что? Я не знаю, почему ты здесь, что будем дальше делать… Не в лесу же оставаться! Дети дома ждут, Лёш! – Оля, потерпи совсем немного. Ты узнаешь… – Когда? – Не сегодня. – Лёшка поднял глаза усыпанному звёздами к ночному небу…– Завтра, послезавтра… Но сегодня – никак… – А завтра ЧТО будет? – спросила она осторожно. – Увидишь, светлячок… Иди сюда… Весь вечер они вспоминали только самые лучшие моменты. Оля без умолку рассказывала об успехах сына, и как сильно выросла дочка за два года. Как они все скучают, как трудно решать вопросы, которые всегда решал он. Как грустно и тоскливо одной по ночам, как тошнит от чужих взглядов и случайных прикосновений, потому что это не ЕГО глаза и не ЕГО руки. Как она любит его и, наверное, так и не сможет больше никого впустить в свою жизнь… И как хочется напиться и забыться от этой тоски и одиночества, но в беспамятство уйти нельзя – дети… Лёшка иногда комментировал её рассказы, одобряя, что она всё делает правильно – сын вырос правильным, удалось справиться с проблемами дочери, быт идёт как надо. Долгов он не оставил. Жизнь, как она есть, хороша, если не зацикливаться на разных глупостях. А время лечит. Будет и любовь… Говорил убедительно. Оля сама поверила. – Ты всё-таки решил уйти навсегда?
Лёшка не ответил. Стало прохладно. Раньше она не обращала внимания на постоянную дымку тумана, постоянное его отсутствие днями, непонятное сонное спокойствие при его присутствии, несмотря на то, что злилась. Она перестала вести счёт дням. Сколько она здесь – три дня, неделю? Он сидел рядом и смотрел на неё, будто просил: ну, скажи, что поняла! И молчал.
Оля не выдержала: – Я видела недалеко красивое место, пойдём. Лёшка встал, шагнул вслед за ней в темноту леса. За эти дни ей стало знакомо каждое дерево, каждый куст, каждая ложбина и протекающий неподалёку ручей. Она шла, аккуратно ступая, слыша позади твёрдый и тихий шаг мужа. Облака разошлись, лес освещала полная луна. Таинственный голубой свет распространялся вокруг, были видны самые маленькие листочки и веточки. Несмотря на высокие сосны, местами затеняющие пространство, Оля нашла путь к небольшому взгорку, где расступались деревья, и шёл откос почти резко вниз. В этом просвете виднелись залитые лунным светом густые волны уходящего к горизонту леса. Верхушки сосен серебрились под тёмным небом. Ветра не было. Какое-то странное тепло разливалось вокруг, несмотря на то, что воздух вокруг был холодным. Звуки тоже затихли: ни шороха ночных обитателей, ни вскрика встревоженной птицы, ни шёпота ручья неподалёку. Ничего. Полное безмолвие. Как будто что-то потустороннее разлилось тягучей серой массой и застыло, накрыв их, как прозрачная смола.
Она повернулась к мужу и посмотрела ему в глаза. – Лёш, обними меня. Он подчинился, не говоря ни слова. Сколько они простояли так, неизвестно. Оле хотелось плакать, но слёз не было. – Я так скучала по тебе, я так скучала… – прошептала она. – Я знаю. Прости… Я ждал тебя каждый день. Звал, но… – Я только сейчас услышала. Этот сон повторялся…Там ты и собака… Я услышала, Лёш, услышала! Что ещё ты хотел сказать? Что ещё?.. Он ничего не говорил, уткнувшись ей в шею. Дышал как-то прерывисто и тяжело. Руки сцепились вокруг Оли так, что ей самой стало трудно дышать. – Я нашла тебя… – повторила она, и слёзы брызнули из глаз непроизвольно. Тут она почувствовала, как под свитером трепещут его пальцы. Она прекрасно знала ЭТО прикосновение. – Лёш...? Ты… Она больше не смогла вытолкнуть из себя ни слова – мир закачался под ногами… Сколько это продолжалось, не понятно. В какой-то момент сознание прояснилось, и Олю закружило. Она поняла, что её, измождённую, обессиленную, довольную, но удовлетворённую, муж несёт на руках. Она вновь погрузилась в беспамятство и очнулась только в избушке – горел огонь в печурке, а Лёшка укутывал её чем-то мягким и гладил по плечу. Она снова закрыла глаза и провалилась в сон…
7 Проснулась, потянулась, как кошка, и села. Лёшки не было. Одежда лежала рядом. Она слышала, как он что-то делает снаружи. – Привет, – она зябко поёжилась на холодном воздухе, протянула руки к костру. – Привет, светлячок. Оля прошлась вокруг и предложила: – Пойдём, погуляем? ПРОСТО погуляем. Лёшка улыбнулся одними глазами: – Пошли. Шли молча к ТОМУ месту. Где-то возле ручья Оля показала на ещё один просвет между деревьями: – А там что? – Там высокий обрыв, не ходи. – Завтра схожу. – Нет. – Что – НЕТ? Схожу, посмотрю, что там. – Там опасно, не ходи. – Почему? – Потом покажу. Сама не ходи. – Ладно…
Утром она обнаружила мужа рядом. Хм… Разбудила. – Пойдём ТУДА,– и стала одеваться. Он опять шёл немного позади. Оля решила, во что бы то ни стало свернуть не туда, откуда открывались залитые лунным светом холмы, где они были вместе, а чуть правее. Там тоже был виден просвет. Там была небольшая возвышенность, но Олю тянуло в то место. Сейчас она направилась посмотреть, какой вид открывается оттуда. – Не ходи! – голос мужа был жёстким и тревожным. – Почему? – она удивилась и, не придав значения его странным интонациям, легко зашагала к стоящим на возвышении соснам. – Смотри, какая красота. Чего здесь опасного?
