Ангел за рулем.
Да, друзья мои, такого холодного и дождливого лета на моей жизни еще не бывало. Открытие рыбацкого сезона затянулось на месяц с лишком, да и в «лишке» целая неделя поместилась. Но все же вырвались – и на подъезде к своему заветному омуту засадили УАЗик, « по самую нехочуху» - как прокомментировал обстановку Василий, выбравшись из салона в разбухшую глиняную жижу. Все попытки раскачки и подкладывания веток успехом не радовали – колеса все глубже засасывало вглубь. Перспектива поддомкрачивания и выкладки настила никого не радовала, но оставалась единственным вариантом выхода из сложившейся ситуации, если не считать похода за трактором в ближайший населенный пункт. И то не факт, что он, трактор этот, найдется, да тракторист с солярой будут, уж не говоря о том, что еще и пара пузырей перекочует из рюкзака в кабину тракториста. Но делать нечего, как самый «старый и мудрый» принимаю решение: «А шагай-ка, ты, Василий, как истинный абориген по местным деревням в поисках тягового механизма». «Ну, Палыч, нашел самого молодого, ага, счас рвану - только сапоги сниму, чтоб мозоль не натереть». «А ну-ка, Санек – обратился Василий к водиле – выкручивай свечи, да пусти меня за руль, попробую армейский опыт применить, авось смогём без трактора вылезти. А вы, бригада алкоголиков, хулиганов, тунеядцев, цепляйте буксир, вставляйте жердь и готовьтесь бурлаками поработать». После проверки готовности залез Василий в кабину, дал гудок и на стартере, без малейшей пробуксовки, с нашей тяговой помощью и далеко слышимым комментарием на родном до боли фольклоре выехал из злополучной ямы. Видели бы вы, с каким гордым видом вылез Василий из кабины, с каким форсом он попинал колесо УАЗика, как закурил свою беломорину и «скромно» попросил меня плеснуть ему «соточку, за смекалку и возросший авторитет». « А ты, Васек, может, и танк водить умеешь? – не без подковырки, как-бы, между прочим, обратился к нему критик наш доморощенный Петруха. «А то! Могу, конечно. Два годка в родимой армии пытался довести до ума Т-74, но понял, что это не танк, а трактор с пушкой и забраковал его, за что и получил благодарность от министра обороны». «А может, и самолет можешь осилить?» – не унимается Петруха. «Могу, но плохо, практики маловато», - не сдается Василий. «Палыч, ну можно я ему по шее настучу или очки разобью, ну достал он меня!» Кое-как успокоил я Василия стопочкой «Ледника», сумел погасить на время зарождающийся конфликт, но понял, на этом «горячие финские парни» не успокоятся, и как в воду глядел – продолжение диспута не заставило себя долго ждать. Клевало в тот вечер крайне плохо. Видать большая вода, хмурое небо с восточным ветром, да холод, далеко не летний – никак не способствовали поимке не только мало-мальских представителей водного царства, но даже представителей флоры и фауны - комаров и мошек, коими славится наш болотисто-травянистый край. Так или иначе, но уже в восемь часов вечера вся бригада сидела в салоне УАЗика и с нетерпением ждала начала банкета в честь открытия летнего рыбацкого сезона и возможной очередной байки из уст нашего байкоплёта Василия. «Ну что, Василий, может, поделишься своим опытом вождения самолета, или сболтнул сгоряча, а счас и не знаешь, как выкрутиться – начал цеплять Петруха Василия, после хорошо начавшегося банкета. « А чё, почему бы и не вспомнить дела лихие, да годы молодые. Ну-ка плесни, Палыч, для восстановления мозговых клеток памятного отсека седой моей головы». Мог, мог, иногда, Василий такой словесный крендель вывернуть, что просто диву мы давались, как умел он сочетать простонародную речь с замысловатыми фразеологизмами, говоря научным языком. Случилось это давно. Как я вам и говаривал ранее, довелось мне грызть гранит науки в технаре кировском. И вот после третьего курса организовал военрук наш Исаак Моисеевич (незабвенный) военно-спортивный лагерь в далеком поселке Пищалье. Туда-то нас пароход дотащил по течению, да пока мы там осваивали рытье окопов и соблазнение местных девок, обмелела Вятка родимая, на первом же плесе