История создания деревни Плотниковы
(часть 5)
Новая экономическая политика
После разрушительных войн (Первой мировой, или Империалистической, 1914-1917 г.г., Гражданской 1917-1920 г.г.) и засухи в 1921 году экономика в стране пришла в полный упадок. Повсеместно останавливались заводы и фабрики, национализированные, отобранные у помещиков земли частично пустовали: напуганные продразвёрсткой, крестьяне не желали засеивать дополнительные участки. Войны собрали свой страшный «урожай» - трудоспособных мужчин в деревнях не хватало, было много калек, в поле некому стало работать. Частная торговля была строго запрещена, магазины и лавки закрывались. В редких магазинах стояли огромные очереди, там отпускали хлеб по карточкам. На дорогах появились нищие, на паперти Кирсинской церкви скапливалось такое количество нищих и калек, что не пройти. Разруха грозила стране полной катастрофой, и правительство России во главе с Лениным и Троцким 15 марта 1921 года на X съезде РКП(б), решив привлечь в народное хозяйство частный капитал, отказалось от сплошной национализации всего и вся и объявило новую экономическую политику (НЭП). Военный коммунизм Гражданской войны, когда у крестьян в ходе продразвёрстки отбирали большую часть выращенного урожая, отменили. Вместо продразверстки ввели продналог, который был вдвое ниже. Поверив в НЭП, на отобранные заводы, фабрики и земли вернулись капиталисты и помещики. Крестьяне, у которых появилась возможность самим продавать выращенный урожай, стали распахивать дополнительные наделы. Частная торговля тоже была разрешена. НЭП дала поразительные результаты: за три года (с 1922 по 1925) хозяйство страны полностью восстановилось и достигло уровня довоенного периода (1913 г.). В Кирсе, на площади, вновь открылся большой мануфактурный магазин. Я со своим отцом Филиппом часто на лошади ездил в этот магазин. Отец, инвалид Первой мировой войны, уходил за товаром, а меня оставлял сторожить лошадь (она была молодая, тревожилась от заводских гудков и могла сорваться с места). Отец ходил медленно, и ждать приходилось долго. Когда отец окончательно возвращался из магазина (ему приходилось несколько раз туда ходить), он давал мне 5-10 копеек, и я покупал себе конфеты, пряники, карандаши, тетради. Денег, а они после денежной реформы стали очень «дорогими», хватало на всё. Но через три года новая экономическая политика стала постепенно меняться на прежнюю, и от той свободы, которую почувствовали люди в 1922 году, не осталось и следа. Индивидуальный труд везде и вся был признан неэффективным — буржуйским, кулацким, направленным на собственное обогащение, в то время, когда надо думать о всенародном благе и строить социализм. Нэпманы-мироеды и кулаки всячески высмеивались и вновь превратились во врагов Советской власти. На всех митингах, собраниях и в газетах стали восхвалять коллективный труд. Конец 1920-х годов характеризовался постепенным распадом деревни и прежнего, существовавшего на протяжении столетий, крестьянского патриархального уклада жизни. Наступила новая эра — тяжких испытаний на долю крестьянина. Вместе с патриархальной жизнью в прошлое ушел и свободный труд на своей земле.
Административные изменения
В 1930 году Вятская губерния (как и другие) преобразовалась в Вятскую область. При этом из губернии отошли Глазовский и Сарапульский уезды во вновь образовавшуюся Удмуртскую автономную область с центром в г. Ижевске. Города Воткинск и Сарапул с прилегающими деревнями вошли в Свердловскую область. Уезды тоже исчезли, разукрупнились и преобразовались в районы. Из Омутнинского уезда образовались Кайский район с центром в с. Лойно, Афанасьевский - с центром в с. Афанасьево и Омутнинский - с центром в г. Омутнинске (посёлок Омутная получил статус города). В Омутнинский район входили в том числе посёлок Кирс, село Екатерининское и все деревни Верховья. Волости тоже исчезли, вся власть на местах стала принадлежать советам: в Омутнинске - городскому Совету, в Кирсе - поселковому Совету, в деревнях - сельским советам.
