Рога для Слона. Часть первая. Полетели. -Ну что, боец, заскучал наверно без забот, без хлопот? Собирайся, завтра в командировку отправляю тебя – озадачил меня Алексеич, залетев, как всегда, словно ветер весенний, в мою обитель – в Хатангу полетишь, к белым медведям. -Тебя какая муха укусила, Алексеич? Нет у меня никакого желания никуда ехать, ни тем более лететь, а еще и за полярный круг, там еще, кстати, ночь не закончилась, если ты знаешь. Мне и здесь неплохо. -И денег тебе тоже не надо? Разбогател, может, на солдатском-то окладе? -Да ладно тебе, хорош издеваться. Ты лучше толком объясни, что опять удумал, в какую авантюру меня втягиваешь. -Так ты же мне слова молвить не дал – сразу в отказ пошел, - рассердившись не на шутку, Алексеич пресек меня на полуслове – Ты в курсе, что у Слона юбилей намечается через две недели? (Слон – это полковник Шубников, руководитель нашего управления, прозванный так за свои внушительные размеры и гортанный голос, похожий, как говорят знающие люди, на рев настоящего слона, унюхавшего разгулявшуюся подругу.) Скинулись все подчиненные ему на подарок, а я, как всегда, «под рукой», вот и поручили мне выбрать и обеспечить приобретение самого экзотического подарка. Так что, летишь завтра в Хатану и доставляешь оттуда рога благородного северного оленя – самый что ни на есть экзотический подарок по нынешним временам, ну не калькулятор же ему инженерный дарить, когда он даже счетами пользоваться не умеет. С командиром части северной, кстати, мой близкий кореш, я уже по телефону договорился. Короче, дуй в спецчасть, выписывай проездные документы и чтобы через неделю я тебя встречал на вокзале «рогатого и довольного». Вопросы? Вопросов нет, тогда вперед! -Как это вопросов нет, есть и не мало. Ну, полечу я за рогами, к примеру, а чем я объясню причину командировки, там, кстати, в Хатанге государственная граница – развернут меня погранцы, даже из самолета выйти не дадут. Да и на кой черт лететь на край света за какими-то рогами, если на собранные деньги можно на барахолке лосиные купить, они тоже сейчас ценятся «зарождающейся аристократией»? Темнишь ты что-то Алексеич, раскрывай, давай, свои карты, если хочешь равноправного партнерства. -Да некогда мне разжевывать детали, но ладно, слушай, коль такой ты «любопытный». Зачем тратить собранные деньги – мы их на другое дело пустим, а если уж быть до конца честными – попросту разделим, ну не будем же назад возвращать, портить людям радостное настроение от благородства и щедрости души. Упакуют тебе в Хатанге не одну пару рогов, а две. Утащишь - парень молодой, не переломишься. А цель командировки – согласование измененной секретной конструкторской документации, для чего я тебе вручу сейчас опечатанный портфель, который никто и вскрывать не будет, а вскроют – так я туда хренотени всякой напихал, чертежей да протоколов разных, ни один конструктор за месяц не разберется: что, куда и зачем. Вместо тебя на коммутаторе Жека поработает, с ним и командиром вашим я уже договорился. - А рога из Хатанги я под каким «соусом» повезу, да еще в двух экземплярах, как документацию что ли? – спалимся мы с тобой, Алексеевич, с этими рогами, век воли не видать – причем не мне, а тебе, как организатору. - Ты за кого меня держишь, салага? Повезешь из Хатанги в закрытом опечатанном ящике не выдержавшую экспериментальную нагрузку винтовую сваю в Новосибирский институт сталей и сплавов на рентгеноскопический анализ. Усек, боец? - И как это я грузить, и выгружать буду эту сваю, да еще двое рогов в придачу? Ты об этом подумал, Алексеич, прежде чем затевать такое предприятие? - Не, ну ты дебил – это точно. Да кому, нахрен, твоя свая эта нужна, да не будет её в ящике. По документам будет, по факту нет – она же тяжёлая, да и рога, ненароком, поломать может. Дошло ли?
И вот я уже трясусь в поезде до Красноярска, откуда вылетает самолет рейсом до Хатанги. Чтобы скрасить дорогу длинную, накануне я вытянул проволочку осторожненько из свинцовой пломбочки, выкинул половину «документации» и заменил ее бутылочкой винца красненького да десятком любимых чебуреков – кто ж о желудке солдатика побеспокоится, если сам будешь «клювом щелкать». Аванс, выданный Алексеичем и командировочные, руб на сутки, не давали впасть в уныние, да и подвернулся хороший попутчик, который ехал тоже не с пустым пОртфелем, как он изволил обозвать свой саквояж.
Весь путь не близкий, более полусуток, занимал он меня байками о своей должности воспитателя в женской Мариинской колонии, а мне-то что – трепли что хочешь, только наливать не забывай. Наутро на вокзале встретили меня солдатики из подведомственной части, с которыми я осуществлял телефонную связь по службе и с которыми накануне договорился о помощи в поездке до аэропорта. Взяв билет в воинской кассе, скоротал с ними время до отлета в уазике, где и пригодилась заначка из моего секретного портфеля.
