– Я много лет отслужил в рядах советской милиции. Многое повидал, но тот день забыть невозможно. До сих пор нельзя унять те чувства, что испытал тогда, наверное, каждый житель нашего города. Был выходной, уже не помню – суббота или воскресенье. Я работал дежурным инспектором милиции, и как раз дежурил. В плане преступности и происшествий это было тихое время. Тогда хорошо если в день к нам поступало 15 сообщений. В основном это были драки на Стройпосёлке, и чаще люди просто чудили по пьянке. Из центральной части города обычно было по одному-двум вызовам в день. И вдруг в выходной, когда все отдыхают, мне поступает сообщение о том, что автобус вместе с пассажирами опрокинулся в пруд. Ещё не понимая всей серьёзности ситуации, мы с помощником поехали на плотину. Там собралось уже примерно полсотни людей. Водитель автобуса в шоке сидел на земле. Люди плакали, рвались его избить, кричали, что он, выпрыгивая из автобуса, не открыл двери, чтобы смогли эвакуироваться пассажиры.
Было сразу ясно, что водителя необходимо изолировать, иначе бы состоялся самосуд. Мы забрали его, на мотоцикле с коляской привезли в отделение. Но куда его закрыть? В камеру предварительного заключения дежурной части нельзя – окна слишком старые, толпа может запросто выдернуть решётки. Я решил, что человека можно тайно поместить в женский вытрезвитель. Надо сказать, что в те времена пили много и многие. Но чаще – мужчины. Поэтому мужской вытрезвитель почти никогда не пустовал, в отличие от женского. Туда и поместили водителя, к которому приставили пусть и небольшую, но всё же охрану – медсестру и техслужащую, так как мужчина всё время стонал, что жить он больше не хочет и всё равно удавится…
Следующим моим шагом был доклад в Киров – начальству. Помню, что мне сразу и не поверили, настолько страшным было моё сообщение. Далее предстояло оповестить всех руководителей района. Тогда это была большая проблема, сотовых, конечно, не было и в проекте, а обычные – стационарные телефоны были едва ли не роскошью – мало у кого они имелись, даже в организациях. А тут ещё и выходной, лето. Кто в гостях у родни, кто на даче, кто на покосе, кто в лесу или вообще – в отпуске. Нужно было найти машину, своей в райотделе милиции не имелось ни одной. Машину с водителем выделил завод, автобус дал леспромхоз. На оповещение руководства района ушло немало времени, а из Кирова уже требовали полную информацию, причём… уже на нервах, с нецензурной лексикой, ну а как – ведь ЧП областного масштаба! Помощник дежурного инспектора Геннадий Александрович Карачаров на служебном мотоцикле объехал и вызвал всех по тревоге. А на плотине, между тем, народу всё прибывало и прибывало. Люди уже договаривались идти и отбивать у милиции водителя автобуса. Руководству пришлось просить взвод автоматчиков из военной части Котчихи. Но я уже не помню, были на плотине солдаты или нет.