Образование колхозов
В сентябре 1929 года из Омутнинска в нашу деревню Плотниковы приехали два уполномоченных по организации коллективных хозяйств. В летней просторной избе Василия Кондратьевича (Коньки) собрались все жители деревни. За стол, с одной стороны, сели уполномоченные, на лавки, напротив расположились крестьяне. Уполномоченные стали восхвалять преимущество коллективного хозяйства и агитировать крестьян вступить в колхоз-сельхозартель, обещали жизнь райскую. Говорили, мол, все вместе будете собирать такие урожаи, какие вы ещё и не видывали. Часть крестьян из числа активистов и бедняков в количестве 5-6 хозяйств тут же записались в колхоз, остальные отказались. На призывы отвечали, что, дескать, мы привыкли сами хозяйствовать на земле, нам объединение ни к чему. Тогда уполномоченные стали запугивать крестьян, утверждали, что для единоличников будут установлены большие налоги, часть земли у них отберут в колхоз. И даже говорили, что самых строптивых, которые заразились духом буржуазии, стали кулаками-нэпманами и не желают работать на благо родной страны, а хотят только обогащаться, будут раскулачивать за саботаж колхозного строя. С кулаками, мол, будет развёрнута борьба - беспощадная, до полного искоренения кулачества. После длительного раздумья, без всякого желания остальные крестьяне тоже стали подходить к столу и ставить свою подпись в списке колхозников. Исключение составили лишь несколько крестьян, которые, несмотря на угрозы, на свой страх и риск пожелали остаться единоличниками. Так в Верховье образовались четыре небольших колхоза-сельхозартели. Одна артель состояла из крестьян нижнего конца Верховья: деревень Яровская, Лазаревы, Симоновы, Колеговы, Чурша. Вторая - из жителей деревень Кочкино, Раменье, Ванино. Третья - из жителей деревень Плотниковы, Бартовы, Шумайловы. Четвёртая - из жителей верхнего конца Верховья: деревень Баранниковы, Макарихины, Семёны, Силкины, Пещёры и хутора Медведи. При вступлении в колхоз крестьяне должны были внести свой пай в виде скота и сельскохозяйственных орудий. С декабря 1929-го по январь 1930 года в правительство и ЦК ВКП (б) стали поступать многочисленные жалобы от крестьян о насильственной мобилизации в колхозы. В феврале 1930 года в печати появилась статья Сталина «Головокружение от успехов», вслед за ней правительство издаёт постановление о роспуске колхозов, созданных насильственным путём. Там говорилось, что колхозы должны состоять только из тех колхозников, которые добровольно вступили в него. Вновь испечённые колхозники не заставили себя долго ждать и уже в марте чуть ли не массово стали покидать колхозы. Через короткое время в четырёх колхозах остались единицы из числа голытьбы-лодырей — только шесть хозяйств, и встал вопрос о существовании коллективного способа труда на территории Верховья. Этого власть допустить не могла. И сбылись угрозы уполномоченных: оставшимся колхозникам выделили в достаточном количестве самые лучшие пахотные земли и сенокосы. А единоличникам отдали самые плохие, причём в гораздо меньшем размере, и обложили их непомерно большим продовольственным налогом. Таким большим, что после уплаты у крестьян ничего не оставалось для себя. И, тем не менее, крестьяне не желали вновь становиться колхозниками.
Раскулачивание
Летом 1930 года в Верховье раскулачили четыре единоличных хозяйства - самых крепких, зажиточных. По одному из деревень: Яровской, Симоновы, Плотниковы и Баранниковы. Самые богатые хозяйства были выбраны не зря - чтобы их имуществом пополнить скудные колхозные запасы. Да, раскулаченные крестьяне жили несравненно богаче, чем голытьба-лодыри, но они и работали больше, потому что имели по 5-7 коров, не считая другой скотины. Из нашей деревни Плотниковы раскулачили семью моего дяди (старшего брата отца) Константина Ивановича Плотникова (Костю Сенькина). События разворачивались так. Сначала под конвоем увели взрослых мужчин, через день забрали подростков и молодых парней, в том числе и моего брата Павла в возрасте 17 лет. Ещё через день приехали на лошадях, запряжённых в рабочие телеги, за женщинами с детьми. Всех отправили в Омутнинск, где семьи воссоединились, и дальше они последовали под конвоем на станцию Яр, откуда их выслали куда-то в северные края, в спецпосёлки. Младшую дочь Константина Ивановича, 12-летнюю Марию, чтобы она не отправилась с родителями на спецпоселение, брат Николай забрал к себе в Чёрную Холуницу, где он работал лесничим. Имущество раскулаченных: сельхозорудия (плуги, бороны, вилы), телеги, сани и многое другое перенесли на колхозный двор, скот отвели на скотный двор колхоза. Остатки продуктов, вещи (раскулаченным взять с собой много не разрешили), зерно, муку, а также домашний инвентарь с мебелью колхозники разделили меж собой. Дома раскулаченных из Баранниковы и Симоновы перевезли в деревню Кочкино, один приспособили под контору колхоза, другой - под сельсовет. Конфискованный дом Константина Ивановича сельсовет взял на учёт. Позднее, в 1935 году, мой отец выкупил его у сельсовета и передал сыну Михаилу, моему старшему брату. Двоих из четырёх репрессированных через два года реабилитировали, признали, что раскулачили их незаконно, и отпустили домой. Дядя Костя, вернувшись из спецпоселения, устроился на работу на лесоучасток в Пещёре. Там, в бараке, он и поселился с семьёй. Второй реабилитированный из деревни Симоновы после возвращения устроился работать печником в Омутнинске. После раскулачивания крестьяне-единоличники стали один за другим записываться в колхозы. Выхода не было. Исключение составил лишь Иван Левкин, он, невзирая ни на что, продолжал жить единоличным хозяйством. Четыре сельхозартели просуществовали немногим более года, потом они объединились в один укрупнённый колхоз «Маяк» с центром в деревне Кочкино. Из колхозников бывших сельхозартелей были образованы по 2-3 бригады.
В.Ф. Плотников. (подготовил М. Котлов).
_________________ Кто владеет информацией - тот владеет миром
|