Правильный человек

«30 июля 1969 года машинист шагающего экскаватора 22-летний коммунист Иван Гапон установил за смену рекорд вскрышных работ. Выработка составила 4896 куб. м породы…», «Ивану Михайловичу хотели присвоить звание «Герой социалистического труда», но происхождение подвело…», «Гапон – чересчур правильный, мы в своё время от него натерпелись…», «Ни один рабочий не скажет об Иване плохого слова, а вот начальству от него доставалось…»
Чем больше я читала и слышала о И.М. Гапоне, тем сильнее хотелось встретиться с ним. Он запомнился молодым, энергичным, а какой он сейчас, в ранге пенсионера? Оказалось, всё такой же: по-мальчишечьи стройный, немного насмешливый, но открытый и прямодушный.
– Иван Михайлович, а как вы оказались в Рудничном? – первым делом спрашиваю я.
– Я здесь родился. Отец, Михаил Трофимович, отбывал срок в лагпункте № 1, но был бесконвойным, работал машинистом паровоза. Он из Черниговской области, на родине был секретарём комсомольской организации, в годы репрессий «попал под раздачу». Сначала его отправили на Урал, там сфабриковали дело о контрреволюционной организации и признали его польским шпионом, отправили в Вятлаг. Мама – спецпереселенка, её отец был мелким купцом. Когда у отца закончился срок, они поженились и до самой смерти жили в Рудничном. В нашей семье было четверо детей. Отец так и работал на станции Верхнекамской машинистом, а мама была портнихой в швейной мастерской.
Окончив восемь классов Рудничной школы, я пошёл работать на Верхнекамский фосрудник, одновременно учился в вечерней школе, на ВКФР и работал до самой пенсии. Вот и вся моя биография.
– Происхождение не помешало вам вступить в партию?
– Времена уже были другие. В комсомол я вступил ещё школьником, о происхождении, по-моему, вообще не спросили. Когда пришёл работать в горный цех, секретарь парторганизации ВКФР Фёдор Егорович Кусков мне сказал: «Больно ты настырный, давай-ка в партию, а то не туда пойдёшь». В 21 год я стал кандидатом в члены КПСС, а в 22 года – коммунистом.
– К тому времени вы уже были женаты?
– Ну да. Уже и старшая дочь Анна подрастала.
– Получается, что в столь юном возрасте вы не только были женатым человеком, отцом, коммунистом, но и одним из передовиков производства? А как вам удавалось настолько перевыполнять производственные задания, ведь и другие, наверное, старались работать на совесть?
– Так сложились обстоятельства. Я был одним из первых, кто пошёл учиться управлять шагающим экскаватором. Год проработал помощником, стал машинистом, затем бригадиром. Другие работали не хуже меня, но когда поступили первые шагающие экскаваторы, машинисты уже были в возрасте, им сложнее было осваивать новую технику, а у меня энергия била через край. Ну а когда пришла молодая смена, я был ещё молодым, но уже опытным.
Мне было, у кого учиться, ведь рядом работали такие трудяги, как машинисты экскаваторов А.М. Митусов, А.Д. Русанов, Н.М. Вишняков, Д.М. Частиков и многие другие. Было на кого равняться, с кого брать пример.
– Это правда, что вам могли присвоить звание «Героя соцтруда»?
– Ходили об этом какие-то слухи, но мне никто ничего конкретно не говорил. А вот о поездке на один из съездов КПСС уже была договорённость, уже всё обсудили, решили, но поездка не состоялась. Без объяснения причин всё затихло – может быть, на подготовительном этапе кому-то действительно не понравилось моё происхождение.
– Говорят, вы были правильным, но очень неудобным человеком. Чересчур жёстко выступали на собраниях.
