СКАЗКА для взрослых (в четырёх частях)
ВЕРИШЬ – НЕ ВЕРИШЬ?
Часть первая. ТУРЫСТ
Февраль выдался нынче снегом богатый – он чуть не каждый день валит да валит. А так на охоту хочется выбраться, просто сил моих никаких нет. И вот наконец-то пришло долгожданное затишье; ещё не рассвело, а я, не мешкая ни часа, собрал рюкзачок с провиантом, прихватил ружьишко да на лыжи. Собак, понятное дело, с собой не взял – что от них толку: одни уши торчать из снега будут, столько его за зиму навалило. Решил сбегать на дальнюю делянку, на краю которой обычно косачи под снегом ночуют.
Только вошёл в лес, а тут такая благодать в душу полилась, что не придумал ничего лучшего, как налить себе «пару капель на каждый зуб» самогоночки из рюкзачка для лучшего ощущения радости и удовлетворения. Выпил, крякнул и поспешил к заветной охотничьей мечте. Подхожу с ружьём на изготовке к краю знакомой делянки, жду, что сейчас косачи из-под снега выскакивать начнут. Да что-то нет вылетов, зато взгляд упирается в огромный сугроб, наметённый на не менее огромный еловый выворотень. Это у нас так называют корни поваленного ветром дерева. А из сугроба парок валит!
Ба! Так это же берлога! Во, повезло, так повезло! И мясо недалеко выносить – деревня-то рядом. Не задумываясь ни о каких последствиях, вырубаю длинную еловую жердь, приставляю заряженное пулями ружьё к стволу ближней ёлки, чтоб под рукой было, когда мишка из берлоги выскочит. Просовываю жердь в чело берлоги и начинаю шерудить внутри, пытаясь разбудить хозяина. Но что-то не хочет он из берлоги вылезать, зато меня кто-то вскоре так нежно обнимает за плечи. Боковым зрением вижу на плечах мохнатые лапы с такими длинными, со спичечный коробок, изогнутыми коричневыми коготками. И только тут вспоминаю рассказы бывалых охотников, что частенько бывает второй лаз в берлоге у медведей. А он так ласково-ласково спрашивает: – Ну и кто ты, мил человек? И что тебе тут надо? Ушла у меня душа в пятки, сколь от страха, а сколь от услышанных слов зверя, но пробую как-нибудь выкрутиться: – Василий я. Турист. Вот шёл мимо; дай, думаю, посмотрю, что там в дырке парит; интересно же, – а сам ногой ружьё в снег от ствола елового отпихиваю. – Турыст, говоришь? – голосом, как у Папанова, спрашивает медведь. – Нет, Василий! Это я турыст, а ты у меня будешь консерва под названием «Завтрак турыста», – да как даст мне пендюля под зад. Ласточкой влетел я сквозь чело в берлогу, только лыжи снаружи остались. Залез мишка за мной, а вход прикрыл моими же лыжами.
– Ну что, турыст Василий, устраивайся поудобней. Жирка у меня ещё много с осени осталось, аппетита пока нет, а вот ближе к весне посмотрим, что с тобой делать, – добродушно произнёс миша, укладываясь сам и засовывая меня под мышку, – В рюкзаке-то что-нибудь сладенькое есть? Развязываю рюкзак, достаю фляжку с самогоном. И вежливо так, обходительно (успев и имя придумать): – Будешь, Миша? Самогон это. Сам гнал. – Наливай. Почему бы и не выпить в хорошей компании. Я частенько добро это у ваших рыбаков отбираю. Подойду, бывало, ночью к костру да как рявкну погромче – всё бросает ваш брат, убегая кто-куда. Так что и с самогоном, и с казённой выпивкой знаком. Выпили по стопочке, закусили печеньками, задумались каждый о своём. «Спохватятся меня вечером, пойдут завтра искать. Отобьют от медведя. Только бы до завтра продержаться, Мишку не разозлить». А он словно мысли мои прочитал: – Снег опять сильный повалил. Завтра к утру и следочка от лыжни твоей не останется. Вряд ли тебя кто-то отыщет, так что смирись, Василий, с судьбой своей. А обидел ты меня, однако, друг, крепко. Во-первых – скушать первым ты меня решил, во-вторых – разбудил не вовремя, а в-третьих – ещё и обманом занялся, турыстом прикинулся. А я ведь встречал тебя на реке не раз. Слышал, как ты байки у ночного костра мужикам травить умеешь. Вот и потешь-ка меня ими, всё быстрее время пролетит до весны, а там, может, и подружимся, может, и отпущу тебя восвояси.
