«Сколько себя помню – всю жизнь работаю»
Подвиг народа в годы Великой Отечественной войны воплотился не только в мужестве солдат, воевавших на фронте, но и в силе тружеников тыла, которые помнят войну тяжёлой работой, голодом и тревогой за своих близких.
Лидия Александровна Силкина родилась 27 января 1932 года в Удмуртии в деревне Кесшур. До войны семья состояла из семи человек: отец, мать, два сына и три дочери. В сентябре 1941 отца забрали на фронт, а в феврале 1942 в семье родилась ещё одна девочка. «Когда началась война, мне было девять лет, и я училась в третьем классе. Все мужчины из деревни ушли на фронт. Остались старики и молодые женщины с детьми, – рассказывает Лидия Александровна. – Надо было кормить семью, и мама продолжала работать в колхозе, а я оставалась водиться с самой маленькой сестрой. Один день иду в школу, на другой – вожусь. В школе мы учились с октября. В сентябре шла уборка урожая, и все дети отправлялись в поле. Пошлют с нами для контроля одну или двух старух, и работаем мы от зари до темна, наравне с взрослыми, без выходных. Работу распределяли по возрасту. Старший брат в свои 12 лет уже уходил пахать и бороновать огромные колхозные поля, а мы, маленькие, полоть. Колючий и огромный осот иногда был выше нас. Все руки были изрезаны и исколоты. Потом рвали лён и связывали его в снопы. Утром лён ещё мягкий, а потом на солнце высыхает и режет руки. Но надо было собирать сухой, чтобы в снопах не сгнил. Когда мы стали постарше, нас отправляли грузить и возить навоз. Помню, начнёшь лошадь запрягать и не достаёшь. Приходилось тому, кто посильнее, поднимать другого повыше. Оплату нам считали наравне с взрослыми, но сама работа оценивалась по-разному. Больше платили тем, кто пашет и навоз грузит. А вот если мы пололи целыми днями – за это меньше платили. Платили с выработки. Рассчитывали трудодни и выдавали зарплату зерном. Иногда, если кому-то нечего было есть, зерно выдавали авансом. Например, возьмёшь 20 килограммов зерна, а потом вычтут со свежего урожая. Вот заработали мы семьёй 1000 трудодней в течение года, а за трудодень давали 200 граммов зерна, и выдадут за вычетом 180 килограммов. Если урожай ржи был хороший, получали одну рожь, а то могли выдать овёс или ячмень. Потом мы сами зерно сушили и возили на мельницу молоть. Мы очень голодали. Ели то, что смогли вырастить на огороде: картошку, морковку и капусту, пекли хлеб. Вот сейчас любят иногда сварить суп из крапивы – говорят, полезный. А я за своё детство так наелась этой крапивы, что смотреть на неё не могу. В нашей деревне не было школы. До четвёртого класса мы ходили в одну деревню за два километра, а с четвёртого в другую – за шесть километров, а мне надо было ещё сварить похлёбку на день. Поздним вечером я собирала крапиву, а утром варила сразу полведра. Накрошишь картошки, крапивы и немного молока добавишь – вот и еда. Мы, конечно, держали корову и овечек. Тогда разрешали держать по одной корове. Но мяса мы почти не видели, так как надо было сдавать 40 килограммов мяса по государственной норме. Поэтому мясо мы ели, только если овечка родит ягнёнка, ну, или телёнок появится, или корову надо было менять. Когда у нас не было мяса, нам приходилось его брать у колхоза, и за это у нас вычитали из заработанного зерна. Ходили мы в чём придётся – сами шили и латали. Несколько лаптей да фуфайка на всех. Сходишь после работы в баню, побулькаешь одежду в воде, помоешься, потом одежду развесишь там, на верёвках над каменкой, а на утро снова одеваешь. Часто ходили в лаптях на одну ногу. На одной ноге изорвётся, вот и подбирали, что сохранилось лучше. Если братья находили где-нибудь старый, рваный ботинок или сапог, то вырезали из них подошву и подбивали к лаптям, чтобы они меньше промокали. А так как гвоздей не было, они вырезали маленькие деревянные палочки и прибивали подошвы ими как шпильками. Часто в лаптях ходили и зимой, поскольку валенки были не у всех. Когда мама и я с братьями были на работе, маленькие сёстры сидели одни дома. Водиться с ними было некому, и они играли сами с собой. Мне очень хотелось сшить им хотя бы одну куколку из лоскутков, но было нельзя – каждая тряпочка была на счету и шла на заплатки. Но потом мы всё-таки придумали маленьким игрушку – скатали мячик из шерсти, и они играли им. Когда закончилась война, легче не стало. Наш отец погиб ещё в 1943 году, а из 45 семей нашей деревни вернулись всего четыре мужчины. Я продолжала работать в колхозе. Меня уже отправляли пахать. Удержать плуг руками сил не хватало, и мне приходилось держать его на согнутых локтях, и так и таскать». В 1950 году Лидия уехала искать работу в Яр. Везде была послевоенная разруха. Мужчин не хватало, и работали одни женщины. Несколько лет она работала грузчиком в ОРСе, возила продукты и воду. В 1957 году Лидия Александровна приехала в Кирс и устроилась в леспромхоз сортировщиком, а через год её направили работать в леспромхоз в п. Пещёру. Здесь она познакомилась со своим будущим мужем Александром. Они прожили вместе 35 лет и вырастили двоих детей. Ирина Широкова, «ПН», 2015.
Вложения: |
Силкина 1.jpg [ 85.14 КБ | Просмотров: 4399 ]
|
_________________ Кто владеет информацией - тот владеет миром
|