елена писал(а):
А что за плотина была у Пушейского.?ХиНа, не узнаете? Нигде не встречала ничего о плотине.
Постараюсь узнать.
СкачокСкачок и Ожмегово – поселки, которые строились спецпереселенцами из стандартных пятистенных домиков и заселялись по мере готовности. Одновременно строили магазин, больницу, школу, почту, пожарную, контору. Этого не было ни на Дедовке, ни на Мерзляке, ни на Севе. В последующем эти поселки служили пристанищем ссыльных западных украинцев, поляков, немцев.
Узнав, что в Кае, 12 километров от Скачка, отмечают семик – поминки усопших, Шура с подружками, без разрешения коменданта, убежали на праздник шанежек с картошкою поесть. За это ночь просидели в кутузке.
Двух младших сыновей определили в детсадик-ясли, а мать впервые в жизни устроили на работу в это же учреждение няней, вменив в обязанность охрану и печки топить. Рано утром мать тащила детей досыпать в детсадик. А сама топила печи.
Молодежь под руководством учителя Абрамычева участвовала в художественной самодеятельности и выступала в клубе, которым заведовала жена коменданта. Ставили пьесы, выступал хор, пели частушки.
Сочиняли сами на злободневные темы, пользовалась успехом группа девушек «Синеблузые».
На сцене поставили пьесу Тренева «Любовь Яровая» и инсценировку романа Шолохова «Поднятая целина» (прощание Кондрата со своим волом). Вместо вола на сцену затащили лошадь. Кондрат в фуражке с красным околышем, босиком, в шароварах с лампасами.
В художественной самодеятельности Шура встретила своего суженого Александра Софронова. Подружились, играли в пьесах, а потом поженились.
Среди спецпереселенцев выделялась супружеская пара из Варнавина. Городские, образованные Долинины. Он – ученый-счетовод, она окончила гимназию. Культурная Лидия носила модные платья и шерстяные кофточки. Алексей – галифе и хромовые сапоги. Рубашку белую и колпачок на голове. Щей с кулаками не хлебал, но на выселку попал. Добросовестный и честный счетовод.
На два десятка лет Лида моложе,
Мужа не ценила ни за что и никогда.
Поклонников имела и одаряла их: похоже,
Ещё когда в Варнавине жила.
И здесь у ней поклонников не счесть,
Сгульнуть ей ничего не стоит.
«Не убудет», – говорит.
Зимою форточку откроет
И через улицу кричит:
"Эй, сосед, иди на палку:
Муж уехал на рыбалку.
Коль не дорожит,
Пусть над лункой подрожит».Втайне от мужа Лидия договорилась с начальством о переводе её одну в Рудник. Разделила вещи и организовала проводы в последнюю ночь. Пригласила друзей. Алексей ночевал у соседей, а она всю ночь пела и гуляла с кавалерами.
Алексей, будучи в нервном напряжении, не хотел идти, но подумал и решил помочь собраться и разобрать кровать сына. Неуютно. Воздух пропитан табачным запахом: на столе полная пепельница окурков и неубранная посуда, на подоконнике пустые бутылки из-под вина, на полу собранные вещи, на которые брошена гитара.
Себя не помня, к ней шагнул,
Выхватил топор и рубанул…
С испуга сын за стулом притаился.
Отец нашел его, схватил и прослезился,
Поцеловал любимого Сережу
И к коменданту под арест потопал по дорожке.Жилось всем трудно. Кто как мог добивался у начальства перевод. Два пекаря, дородная Пономарева, прихватив свою родню, сухощавую Смирнову, хлеб печь устроились в Кае. Оплетин – в Лойно и опять на конный двор. Он в этом деле спец, но вор.
Приезд родных к спецпереселенцам не запрещали. Контролировал комендант поселок, и от него зависели все взаимоотношения и сроки пребывания.
Александр Кириллович частенько брал меня с собой собирать белые грибы. Я полюбил это занятие и стал один ходить по борам. Я парень не очень бедовый, но не вешал губы.
Однажды, первого сентября в ранее утро туманного дня, отправился по грибы по своим местам. Слышу, мама зовет домой. В чем дело? Мама никогда не отзывала из леса. Вышел на тропинку и встретил мать. «Пойдем быстрее домой», – взволнованно сказала она и заковыляла к поселку. «Совсем забыла. Говорили мне, а я забыла, тебе сегодня в школу», – уточнила она причину своего появления. Я ничего не ответил, а только подумал: клуб и магазин знаю, на конном дворе днями пропадал, весь поселок обегал, а школы не выдел… Не придумала ли чего мама?
Дома мать заставила меня умыться, что я не любил делать. Надела белую рубашку, которую надевал по праздникам, и, к моему удивлению, заставила обуть ботинки.