сел на мели наш пароход. Не нашел военрук иного выхода, как отправил нас своим ходом в родные пенаты, выдав каждому по три рубля денежек. На перекладных добрался я до Кирова, а утренний поезд уже отчалил, общага на период каникул закрыта, целый день на жаре надо где-то париться, поезд только вечером будет. А в заначке у меня прибережена пятирублевка была, вот и решил я на самолете вояж совершить в село свое родное, хотя признаться честно никогда подобные поступки (необдуманные) не совершал. Добрался я на автобусе до аэропорта Победилово. Все хотел спросить по дороге ни будь кого: кто кого победил на этом месте? да воздержался, до сих пор не ведаю. Короче, купил билет, довела нас дамочка до самолета АН-2, кукурузником кличут их в наших краях, наверно в честь Никиты Хрущева, который на кукурузе помешан был. Даже на наших северных полях в его бытность пытались кукурузу выращивать, да вовремя его Леня Брежнев подсидел, а то бы так до сих пор местная скотина кукурузными стеблями давилась. Залезли мы, я да три старушки, божьи одуванчики (втихаря они, оказывается, возвращались из запрещенного в то время крестного хода на реку Великую). Почти полчаса сидим - нет летчиков. Смотрю, задремали мои спутницы, видимо нелегко им было в походе, утомились шибко. Пристегнул я их ремнями, чтоб не будить даром, когда летчики-пулеметчики нарисуются. Ну, наконец, нарисовались родимые, морды лица опухшие, животики у каждого пивные свисают, видать второй сорт, только кукурузу им опылять, да леса травить, что в то время шибко практиковалось. Так траванут, порой, что вороны зайцами дохлыми всю зиму пируют, а косачи да рябчики как ошалелые по деревням да селам носятся, одурманенные ядохимикатами. А я сижу рядом с кабиной и наблюдаю за их манипуляциями да прислушиваюсь к их разговору. А они и не подозревают, что я за ними наблюдаю и делятся вчерашними своими похождениями, да количеством испитого накануне – где, когда и сколько. К этому я отнесся равнодушно, потому как в то время уже и сам порой так перебирал, что утром и мог не вспомнить, как вечером домой добирался. Но вот когда услышал, как один из них спросил другого, а хватит ли бензину на рейс, жутковато мне стало не по-доброму. Но ответ, что до Кирса дотянем, а там две бочки в запасе стоят – как-то немного успокоил, хотя тревога в душу залегла, это ведь не на авто обсохнуть, никто в воздухе не дозаправит, но не будешь ведь выпрыгивать из самолета, тем более уже мотор заведен и самолет выруливает на взлетную полосу. Смирился я со своей судьбой – будь что будет, рожденный утонуть, под колеса не попадет, но пожить охота, да тем более дома пол банки чистого золота да невеста Светка ждет не дождется приезда моего. А самолет по непонятной причине уже минут десять катается по летному полю, все никак не взлетает. Какие-то строения в иллюминаторе мелькают, проволока колючая заборная нарисовалась. Остановили летчики самолет у какого-то сарая, открыли дверь самолетную, и не поверите, мужики, грузят в самолет гроб, заколоченный, и двух мужиков небритых. По быстрому наливают мужики в стакан самогону и летчики по очереди принимают внутрь похмельное лекарство, запивая это бражкой овсяной, это я определил, когда и меня мужики угостили. Отказываться я не стал, думаю – хоть путь быстрее пройдет, но бражкой запивать не стал, зная какое коварство скрыто в сиём напитке, бренде кайском, как сейчас его называют на московских попойках вятского землячества. А старушки, божьи одуванчики, сидят пристегнутые, дремлют – аж храпоток стоит в три голоса. Наконец, взбодренные летные братья выводят «аннушку» на взлетную полосу и после короткой пробежки взлетаем. Сквозь рев мотора из «базара» мужиков уясняю, что в гробу их батяня, отдавший Богу душу на одном из курортов областного масштаба, что везут они его уже третий день в какой-то лесной поселок нашего района. Задремал и я, сказалась тоже поездка ночная да выпитая жидкость не слабого градуса, сразу видно, что для себя гнали ребятки. Сквозь дрему вижу, что летчики-перелетчики по очереди еще по разу