– НЕ ХОДИ!!! Его крик и одновременно какая-то сила, откинувшая её на спину на песчаную землю, ошеломили. Оля встала. Голова кружилась. Сперва ей подумалось, что он схватил её за плечо и отшвырнул. Но Лёшка стоял дальше. – Да что такое?! – Не ходи, светлячок. Там опасно… – с какой-то горечью прошептал Лёшка. – Там обрыв! Отсюда не видно – лес, и дальше лес – всё сливается. Но земля – песок. Там его выдуло ветром с той стороны, провалиться можно. Сосны держатся корнями за землю, а между ними … – А как посмотреть? – Рядом, правее иди. Тропа звериная…
Оля двинулась вправо, нашла едва понятную тропинку, которая убегала куда-то по склону вниз. Она пошла, не сразу сообразив, что Лёшка остался стоять и не пошёл за ней. Женщина легко сбегала вниз по звериному пути. Песок то и дело шуршал под ногами, но всё-таки идти было не опасно. То тут, то там приходилось обходить крупные камни. Вскоре она спустилась вниз глубокого оврага, который с одной стороны круто уходил ввысь, прорезаемый каменными глыбами, с другой, более пологой, покрытый соснами и кустарником холмами уходил в сторону. Оля пошла вдоль журчащего широкого ручья. Вот камней стало больше, а обдуваемый ветрами обрыв поднимался на невообразимую высоту. Вот и те самые сосны, которые стояли чуть поодаль к краю, образуя просвет. Действительно, они странным образом держались корнями за землю с одной стороны, а с другой их корни сохли на воздухе, скрючившись, как паучьи лапы. Между ними виднелись просветы. Да, если бы она шагнула…
Отогнав страшную мысль, Оля крикнула: – Лёшка!!! Я тут!!! Тишина. Хоть бы сбоку показался, рукой помахал… – Лёш!!! Может, сзади идёт? Оглянулась – никого. Ладно, догонит… Она не сразу поняла, что увидела впереди, когда решила идти дальше вдоль ручья. Знакомые куртка, штаны, сапоги… Этот дебильного оранжевого цвета рюкзак рядом…В горле стал ком, но Оля шла, не останавливаясь. Перед глазами заплясали мушки, тело покрылось испариной, но она не отводила глаз от тела, которое приближалось к ней неумолимой правдой.
8 Лёшка лежал, неестественно согнувшись в спине. Запрокинутую голову ей было не видно. Но она уже заметила ссохшиеся пальцы, кое-где то ли обглоданные, то ли уже по причине выветривания сгнившие до костей. В ногах притулился грязно-серый комок шерсти… Белка… Не бросила хозяина, когда он погиб. Оля подошла ближе, взобралась на камень. Смотреть было не страшно, но она всё равно подобралась выше и, подняв странно лёгкий череп, накрыла его капюшоном. Ей не хотелось видеть его ТАКИМ… Карабин фактически повис на его локте, рюкзак тоже свалился и сместился к ногам… Одна рука лежала поперёк тела, второй не было видно. Его как будто переломило пополам острым выступом камня. Оля посмотрела наверх, там виднелось несколько подёрнутых по краям травой разрывов. Как глупо! Она впервые за несколько проведённых здесь дней вытащила из кармана сигареты и закурила.
Лёш, ну ты… Ну как так-то? НУ КАК ТАК-ТО?!!! Сколько она просидела в ступоре, она не знала. Самое странное, что слёз не было. Она как будто предполагала, что найдёт его мёртвым. Словно ЗНАЛА ОБ ЭТОМ ВСЁ ВРЕМЯ…
Сон это был. Всё это был сон… Дальше она действовала механически. Сначала унесла оружие и рюкзак. Достала нож. Нашла ТУ возвышенность, где светила луна, когда они… Сколько времени она рыла могилу, теперь и не помнит. Может, всю ночь. Может ещё день и ночь. Не так-то просто, орудуя одним ножом, выкопать яму для взрослого человека, да чтоб достаточно глубокую, чтоб не раскопали звери, и не вымыл кости дождь. Потом она спустилась вниз. Лёшка был лёгким. Она стащила его с камней и, прошептав «прости», сложила ВСЁ в куртку и завязала рукава. Волокла, как могла, то на плече, то по земле. Потом разложила, как надо, принесла останки Белки, уложила их в ногах. Справа положила карабин. Вроде всё…
Она закапывала его руками, утрамбовывала землю, потом носила со всех сторон пласты мха и укладывала их несколькими одеялами. Крест ставить не стала. В землянке нашла две небольшие доски под нарами, положила сверху, вдавила в землю. Она посмотрела на заходящее солнце.
