Утерянные колокола Часть вторая. Здравствуй, Высоково!
За три зимних месяца сумел я найти через интернет однокурсницу Нину, которая подтолкнула меня к поиску утерянного колокола. Оказывается, она вышла замуж и уехала в Тюменскую область, где и здравствует поныне. Родственники её из Высоково разъехались: кто в Подрезчиху переехал, кто в деревнях Нагорских приют нашел, а кто и в мир иной ушел. Пояснила она мне, где дом её стоял, попросила поклон ему от неё передать. Всхлипываний и рыданий много я услышал от Нины по скайпу, крепко, видать, ностальгия её достала, да и жизнь вдали от корней своих родных тоже не радость. Но ничего нового про утерянные колокола у неё вызнать не удалось, только вновь упоминала про брод какой-то, где, якобы, предок её был свидетелем утопления колокола.
Периодически созваниваясь с Василием, разработали маршрут, уточнили надобность походных принадлежностей и назначили час и день выхода в путь-дорожку, по мере завершения огородных работ. Но накануне назначенного дня приезжает в гости дочь моя младшая Марина. Увидев собранный рюкзак, спальник и ружьё, поняла она, что намечается нечто заманчивое в плане какой-то очередной авантюры. Уж как не хотелось мне делиться затеей, но разве откажешь дочке. Одним словом, срочно пришлось по знакомым искать спальник, сапоги и прочую походную экипировку. «Да, – про себя думаю, – ох и ворчать же будет напарник, но скажу ему, что фоторепортаж Марина вести будет о наших похождениях». Знал я, что Василий на старости лет не в меру полюбил популярность, особенно, когда читать стал свои байки публикуемые, высоко голову задрав, по селу своему ходить начал. А тут фоторепортаж целый намечается – «это вам не рубль двадцать», как любил говорить Василий про какое-нибудь особое событие. Крякнул он на моё известие о походе с нами Марины, но смолчал, даже, похоже, доволен внутренне стал, услышав о фоторепортаже.
Солнечное майское утро встретило нас на подъезде к Вятке в районе бывшего посёлка Тёмное. Будучи на охоте в тех краях знал я о старой заброшенной дороге в деревню Высоково. Подрезчиха появилась только после войны, а до этого была дорога из Воронья через Кордон на Высоково. Дорогу забросили после того, как сделали узкоколейку в соседний посёлок Сумчино, откуда до деревни было около четырёх километров. От дороги этой, старинной, только одно название осталось за шестьдесят с лишним лет. Однако боязни сбиться с пути у меня не было, так как заблаговременно запасся я картой тех мест, которую еще в молодости скопировал с военной карты, данной мне на вечер прапорщиком из нашего военкомата. Успел я за вечер переснять её с помощью фотоувеличителя и в дальнейшем с особой секретностью пользовался ею. На этой карте указаны были не только ручейки и болота, но и броды, тропинки и рельеф местности. А особая секретность состояла в том, что все исправительно-трудовые колонии с точностью до метра были занесены на неё. Благополучно переплыв Вятку на резиновой лодке, углубились мы в густой ельник закрывший выход дороги на реку. Два раза терялась тропинка, которая шла по старому полотну дороги, и если бы не карта, пришлось бы ломиться напролом через глухую тайгу. Марина без конца щелкала своим «Никоном» красоты увиденной девственной природы. Не обошла вниманием и меня с Василием. А как он горделиво позировал дочери – это надо было видеть. Предвидя фотосъемку, оделся Василий «зело вычурно» - камуфляжный костюм, сапоги болотники, шляпа солдатская «афганка» (и где только достал такую), очки затемненные, да ещё и с зелёными стеклами. Стараясь не засмеяться над позами друга, приходилось отворачиваться и делать вид, что я разглядываю пройденный путь. А мне путь этот приносил блаженство и умиротворение – ни комаров, ни мошек, ни забот в голове. Не жизнь пенсионная, а сплошной праздник и ожидание чего-то исключительно интересного и завлекательного. Всю дорогу Марина рассказывала Василию о принципе действия своего фотоаппарата, о том, почему в нём нет фотоплёнки. Хотел же я остановить её, что б зря время не тратила, да постеснялся авторитет Василия уронить. Прекрасно я знал, что хотя в свои годы и имел он фотоаппарат, но не мог даже выдержку от диафрагмы отличить. Помню, как однажды на рыбалке у него кончилась пленка, и я посоветовал поменять кассеты местами, чтобы снимать на другую сторону. Не чувствуя подвоха, начал он «Зенит» свой из чехла вынимать, чтобы исполнить совет. Вовремя остановили мы его, но от души, однако, изрядно посмеялись. Долго он в тот день дулся на меня, но вечером после стопочки у костра сознался, что фотоаппарат-то ему соседский пацан заряжает, он же и фотки печатает. Так вот незаметно и подошли мы к деревне Высоково.