Чтобы достать автобус с телами из воды, его обвязали тросом, для этого ныряли добровольцы, умеющие плавать. Когда трактором начали вытаскивать машину, народу к месту аварии набежало ещё больше – вся плотина, вся прилегающая к ней территория были заполнены плачущими, кричащими и шокированными людьми… Рёв толпы, крики, плач были слышны даже у здания райотдела милиции. Тела утонувших плавали под крышей автобуса …, – на этом моменте Владимир Петрович прервался и закрыл лицо руками, его душили слёзы… – Тела увезли в морг на дежурной машине завода. Чтобы убитые горем озлобленные люди не мешали работе медиков, прокуратуры и милиции, нужна была охрана, в морг посторонних не пускали. Но, к сожалению, в то время было мало хорошо подготовленных, грамотных сотрудников милиции, способных разговаривать с людьми, находящимися в таком состоянии. Квалификация рядовых была очень низкая, поэтому был задействован и офицерский состав. Ситуация осложнялась отсутствием техники, специалистов, оборудования, средств связи. Чтобы высвободить сотрудников, из вытрезвителя выпустили всех пьяных. Тяжело было и мне, тогда ещё 27-летнему старшему дежурному инспектору, принимать решения. Милиция была задействована для охраны общественного порядка, и, надо сказать, с этой задачей она справилась. Но, конечно, и люди в то время были несколько другими. Я бы отметил, что общество было более сплочённым, ответственным, законопослушным, к сотрудникам милиции не просто прислушивались, их уважали. И если сотрудник делал замечание разбушевавшемуся пьяному, то остальные люди дружно начинали его усмирять, оттеснять, если мешал. На помощь милиции наперебой спешили дружинники. Отлично сработали телефонисты, которые давали соединение с любым городом в первую очередь милиции, все помогали кто как мог. Власти очень опасались, что в городе начнутся беспорядки, но такого допущено не было. Помню, нам доложили, что одна из пострадавших девушек, возможно, жива, её долго реанимировали, надеялись на что-то. Но нет. В воде утонувшие провели час – разве можно в такой ситуации выжить? Проехать по плотине было сложно, нам не давали работать, стоял громкий плач, люди требовали выдать им водителя, кричали, что из автобуса он выпрыгнул первым, когда машина ещё не упала в пруд, а зависла на краю плотины, только её передняя часть была в воде, и не открыл двери, чтобы могли спастись пассажиры.
Кто-то качал на руках худенького мужчину невысокого роста. Точно не помню, но вроде бы его фамилия была Светлаков. Оказалось, что этот житель Зареки находился в тонувшем автобусе и был единственным, кто не растерялся. Он был физически сильным человеком и разжал руками закрытые двери автобуса, через которые смогли спастись ещё три или четыре человека. Помнится, это были студентки. Он и сам начал тонуть (глубина была не меньше четырёх метров), но сумел вынырнуть, несмотря на то, что нахлебался воды. Потом командир студенческого отряда просил наградить его за поступок, достойный настоящего лётчика, который покидает самолёт при аварии в последнюю очередь.
А нам необходимо было собирать информацию – я постоянно получал нагоняи из Кирова, там требовали всё новые и новые подробности, даже такие, как партийность, семейное положение погибших. Поэтому сотрудники милиции и представитель завода снова и снова опрашивали свидетелей, родственников. В одни и те же семьи приходилось ходить по два, а то и три раза, уточнять, переспрашивать. Представляете – у людей страшное горе, а тут мы – «партийный был погибший или беспартийный». Не все говорили с нами лояльно, кто-то и матом встречал и провожал. Когда уже была собрана вся требуемая Кировом информация, мне позвонил полковник из УВД СССР. И снова затребовал дополнительную информацию, и снова мы получили очередной втык… Успокоилось всё лишь ночью – часа в два или в три. А мы всё передавали и передавали информацию в разные инстанции. В пять часов утра я отпустил помощника, утром пошёл на развод, но домой меня всё ещё не отпустили – ведь вся информация была у меня. Из отдела я вышел только в 14.00, шёл, шатаясь, как пьяный…
Я много думал об этой трагедии потом. И сейчас, после статьи в газете, снова. Я ведь разговаривал с водителем, когда мы его задержали и поместили в вытрезвитель. Он сказал, что в машине ощущался люфт рулевой колонки. Но я возразил: «Но ведь люфт рулевой колонки появился явно не сейчас? Наверняка ты об этом знал, зачем ты выехал из гаража? Ведь ты первый, кто несёт ответственность за пассажиров!» Я сам – водитель с большим стажем – уже в те годы знал, что такая неисправность устраняется несложно. Ещё я спросил у водителя, почему он не открыл двери, чтобы могли выпрыгнуть люди? Он ответил: «Я не умею плавать. Я испугался…» Судить, конечно, не мне. Но я не согласен с теми, кто считает водителя автобуса невиновным. Его судил суд, признал виновным в халатности. Я считаю, это очень правильно, что решили увековечить память погибших в той трагедии. Пусть вспомнят тех ребят: молодых, красивых студентов, у которых всё было впереди...
Владимир Петрович Гордеев, г. Кирс. "Прикамская новь", 25.11.2021 г.
_________________ Кто владеет информацией - тот владеет миром
|