– Неудобным для начальства я действительно был. А как можно было молчать? Один из последних директоров ВКФР решил отдать постороннему человеку всё подсобное хозяйство предприятия. Не продать, а именно отдать даром! Вопрос решался на совете трудового коллектива. Я спросил: «Почему нельзя всё раздать работникам фосрудника, если уж подсобное хозяйство приносит одни убытки?», и директор ответил, что рабочие всё стадо пустят под нож. В итоге большинством голосов было принято решение отдать технику, оборудование, помещения, стадо в 87 голов КРС в чужие руки. Этот директор в скором времени переехал в Киров, а новая владелица подсобного хозяйства пустила доставшееся добро по ветру.
Ещё один директор всё ходил и искал воров. По его мнению, рабочие предприятия много воруют. Я ему при всех сказал: «Главный вор здесь – ты! Потому что то, что стащили рабочие, – жалкие крохи в сравнении с тем, сколько разбазарило и растащило руководство ВКФР»…
…Он вышел на пенсию сразу, как подошёл срок, отработав в общей сложности на ВКФР 37 лет. Тогда, в 2001 году, уже не было того предприятия, чьи успехи гремели на всю страну. И уже не было той страны, в которой человек ценился не за лояльность к руководству, а за честность, принципиальность и трудовые заслуги. И КПСС уже не было…
Партийный билет коммуниста И.М. Гапона хранится среди семейных реликвий. Он не вышел из КПСС, но и не вступил в КПРФ, так как считает, что все нынешние партии – «не те». Здесь же награды за многолетний добросовестный: орден Трудового Красного Знамени, медаль «За трудовую доблесть», нагрудные знаки «Шахтёрская слава» и многие другие.
С супругой Галиной Ивановной они вместе уже 47 лет. Выросли и разъехались дочери Анна и Лариса, подросли внуки. И.М. Гапон, несмотря на многочисленные награды, не имеет никаких надбавок к пенсии, помимо льгот, которые полагаются ветерану труда. Наверное, ему не о чём жалеть, ведь он жил и живёт так, как подсказывает ему совесть – правильно.

Тот самый Князев

«Князев? Тот самый? Неужели он и сейчас живёт в Рудничном? – удивлялись знакомые, узнав, что я собираюсь к Б.С. Князеву. – Сколько же ему лет?»
Борису Степановичу 84 года. Когда-то его имя не сходило со страниц районной газеты, и шла я к нему с опаской. Что греха таить, за последние годы нас приучили к тому, что нужно уметь демонстрировать свои достижения, и многие не столько гордятся, сколько кичатся своими успехами и наградами, а у Бориса Степановича каких только наград нет! Ордена Ленина и Октябрьской революции, медаль «За трудовое отличие», множество почётных грамот и благодарностей, звания «Ветеран труда» и «Почётный ветеран труда фосфоритного рудника»… Думалось: а вдруг и разговаривать-то не захочет заслуженный ветеран?
Мои опасения оказались напрасными. Борис Степанович – очень простой в общении и при этом удивительно скромный человек. Показалось, что он даже смущён неожиданным вниманием к себе.
– Да что обо мне писать? Если рассказать, какая у меня была жизнь, наверное, никто и не поверит, – сказал он.
– Поверят, – заверила я.
– Из деревенских я, была такая деревня в Зуевском районе – Гагарье. У родителей нас было четверо, я – старший. Жили бедно, ходили в лаптях. До 13 лет я не знал, что такое штаны – сошьют какой-нибудь куль из мешковины или рванину какую-нибудь подберут, в том и ходишь. Отец погиб на фронте в 1943-м, и детство кончилось. Надо было думать, как выживать, – надеяться теперь стало не на кого. К тому времени я уже работал в колхозе – там, куда пошлют. Сильно мы голодали и выжили только благодаря корове. А война закончилась, и послали меня, 17-летнего, от колхоза на лесозаготовки. В напарницы дали женщину. Толку от нас не было никакого, мы в деревне таких ёлок – не обхватишь! – и не видали. Кое-как свалим дерево, а что дальше делать – не знаем. С нормами, конечно, не справлялись, поэтому нас за невыполнение ещё на соседние делянки отправляли сучки убирать за передовиками. На второй год дали мне в напарники хорошего товарища, и тут уж мы приноровились к лесоповалу, стали нормы вырабатывать.