Часть вторая. ШАНС
И тут у меня созрел в голове гениальный план: – А давай, Миша, уговор заключим. Я буду тебе байки травить, а если ты скажешь хоть раз: «Не верю» – то отпустишь меня домой. Да только вот боюсь, не обманешь ли меня? Можно ли тебе-то верить? Ох и обиделся он, засопел не по-доброму. Налил я побыстрей по стопочке, обмяк Миша: – Да мой силуэт на знамени вашей самой народной партии красуется, разве не знаешь? Символ честности и справедливости! А ты, Василий, такие обидные слова говоришь. Согласен с твоим уговором, трави байки, не бойся, не обману. Моё слово – как у твоего гаранта, главы и кумира этой партии. Хотел я Мише рассказать про этого гаранта, про его честность, про обнуление президентского срока да пенсионную реформу, но вовремя вспомнил пословицу – «Не буди лихо, пока оно тихо». Закурил «Беломорину» и под чихание слушателя начал:
– Было это, Миша, в давние времена, когда ещё совхозы были в наших краях, когда ещё коровы по полям паслись. И работал в райцентре азовский леспромхоз, контора которого в южных краях была. Лес они заготовляли у нас, а отправляли себе на юг в обмен на фрукты и овощи. А в тот год, про который я тебе, Миша, рассказать хочу, провалили наши совхозы сенозаготовку. А зимы у нас, сам знаешь, какие длинные, кормить скотину чем-то ведь надо. Вот и послали меня с двумя ещё мужиками на КАМАЗах с прицепами в Херсонскую область за соломой, которую надумали местные власти выменять на лес. Приехать-то мы приехали, а грузить нас соломой никто и не торопится – ждёт начальство, когда придут вагоны с лесом за солому. А покуда поместили нас на постой к одинокой старушке, мазанка которой была на краю хутора. Напомнила хозяйка нам ту старушку из сказки Пушкина, даже растрескавшееся корыто на дворе стояло, куры из него зерно клевали. Через два дня, пропив половину командировочных, стали мы от безделья и тоски изнывать. – Баб Рая, а нельзя ли где тут поблизости хоть карасиков половить? – спросил я хозяйку, вспомнив, что в бардачке машины у меня есть снасти рыбацкие. – А вин у мене за горо’дом ставок е. Там правда риби нема, а вот ракив дуже богато, – ответила бабка, показывая рукой на овраг за бахчой. Ну, раки, так раки. Андрюха костерок на берегу разложил, а мы с Петром спустились в овраг раков ногами в ставке нащупывать. Глубина по пояс, ногами ощупываешь дно, найдя рака, прижимаешь его и, присев в воду, хватаешь за хвост – и в майку, заправленную в трусы. Трёх поймал и бегом наверх к костру, где Андрюха их сразу в котелок с кипящей водой, а мы снова вниз за следующей партией. Очередной рак как-то изловчился и успел меня клешнёй за палец схватить, ладно хоть не сильно – успел я вырвать свою конечность из его хватки. И рак-то какой-то необычный: все коричневые, а этот словно рыжий какой. И так я на него разозлился, что взял, да и оторвал ему в отместку один ус. Так он ведь, скотина такая, видимо от боли или тоже от злости, умудрился проскочить из майки под резинку трусов. Да как вцепится в меня! Вопль мой даже полуглухая бабка Рая услыхала, потому что увидел я, мчась без трусов к костру, как она ковыляет в нашу сторону.
