ХиНа, ну батюшка у вас, просто чудо, а не батюшка!!!! Жалко,что поменьше нынче народу принимает участие в крестном ходе...

Нынче, наоборот, народа было больше, чем в предыдущие годы (на предыдущей странице тоже есть фото).

ХиНа, ну батюшка у вас, просто чудо, а не батюшка!!!! Жалко,что поменьше нынче народу принимает участие в крестном ходе...

Ни один Крестный ход без искушения не бывает. Но у каждого Крестного хода искушения свои. У Семёновского крестного хода искушение грибное. Грибов – страсть, как много! Изумительные белые грибы-крепыши. Прямо под ногами. И влево и вправо грибы, грибы, грибы... Даже у детей ведёрные котомки. А из лесу-то сколько грибов глядит на паломников, так, кажется, и просятся, и зовут: «Меня возьмите, меня! Тут я, вот я!» Паломники стали выбегать из Крестного хода в лес. Больше всех усердствовал Иван. Иван – послушник отца Леонида, его духовный сын. У батюшки при храме четыре послушника – четыре сына: трое умных, четвёртый – Иван. Хозяйственный, как кот Матроскин. Сам-то он городской, но такие выращивает помидоры, что состарившиеся на огородах прихожанки только диву даются. А картошки насадил столько, что и двадцати человекам не съесть. Всё у него ладится легко, дети, кошки и собаки любят его бесконечно. Ивану, как всегда, больше всех надо. Он и углубился в лес дальше всех. И в конце концов доуглублялся до того, что, когда вышел на дорогу, обнаружил, что Крестный ход уже ушёл. Стал догонять. Не догоняется. Стало темнеть. Забеспокоился не на шутку. Побежал бегом. И прибежал, наконец. Только не туда, куда все ушли, а назад, ко кресту, на Порыш. Стало стыдно. Попросил прощения у преподобного Симеона, покаялся. На душе стало спокойно и легко, и как-то ясно. Оставил все свои грибы у Креста и уже с молитвой отправился назад крестным путём. Не шёл, а летел. Усталости никакой.
А между тем Крестный ход уже вышел на шоссе. У дороги поят паломников горячим чаем, который кипятят тут же на костре в вёдрах. Автолавка-«уазик» торгует пирожками.
Ивана хватились. Тракторист возвращается в лес на поиски... Безрезультатно. Все уезжают. Уезжаем, наконец и мы.
В кромешной тьме моросит дождь. То и дело на ум лезет случай пятнадцатилетней давности, когда в такую вот погоду погиб от переохлаждения лесник. Но, странное дело, на сердце особого беспокойства не чувствуется. Да что же это за сердце у меня такое чёрствое?!
Отец Леонид тоже, как ни странно, весел, только время от времени произнесёт как присказку: «Ну, Иван, погоди!»
Ночью батюшка несколько раз выходил во двор. Дождь идёт, идёт, идёт... А Иван в лесу в темноте, один, мокрый... «Ну, Иван, погоди!..»
С утра пораньше появился участковый милиционер. Снял показания, обычные в таких случаях. Стали приниматься меры к розыску, может быть, уже трупа...
Свою долю участия в судьбе Ивана выказал и Сергей, наш прихожанин. У него собака бойцовской породы – гладкошерстная, плотная, как сарделька на ножках; для волков в самый раз... Сергей просит какую-нибудь Иванову вещь понюхать. Приносят носок. Батюшка морщится: «Вы собой этот носок возьмёте?» – «Ну, да» – «Да от него и собака ваша морду воротит и вы сами от этого носка в машине задохнётесь!»
В самый разгар критики собачьих достоинств и Ивановых носков объявляется сам Иван, живой и невредимый. Батюшка потрясает кулаком, будто за уши треплет зайца: «Я на твоём примере буду массы воспитывать! Матушка, обязательно напиши об этом Иване! Иван! Иди ты в баню!»
Матушка Фотинья (СОФРОНОВА).