– Вот я тебя и нашла… Прощай, Лёша. Каково это – найти любимого и отпустить его с миром на покой? Смерть перечёркивает все надежды. Сегодня ты мечтаешь о будущем, строишь планы, а завтра всё задуманное перечёркивается из-за какой-то нелепой случайности. Лёшка хотел ещё одного сына. Хотел жить, любить, растить детей, обнимать жену… Но какая-то сила его повела не туда, и он упал в пропасть. Есть ли в этом мире то, что может противостоять судьбе? Насколько сильны наши желания и вера? Могут ли они встать поперёк провидения?
Оля последний раз сидела у костра и пила чай. Мыслей не было. Осталась какая-то странная одухотворённость. Она приняла смерть мужа, как само собой разумеющийся факт. Она хотела знать, видеть – и получила это. Дальше была пустота. На плечи опустилась ночь, и навалилось какое-то странное спокойствие. Ни истерики, ни слёз, ни боли, ни тяжести в груди, ни непонимания – НИЧЕГО.
ОН подошёл так же неслышно, как обычно. Как раньше она не замечала, что всё вокруг было усыпано сухими трещащими сучьями, а Лёшка двигался по ним тихой тенью, непонятно, но тогда это воспринималось, как должное. Сейчас пришло понимание – и почему он приходил только по ночам или в сумрачный пасмурный день, и почему двигался бесшумно, и что он имел в виду, говоря ей о том, что «не могу», «поймёшь», «нельзя» и так далее.
– Прости, светлячок… Его руки были теплы, как никогда. Господи, как она любила сжимать в ладонях эти крепкие, грубые, но вместе с тем нежные и ласковые ладони! – За что, Лёш? – Прости, светлячок. Береги детей. – Буду… – слёзы градом покатились по щекам, вымывая из сердца скорбь и наполняя его светом и любовью. Он сел рядом. – Я ведь, как дурачок, шёл тогда на рассвете. Сам не понял, что произошло. Только там, внизу, когда не смог пошевелиться, когда понял, что всё, конец, страшно стало. О тебе подумал, о детях. Всё перед глазами пронеслось, вся жизнь. Я не сразу… ушёл. Ещё дышал. Белку домой гнал. Она не ушла… Пошевелиться не мог, рук не чувствовал. А то бы застрелился сразу. Так и лежал…
Небо начало светлеть. Оля ещё посидела, потом быстро встала и, не мешкая, стала собираться. Повернувшись в сторону ТОГО места, прошептала: «Я люблю тебя. Прощай». Незаметно и неслышно из утренних сумерек появилась Белка. Она провожала её до болота, прошла вместе через него, показав, где выйти по более сухому месту, и всю дорогу бежала немного позади, пока женщина не добралась до Луговки. Белка отстала как раз у полянки с раздвоенной сосной. – Пока, Белка. Иди к нему. Пока, милая… Оля шла по дороге, изредка оборачиваясь. Белка сидела на месте. В какой-то момент женщине показалось, что рядом стоит тёмная фигура человека и машет рукой. – Прощай, Лёшка…
Прошло пару месяцев. Оля никому не рассказывала о своём приключении, ни друзьям Лёхи, ни приятельницам, ни родным. Он остался там. Она сама похоронила его в земле. А то, что его похоронили мысленно все ещё тогда, два года назад, значило, что и незачем теперь ворошить прошлое. Как-то на работе, переставляя товар с полки на полку и проверяя маркировку, она едва не свалилась. Кладовщица подхватила её под локоть и увела на скамейку, подальше от глаз сотрудников. Принесла чаю. – Ой, спасибо. Устала я… – пробормотала Оля. – Негоже ползать тут в таком-то положении, – упрекнула коллега. – В каком положении? – обомлела Оля. – В таком! Я ведь сразу вижу, не маленькая. Да и у самой – четверо сыновей и две дочери. Не то, что у вас, по одному ребёнку в семьях, и то кочевряжатся! – и, увидев непонимание в глазах Оли, добавила: – А ты что, сама-то не чувствуешь, что беременна? – Нет…
Вечером она долго смотрела в тёмное окно. Падал хлопьями пушистый снег. Она вспоминала разговор у костра: – Я сына хочу. – Одного мало? – улыбнулась тогда она. – Я сына хочу. – повторил муж. – Да поняла. Будет ещё один Лёшка, – смеялся его светлячок, увлекая память в темноту ночи, где под странной полной луной произошло чудо.
_________________ Земеля
|