к братьям наведались. Тут уж мне не до сна стало. Смотрю, а летчик, тот, что постарше, третий заход делает и назад не спешит. Сел на гроб, и что-то мужикам доказывает, руками машет. Махал, махал, да и развалился на полу, положив голову на гроб. Братовья, смотрю, тоже задремали, навалившись друг на друга. Неожиданно самолет два раза так качнулся с боку набок, что не будь я пристегнут, точно очутился бы на полу. Глянул я повнимательнее в кабину и глазам своим не поверил – спит родимый мужичек летного состава крепким могучим сном. После очередного качка выпадает сей чел из-за штурвала на пол, а самолет, смотрю, на левый вираж пошел, да и снижаться начинает, кусочек неба в стекле лобовом остался. Мгновенно в голове моей промелькнула вся жизнь моя недолгая, матушка со Светкой у свежей могилки привиделись. Недолго сомневаясь, заскочил я в кабину, схватил штурвал, потянул на себя, недаром ведь наблюдал за взлетом и манипуляциями летчиков. Кое-как выправил самолет, устроился поудобнее в кресле и стал анализировать, как сиим чудом управлять. Качнул штурвал из стороны в сторону плавными движениями – «аннушка» тоже плавно качнулась, потянул штурвал на себя – высоту стал набирать. Куда лететь стал соображать. Вспомнил карту областную, вспомнил, что на севере Кирс находится. Так, думаю, сейчас полдень, значит лететь надо, чтобы солнце в хвост самолета светило. Тихонько наклонил штурвал вправо, самолет, наклонившись вправо, изменил направление полета вправо, солнце которое светило слева в кабину стало светить сзади. Вновь повернул штурвал в среднее положение, самолет выровнялся, но курс не изменился, что мне и надо было. Ладно, думаю, до Вятки долечу, там поверну направо и вдоль по реке долечу до Кирса. Веселей на душе стало, песню дурацкую вспомнил – «Не кочегары мы не плотники», ну чё к чему. Додумался, выглянул из кабины и вижу, проснулась одна из старушек и смотрит то на гроб, то на спящих летчиков. Глаза по полтиннику, подбородок трясется, рот открыт – орет видимо что-то, крестится беспрерывно. Не додумался я до ничего лучшего, как подмигнуть ей и перекрестить ее широким большим крестом, после чего утихла резко бабка, похоже, в обморок успокоительный ушла. Короче, долетел я, мужики, до Вятки, повернул направо плавным виражем, и вдоль по ней родимой с песней своей дурацкой долетел до моста кирсинского. А еще и посадить надо самолет, хорошо, что тетка у меня на Торфу жила, помнил я окрестности аэропорта, маслята там по краям во многом количестве росли. Видел я, где рукоятка оборотов двигателя находится, зашел на посадку со стороны железной дороги и стал снижаться, плавно сбрасывая обороты и отдавая штурвал от себя. Коснулся самолет колесами о землю, а скорость великовата оказалась, где тормоза не знаю. Короче, загнал самолет в мелколесье, там и остановился он родимый. Как глушить двигатель не знаю, да и не до того мне стало. Руки, ноги трястись начали. Затаскают ведь сейчас по судам всяким, да по разборкам, сматываться надо, пока никто не видит. Сиганул я из ероплана, неувиденный никем, к тетке даже не зашел. Сразу на двойку сел и через десять минут уже сидел на вокзале, где благополучно загрузился в вагон «Киров – Лесная», а вечером уже на сеновале поделился со Светкой своим геройством, которому она, естественно, не поверила, и вновь обозвала меня бахвалом. Но потом, услышав, что одна из прилетевших на самолете старушек уверяла всех, что за рулем самолета видела ангела, стала величать меня порой «ангелом рулевым». Официальная версия была, что самолет посадил летчик, после заснувший и выпавший из кабины, что тот, естественно, не стал отрицать. Но происходило это во времена расцветающего социализма и, естественно, огласки этого случая не произошло, хотя некоторые старожилы помнят до сих пор, как самолет когда-то застрял при посадке в мелколесье». Рассказанное Васькой заставило нас впасть в ступор, и только продолжившийся банкет вывел нас из него. А вот верить Ваське в очередной раз или нет, это уж вам решать уважаемые читатели.
_________________ Земеля
|