Будущее мне рисовалось таким: схожу в армию и вернусь в родную деревню. Но вместо армии мне велели ехать в школу ФЗО (фабрично-заводское обучение). Какое ФЗО, если я дальше своей деревни почти и не бывал, никакой техники не видел! С испугу спрятался в сено, и хорошо, что к стенке забился – уполномоченный вилами сено тыкал, но меня не достал.
И всё-таки послали меня в Рудничный. Там эта школа ФЗО готовила кадры для предприятия, фосрудник готовился к реконструкции. Посёлок тогда был небольшой, утопал в грязи, добротного жилья почти не было – в основном, всё бараки да двухэтажные деревянные дома, которые потом прозвали «немецкими». Нас таких, деревенских, на учёбу прислали человек 120, учили по разным специальностям. Отношение к нам было, как к людям второго сорта: придём в клуб, так и оттуда выгоняют.
Через шесть месяцев учёбы стал я работать в горном цехе. Конечно, в первое время ничего не умел, поэтому выполнял, что говорили: подай-принеси. Наставниками были мужики в возрасте, вот на них смотришь и то же делаешь. Ну а потом уже сделали меня помощником машиниста, машинистом добычного экскаватора. Так до пенсии я и работал в горном цехе ВКФР машинистом, правда, приходилось ещё и на кране работать, когда шагающие экскаваторы монтировали. Младший брат Николай после армии ко мне в Рудничный приехал, тоже на фосруднике работал. Вот и весь рассказ…
– Лукавите ведь, Борис Степанович, за «просто работу» ордена не дают. Наверное, как-то по-особенному вы работали? В партии состояли? – спрашиваю я.
– Комсомольцем был, а в партии не состоял, – отвечает Б.С. Князев. – Уговаривали, конечно, не раз, но я не согласился. Мы люди простые, деревенские…
Умолчал Борис Степанович о своих трудовых достижениях. Но в старых подшивках районной газеты сохранились отзывы его товарищей по работе: «Князев от трудностей не прячется, не спасует в решающую минуту, поможет другому», «У него нет цифровых расчётов, между тем, сменное время на строжайшем учёте. Работает ритмично: за час – не менее 70 тонн руды». «Князевский ритм» – результат высокого душевного подъёма», «Чтобы погрузить состав руды, ему требуется не более 25 минут. Удивительный, князевский темп: за 30 секунд ковш ёмкостью 1,25 кубометра, совершает полный оборот от пласта до точки разгрузки. Когда-то машинисты не думали, что за смену будут грузить по 60 вагонов вместо 33 по норме. Князев грузит и по 70!». В лучших работниках предприятия, передовиках производства числился и его брат, Николай Князев.
Был и такой случай. В 1964 году на рудник поступили первые шагающие экскаваторы, махины в тысячу тонн весом. Борису Степановичу довелось собирать самые тяжёлые узлы. Конечно, не вручную, а помощью своей добычной машины, переоборудованной для поднятия грузов. Однажды «кран» с прицепленной деталью дал осечку, не выдержал нагрузки. Ситуация создалась такая, при которой машинист имеет право оставить машину, чтобы спасти себя. Как же поступил он, Князев? Коммунист, кавалер ордена Ленина Валентин Иванович Карманов даже спустя годы не мог спокойно вспоминать тот случай: «Представьте, каково человеку, на которого падает железная плита, а нас было четверо, и все под висящим грузом. Борис в один миг побелел, но рычаги из рук не выпустил. Рванул стрелу в сторону, согнул её, а людей и экскаватор спас».
Вот таким он был, Борис Степанович Князев, в годы своего расцвета. Он и сейчас такой же: скромный, но трудолюбивый. Ждёт – не дождётся, когда наступит тепло, оттает земля и можно будет заняться огородом, досыта наработаться на земле. Такие они, деревенские, даже покинувшие родину, но не забывшие, что труд – основа всего в этой жизни.