Попытка разжать клешню рака ножом не удалась – лезвие так и норовило кровь мою пустить… – А ты его в котелок опусти, он сварится и отцепится, – посоветовал Петруха. Но как только я представил себе запах палёных волос и обугленные в пламени костра собственные гениталии – ещё громче взревел и прыгнул в овраг с надеждой, что попадя в воду, он помилует меня и вернётся в свою стихию. Но рак и не думал сдаваться, а ещё сильнее стал сдавливать клешню, второй пресекая все попытки освобождения. Выбрался я на берег, нашёл два огромных камня и сел, расположив между ног один из них. На него положил рака; зажмурив глаза и подняв руку со вторым камнем для решающего удара, приготовился к последнему акту освобождения. – А ты, хлопчик, заломи хвист йому в обратну сторону, так вин и видчепиться, – услышал я сверху голос бабки Раи. Незамедлительно схватил я рака за башку и заломил ему хвост на спину. И о! есть же в жизни счастье – расслабил рак хватку и замотал клешнями, пытаясь укусить меня за руку, которая со всей злой силой ломала ему хвост. – Ну, чучело, счас я тебя самолично зажарю и сожру, даже панцирь не выплюнув! – в сердцах вскричал я, собираясь выбираться к костру.
Часть третья. ТРИ ЖЕЛАНЬЯ
И вдруг! Ты Миша не поверишь – взмолился рыжий рак человеческим голосом! – А почему это я не поверю? – встрепенулся медведь, закрыв приоткрытый от необычности рассказа рот, – Всяко в жизни бывает. Я ведь тоже по вашему говорить могу, почему бы и раку не знать «росийску мову». Трави дальше, не отвлекайся. – Так вот, рак мне и говорит: – Стой, уважаемый, не спеши. Я ведь рак-то не простой, а внебрачный сын золотой рыбки! Тут я, Миша, вовсе чуть не опупел. Ты прикинь: рак по-русски говорит, да ещё и сын, оказывается, золотой рыбки. Это ж надо такую хрень придумать. А он так настойчиво: – Зря не веришь, мужик. Согрешила мамка моя с морским коньком, да то ли гены не совпали, то ли резус-фактор не сложился, потому вот такой я и народился. Ты бы видел меня после линьки – я так золотом отливаюсь, что боюсь из норы вылезать. Жду, когда панцирь потемнеет, так голодом и сижу недели две. Давай я мамку свистну, она приплывёт и любые твои желания исполнит, только бы ты меня отпустил. Тут ручеёк из ставка в Азовское море бежит, она по нему и приплывёт. Кивнул я головой от неожиданности, а рак как свистнет – у меня аж уши заложило. – Веришь, Миша, что раки свистеть могут? – спрашиваю в надежде на заветные слова «Не верю», а он невозмутимо: – А что ж не верить. У вас даже поговорка есть – «Когда рак на горе свистнет». Не отвлекайся, говорю, трави дальше! – Приплыла вскоре рыбка, да как набросится на Рыжего – всяко его обозвала, отругала, что опять влип он в историю. Видать не первого меня куснул клешнями, хобби это оказывается у него, извращенца, такое. – Говори, мужик, какие у тебя три желания есть? Исполню, только пообещай, что сынка моего, жертву любви неудачной, отпустишь непременно, – устало проворчала золотая рыбка. А я и не знаю, какие у меня желания есть. Стою как полудурок и ничего загадать-то не могу. – Помоги, говорю, чтоб нам солому побыстрей загрузили. Понимаю, что чушь прошу, а ничего путнего на ум не идёт. Но желание одно уж пропало. – А! Ещё бабке Рае корыто новое изладь. Не она – так до сих пор бы болтался на мне твой отпрыск. – Ага! Сначала ей корыто, потом она захочет председателем колхоза стать, потом второй Райкой у Мишки вашего меченого! Хватит ему и одной путешественницы. Посмотри, как на халяву весь мир повидала, все заграницы объездила. Нет уж, плавали – знаем. Давай я тебе лучше машину «Москвич» подгоню или «Жигуля»? – Эээ, подруга! Это чтоб меня потом по обэхээсам затаскали? Откуда у меня в колхозе такие деньги? Кто ж мне поверит про золотую рыбку? А если и поверят, то точно в психушке окажусь. Убери-ка у меня опухоль от укуса, да плывите-ка вы оба куда подальше, – буркнул я и зашвырнул рыжего в ставок. – Спасибо, уважаемый! Может боль убрать, а опухоль-то оставить? И давай-ка я тебе хоть судьбу предскажу, уберегу от напасти жизненной? Согласился я и вот что услышал:
Часть четвёртая. ВЕРИШЬ?