Встретила нас деревушка своим убогим видом – дома вросли в землю, крыши провалились, заборы упали. Безрадостная и жуткая картина была перед нами – словно на кладбище незваными пришли. Вдали, правда, виднелось несколько домов довольно сносного вида – видать там и жили последние жители этой деревни. Однако, вопреки злым творениям рук человеческих, весна и здесь брала своё: черемухи нарядились цветущим белым кружевом, в изумрудной траве цветы яркие глаз радовали, птичий щебет заполнял, казалось, весь воздух вокруг. Яркое солнце и по-весеннему сине-голубое небо с курчавыми высоко плывущими облаками потихоньку наполнили нас оптимизмом.
Время к полудню подошло, пора и перекусить после долгого пути. Вскипятили чай из водички протекающего на краю деревни ручья, приготовила дочь бутерброды, открыли и подогрели на костре пару банок тушенки. Отобедав, в блаженстве растянулись Марина и Василий на травке у костра, а я, взяв у дочери фотик, решил сходить для интереса до конца деревни. Но, не пройдя и пары домов, взвыл я от неожиданной боли в верхней губе и, буквально через пару секунд, от такой же боли на тыльной поверхности левой руки. Ничего не понимая, рванул я назад к костру. Отскочив несколько десятков метров, слегка успокоившись, превозмогая молча боль, боясь внести панику в отдыхающую компанию, обнаружил я жало пчелы на поверхности ладони. Страх от увиденного жала ввёл меня в стопор. Откуда в заброшенной деревне пчёлы? А в том, что меня укусили пчёлы, никакого сомнения не было - оса, укусив жертву, жало не оставляет. Но откуда в заброшенной деревне взяться пчёлам? Никакая умная мысль не посетила в те минуты мою голову, кроме подозрения и недальновидного вывода, что живет здесь где-то семья диких пчёл, улетевших, скорее всего, с пасеки в Подрезчихе. Ум не хотел принимать таких объяснений, всё-таки двадцать километров до жилья, но другого объяснения не было. Опять вмешивать потусторонние силы? - Да сколько можно идти на поводу мистики и сновидений своих – вскрикнул я мысленно, обозвав себя завзятым мистификатором. Однако друзьям ничего не сказал, но вспухшую губу объяснил нападением осы. По совету Василия приложил к укусам раздавленный лист подорожника, и правда – через некоторое время боль стихла, а оставшаяся опухоль и не сильно мешала. Хорошо отдохнув, компания наша направилась в город-призрак, что и было в планах на первый наш день. Очередная загадка встретила меня на берегу речки Сумчино, которую предстояло нам перейти вброд по дороге в одноименный посёлок. В укромном местечке перед поворотом речки стояли на берегу рыбацкие рогульки, видна была помятая трава. И вновь, как и о пчёлах, не стал я говорить друзьям об увиденном – может, кто из Подрезчихи ходит сюда рыбачить. Решив, не заморачиваться по пустякам, выкинул я это из головы и на том отвлёкся. А отвлечься было чем…
Сумчино так же встретило нас безрадостной картиной. Те же покосившиеся дома, проваленные крыши, заросшие бурьяном огороды с упавшими заборами. Однако многое свидетельствовало о том, что в своё время здесь жили работящие люди, что жили полноценной и самодостаточной жизнью. Прогулка по посёлку только подтверждала это: магазин, почта, больница, здание конторы. Дома, хоть большинство и барачного типа, но были в своё время обустроены добротно. Как и во всех леспромхозовских посёлках того времени здесь была общая баня, клуб с пристроенной кирпичной кинобудкой. В клубе была большая библиотека с сохранившимися фоторепортажами о жизни поселка на стенах в застеклённых рамах. Но тут Марина обратила наше внимание на то, что полностью отсутствуют книги для взрослых читателей, тогда как детских книг и журналов было в изобилии. Опять какая-то загадка, подумал я, но вновь погрузил её в закрома памяти. Большого желания заходить внутрь домов никто из нас не испытывал, однако ради фоторепортажа всё же зашли в один из них. Ощущение было такое, что словами сложно описать. Тут и страх какой-то непонятный, тут и ощущение такое, что без спросу вломились в чью-то судьбу, словно в замочную скважину подглядываем. А обстановка в доме была точно такая, как и описывал её знакомый в новогодний вечер. Мебель, половики на полу, занавески на окнах, вёдра, тазики – заходи да живи. Заглянули в магазин, школу, почту – везде картина похожая: словно вот-вот жители придут, да ещё и нас отругают за непотребное поведение. Помня, что цель нашего похода иная, чем шатание по чужим домам, с тяжелым чувством горечи и жалости удалились мы восвояси из этого мёртвого поселка.