Поравнялись с одной половиной дома и открыли двери. В просторной комнате за двумя длинными столами сидели на лавках ребятишки моих годов. За небольшим столиком пожилая женщина что-то читала. Все обратили на нас внимание. «Здравствуйте, – сказала мама. – Вот я привела сына учиться. Извините, опоздали. Совсем запамятовала и поздно вспомнила». «Ничего, ничего, – ответила учительница»
… Появление отца на Скачке – радость для нас. Он не поехал на родину, а сразу же после освобождения приехал к нам. Во время следования у него украли вещи, но это не омрачило нашей радости.
Жить нам стало легче, так как папа сразу же включился в работу плотником. Эту профессию он приобрел на строительстве Беломорканала.
Шура и Александр Кириллович переехали в Рудник и устроились на работу. Она – официанткой в столовую, он – в пожарную часть. Жили в одном из семи построенных бараков, которые в то время располагались на берегу речки Ольховки на месте, где сейчас пятиэтажный дом № 22 по улице Орджоникидзе.
Год на скачке богат событиями в нашей семье. Скрыто приехал брат повидаться. Запомнилось мне, как на пеньке меня целовал, слезы платком вытирал. Мама стояла на стрёме, плакала и наблюдала. На прощанье обнял и ушел в дремучий сосновый лес.
Родился на Скачке братишка, недоношенный мальчишка. Я даже брата не видало. День пожил. Бог прибрал. Отца с покоса отпустили. Утром он домой пришел. Гробик сделали, схоронили. Вечером отец ушел в бригаду на покос, и весь вопрос.
Пристрастился я к рыбалке, на Кужве, где летали галки… Под хохот и ребячий шум, когда реку переходил с братом, в воду угодил и чуть не утонул...
В памяти осталась семья Шмелевых: заботливая мать и Степка, сын. Семья Смирновых: мать, двое детей, Павел и Галина. По знаменитой 58-й сидят мужья у той и у другой. А на Скачке их жены, дети ждут. Себя, детей и прокорми, и сохрани. А как?
Весной пошли грибы, сморчки. Люди стали собирать, жарить. Сморчками отравился Степка Шмелев. Мать сына похоронила, а тут и весть пришла, что умер в тюрьме муж. Шмелева так переживала, ночей не спала. Фонарь лампу зажигала и на могилу к сыну шла… В крест три раза постучит, молится, зовет стоит… Это видела сестра, её квартира с кладбищем была. Через две недели Шмелева «испарилась», затерялась.
А у Смирновых жизнь сложилась по-иному. Из тюрьмы пришел отец, и наступил конец сиротству. Павел с Галиной были очень рады.
Началась война. Павла взяли на службу, он на фронте попал в плен. И очутился в далекой Америке. Как-то раз в Ожмегово пришла открыточка, Смирновых поздравляли с праздником. Писал Бабич, но рука была Павла. Намекали, что жив Павел. За то рьяно уцепился КГБ. Галина уже преподавала в школе, закончив институт, а кагэбэшники контроль ведут, для беседы регулярно приглашают и переписку не запрещают. Десятки лет так длилось. Но встречи не случилось. Павел всю жизнь прожил вдали от родины, купил в Америке дом, работал чертежником, дослужился до начальника конторы, женился на эмигрантке-украинке, вырастил двух дочерей.
Смирновы из Ожмегово переехали в Рудничный, купили дом на улице Карьерной.
На Скачке любили Ермакова, молодого озорного парня. Бывший гимназист и единственный сын, знаменитый гармонист. Он погиб на лесоповале – попал под сосну. Его, как и Долинину, схоронили на кладбище Скачка. На том кладбище спят спокойно старичок Бакшаев, мать пятерых детей Дубцова, Солнышков, Суворова, Рубцова, Софроновы и Шульгины, мой безымянный брат и прочие усопшие рабы. Среди них и Мутовкин Леша, и Тетерин.
Я пытался увековечить Скачок памятником-обелиском репрессированным русским, украинцам, полякам, немцам, которые жили здесь в ссылке и покоятся на кладбище. Установили фамилии, составили смету, изготовили макет. Но спонсора для финансирования не нашлось. Не удалось установить памятник ни на скачке, ни в Кае, ни в Рудничном. К кому я ни обращался, все поддерживали идею, но практической помощи не оказали. Всю наработанную документацию и макет я сдал в краеведческий музей Рудничной школы – до лучшей поры…
Не один год велась переписка с посольством Польши, которое подавало надежды, но закончилось тем, что поляки решили установить памятник только полякам, а на установку многонационального денег не выделили. В практическом плане удалось сделать очень мало. Дважды посылали на скачок и установили памятные таблички на месте поселка. Домов нет, все заросло соснами. На кладбище, где еле-еле заметны холмики могил среди сосен, установили памятные таблички с некоторыми фамилиями захороненных русских и поляков. Отслужили панихиду.
(
Из книги В.И. Пеплова «Судьбы людские»).