– Пойдёшь ты однажды, Василий, на охоту и поймает тебя медведь. Но поверь мне, уважаемый, зря он тебя у себя в берлоге держать будет, зря по весне тебя скушает. Не пройдёт это ему даром…подавится он твоей опухолью. Не успел я эти слова произнести, как встрепенулся Миша: – А вот это ты, Васька, врёшь! Это ты точно сам придумал! Откуда рыбка твоя могла знать о моих планах. Не верю тебе, хоть как убеждай! – Так, Миша! Стоп, токинг! Ты только что сказал – «Не верю»! Были такие слова? Были! Так что, давай прощаться, а то скоро уж вечер на дворе, а мне ещё до дому часа три топать по лунной дорожке. Не приду до утра – даже подумать страшно, что будет. Супружница моя, Светланка, и так уже наверно вся испереживалась, опять наверно думает, что я к вдовушке Надьке в соседнюю деревню смотался, да уснул, расслабившись от утех любовных. Надька – это, Миша, зазнобушка моя ещё со школьных лет. Дружба одна между нами с ней, а вот Светланка крепко ревнует. – Ладно, Василий! Уговор – дороже голода. Обхитрил же ты меня, демон вятский! – забурчал Миша, явно не желая расставания, – А вот для оправдания советую я тебе отрезать ножиком клок щетины у меня из подмышки и, предъявив его в качестве доказательства, всё честно рассказать жене. Хватило же у меня ума послушать Мишу, который, похоже, предвидел всю нелепость этого оправдания. Который, наверно, до сих пор умирает от смеха, видя в воображении, как я, дебил дебилом, показываю жене при свете кудрявые рыжие волосы и плету околесицу про берлогу, где пил с медведем самогон и травил ему байки. А я ж не видел в темноте, что отрезаю… Но, всё по порядку.
Не успел я зайти в свою родную деревню, как со всех дворов с оглушительным лаем бросились на меня собаки, как начали они меня хватать за все интимные, и не только, места. Понял я, что пропахшая медведем телогрейка, причина их злобы. Скинув её и выкинув в довесок к ней часть медвежьих волосков, влетел я на крыльцо родной избы. Светланка с угрюмым лицом стояла в проёме кухонной двери. – Светочка! Ты не подумай ничего плохого. У медведя в плену я был, милая. Не был я у Надюхи. Веришь ли мне? Вот моё оправдание, – а сам протягиваю ей, разжав ладонь и запоздало видя в свете лампочки всю нелепость моих аргументов – небольшой клочок кудрявых рыжих волосков. Удар сковородки об мою дурную голову поставил точку в игре «Веришь – не веришь?» Но ты-то мне, читатель, надеюсь – веришь?
(Написано по мотивам рассказов соседа по больничной палате Валерия Новосёлова)
_________________ Земеля
|