А вот полет на ИЛ-18 особого удовольствия мне не доставил. Уже при взлете, когда «заорали» все четыре двигателя и затрясся весь корпус самолета, как заблудшая девка на зимней автотрассе, я, воспитанный еретическим комсомолом, на всякий случай попросил милости и прощения у Боженьки, а также мысленно попрощался заранее со всеми родными. Лететь оказалось, как пояснила стюардесса, надо восемь часов, да еще и с пересадкой в Норильске. Единственное, что согревало в полете душу, это то, что самолет летел низко над тундрой, даже чахлый кустарник из-под снега видно было. Мысль теплилась, что если что, так хоть в открытом гробу «индивидуально» проводят, а не нагребут совковой лопатой бесформенную массу, под коротким названием «экипаж и пассажиры».
Видать судьба моя такая – ни дня без приключений, даже в самолете и то умудрился в «историю» вляпаться. Коротко поделюсь с вами друзья читатели, а то некоторые критически настроенные товарищи постоянно хают меня за избыток слов и побочных эпизодов в моих байках. Ну а как же без них, без эпизодов этих? Написать: слетал на Север за рогами, и всё? – даже самому неинтересно будет читать. Так что уж поделюсь, что в полете произошло, пусть покритикуют. Час летим, другой, тоска в душе нарастает. В окошечке самолетном тундра без конца и края: ни тебе города, ни стойбища чукчанского, хоть бы олень, какой пробежал, так и тех не видать. Я и выспаться успел, да и хмель уж выветрился напрочь, курить хочется – сил нет, а до Норильска еще два часа лететь, проводница мне такое пояснение выдала. И вдруг, ни с того ни с сего, сосед мой с соседнего кресла как захрипит и брык в проход. Такой «кондратий» его заколотил, тело выгибается, как будто мостик гимнастический задумал изобразить, глаза закатил, мычит что-то, а изо рта пена красная пошла, наверно успел язык прикусить. Струхнул я не на шутку, да тут же вспомнил, что видел уже однажды такое на призывном пункте, когда нас выгнали из казармы и держали на солнцепеке почти весь день. Тогда тоже один чудик также загибался, сказали потом, что это приступ эпилептический так проходит. Орать бесполезно, сквозь рев четырех моторов вряд ли кто что услышит. Рванул я в кабину летную, стюардессе на ухо прокричал, что у мужика приступ начался. У нее шары по полтиннику, подскочила к мужику, по щекам его хлопает, что делать не знает - видно, что сама скоро в обморок от страху брякнется. Пассажиры, которые рядом сидят, тоже - ни живы, ни мертвы. Короче паника всеобщая – женская половина кричит благим матом, мужики повскакивали, а чем помочь не знают. Представьте картину: самолет ревет, трясется, бабы ревут, трясутся, мужики, хоть и не ревут, но тоже трястись начинают от бессилия. А этот, на полу который – похоже уже Богу душу отдавать начал, хрипеть уже даже не может, наверно, пена дыхалку перекрыла, да и судороги тело стали колотить. И в это время подскакивает к припадочному мужик бородатый, заворачивает тому голову набок, спокойно раскрывает рот и запихивает зажигалку между коренными зубами. Мне показывает рукой, держи, дескать, его прижатым к полу, сам же делает ему несколько мощнейших ударов по спине. Через пару минут припадочный успокаивается, дышать начал, вижу – взгляд становится осмысленным, даже подобие виноватой улыбки на лице проскальзывает. Мужик усаживает припадочного на мое место поближе к иллюминатору, сам пожимает мне руку и орет на ухо – «Будешь?». Видя, что я не врубаюсь в суть вопроса, щелкает по своему горлу. Дошло до меня – интенсивно киваю головой, как конь на водопое – ну кто же откажется, а тем более для снятия такого стресса. Прокричал бородатый что-то одному ему ведомое на ушко стюардессе – та, как муха, порвавшая паутину, резкими скачками «улетела» в свой закуток, откуда через минуту уже бежала с подносом, на котором красовалась… Не буду вдаваться в излишние подробности, вы уж и сами, наверно догадались, какая «благодарность» находилась на нем. Под шум моторов, одобрительные взгляды женской половины и завистливые мужской, сняли мы со спасателем стресс и вновь продолжился полет, но уже душу тоска не скребла, а дума возродилась в ней о том, что нет худа без добра.
В Норильске, а точнее в Дудинке, где всех пассажиров высадили из самолета, пригласил меня «бородатый» в буфет для продолжения более близкого знакомства. Представился Николаем Петровичем, но сразу оговорился, что достаточно и обращения – Петрович. При более близком знакомстве оказалось, что он работает в порту Хатанга какой-то шишкой и готов мне оказать любую услугу в меру его возможностей. Попросил я его помочь с транспортировкой ящика с экспериментальной сваей и погрузкой ее в самолет, а он, в свою очередь поинтересовался, не найдется ли «рядом» со сваей свободного местечка для небольшой посылочки на Большую Землю в виде «мешочка с красной рыбкой и икоркой»? С обоюдным согласием, закрепленным надлежащим образом, мы продолжили вскоре наш полет.
_________________ Земеля
|