В «свою» деревню мы пришли уже под вечер. Пора было ужинать да определяться на ночлег. Решение ночевать под открытым небом было сходу отвергнуто по причине холодных майских ночей и отсутствия заготовленных дров. Предложил я переночевать в Нинином доме, что было встречено утвердительно. Пройдя недалеко по улице, через три дома мы были у цели. Дом был еще довольно крепкий, окна целы, на крыше виднелась труба. Поклонился я перед домом и предал ему привет, как и просила однокурсница. По скрипучим ступенькам крыльца вошли мы в избу. Василий, как истинный крестьянин, окинул хозяйским взглядом окружающую обстановку, моментом оценил состояние печи русской, открыл какие-то ему только известные вьюшки да задвижки, сжег в них бересту, найденную на дворе. «Тягу надо создать, а то дыму наглотаемся, печь-то видно лет десять не топлена» – так объяснил он своё действо. Через полчаса печь отозвалась мерным гудением, тихо потрескивали дрова, и язычки пламени освещали внутренности дома. Василий откуда-то притащил керосиновую лампу, прочистил стекло – и вот уже от света лампы появилось некое подобие уюта, скованность наша стала проходить, даже разговаривать начали вслух, хотя до этого по какой-то необъяснимой причине общались шепотом и короткими фразами. Плотно поужинав, улеглись спать. По причине моего не слабого «ночного сопения» ушел я на кухню, дочь в спальнике легла на пол в горнице, Василий, задув лампу, улез на полати. Впереди предстоял нелёгкий день поиска колокола по нехоженой тайге и болотам.
- Папа, проснись, проснись! – с трудом различил в темноте силуэт дочери и услышал её шёпот. - Кто-то по крыше ходит, слышишь? – чуть не заикаясь от страха, прошептала вновь Марина. И точно – по потолку явно кто-то ходил, причем шаги были явно не тяжелого существа. Но вдруг по потолку раздался такой дробный стук, словно кто-то в испуге рванул что есть мочи. Не успели затихнуть шаги на потолке, как раздался явный стук в стену дома. - Василий! – во всю глотку заорал я с испуга, - Вставай, похоже, не ко двору мы здесь, сматываться пора. Испуганный, толком не проснувшийся, он чуть не свалился с лестницы, ведущей на полати. - Что, кто? Как сматываться, куда? Ночь на дворе, замерзнем на улице, - стуча зубами от страха, услышав не прекращающийся стук в стену, прошептал Василий. Дочь еще плотнее прижалась ко мне, боясь, что я могу оставить её одну. А стук в стену затих, но кто-то или что-то стало уже стучать в окно. - Ну, сволочь, держись - сейчас я тебе постучу, сейчас я тебе справлю расплату лютую, - трясясь от собственного страха, заорал я хриплым рыком, и, схватив ружьё, выскочил на крыльцо. Выстрел дуплетом разорвал тишину деревни и темноту меня окружавшую. Стукач, видимо, не ожидал от нас такого безумства, и в темноте так рванул вдоль по улице, что только затихающий топот слышал я несколько секунд. Ослепленный огнем выстрела всё же успел я в темноте весенней ночи различить убегающую лохматую фигуру, похожую на человека. Убегающий прихрамывал, это я заметил точно. С диким мяуканьем после выстрела выскочил также из-под крыльца котяра внушительных размеров и тоже в мгновение ока растворился в темноте. - Да что это за наказание, ну никак нам не пожить спокойно – то кошки по потолку шастают, то йети лесной в стены да окна стучит, - с поддельной бодростью обратился я к стоящим в ступоре друзьям, - Ты, Василий, хоть лампу-то зажги, всё на душе поспокойней будет. Рассказал я об в ночи увиденном, успокоил друзей, что утро вечера мудренее. Утром и разберёмся, узнаем, кто не хочет колокол нам отдать из глубин вековых. Все втроем залезли мы на полати и неспокойным сном с зажжённой лампой проворочались до утра.
Продолжение следует.
_________________ Земеля
|