17 гл. ИЗМЕНА ИГОРЮ

В Киеве назревал бунт. С каждым днем противостояние между простолюдинами и великим князем обострялось. Чернь грозила неповиновением и беспорядками. Участились ночные погромы бояр, которые поддерживали Игоря Ольговича. Положение усугубилось еще тем, что другие князья, даже Изяслав и Владимир Давыдовичи, князья черниговские, тоже отвернулись от Игоря. Помощи ждать было неоткуда. Игорю донесли, что в трактире Маринки Кайдаловны зреет бунт.
В ожидании вооруженного неповиновения, чтобы как-то обезопасить себя, великий князь вместе с верными боярами и дружиной закрылся в Ярославовом дворе и занял, можно сказать, круговую оборону. Долго так продолжаться не могло. Это понимали все: и князь, и бояре, и простой люд. И как результат ослабления Руси, на порубежные городки опять стали нападать половцы. Обеспокоенные внешней опасностью, киевские бояре Иван Войтишич и Улеб первыми проявили инициативу и под давлением киевлян решили сместить неугодного им князя и привести к власти другого. Они послали Анику–кузнеца и Илью Муромца с вестью к Изяславу, старшему сыну Мстислава Великого, внуку Мономаха, княжившего в ту пору в Переяславле.
Эта весть Изяслава Мстиславича и взволновала, и обрадовала: появилась возможность вернуть великокняжеский стол роду Мономаха. Он в который раз вчитывался в скупые строки берестяной грамоты «Ты наш князь. Тебя зовем к себе. Где увидим твои хоругви, к тебе придем!» - и думал: «Сумеет ли Игорь подавить бунт? Пойдет ли за ним дружина против киевлян? Что будет, если пойдет? Подавит неповиновение в крови, как недавно Владимирко в Галиче? А главное – сумеет ли он собрать меньших князей в кулак, чтобы противостоять внешней угрозе? Видно, совсем плохи дела Игоря, коли первые киевские бояре посылают к нему послов и предлагают поддержку в захвате великокняжеского стола».
- Что решил, княже? – не выдержал томительного молчания переяславский боярин Шварн. – Не пора ли согнать Ольговича с великого стола? Вспомни отца своего Мстислава и деда Мономаха. Они не колебались. Веди нас!
- Веди! Не страшись! – поддержал боярина Аника. – За тебя, княже, все киевляне, от смерда до лучших людей. С такой поддержкой Игорю не устоять. Самое время сейчас вдарить! Откажешься идти на Киев, мы другого князя призовем!
Изяслав оглядел кузнеца и согласно кивнул головой:
- Пойду на Киев, возьму золотой стол. Мой час пробил: или паду на бранном поле, или въеду в Киев на белом коне! – И сказал дружине: - Готовимся в поход.
- Княже! – обратился Илья к Изяславу. – Чтобы меньшей кровью захватить киевский стол, дай нам своего боярина, и в нужный момент пешая рать из киевских воев перейдет под твои знамена! И может быть, Игорь без злой сечи оставит город.
- Хорошо! – подумав, ответил князь. – С вами пойдет мой лучший боярин Шварн.
Через несколько дней, взяв благословение у переяславского епископа Евфимия в церкви Святого Михаила, Изяслав во главе дружины отправился на завоевание Киева. В пути ему встретились послы черных клобуков, союзного русичам племени (нынешние черкесы), которые уважали этого князя за отвагу и умение держать свое слово. Они тоже поклялись встать под Изяславовы знамена. Долго ли Игорь сможет противостоять такой силе?
Между тем великий князь предпринял все возможное, чтобы удержать власть. Он объединил свою и Святославову дружину в одно целое и, к своему удивлению, собрал большую пешую рать из киевлян. Кроме этого, он еще ждал помощи от черниговских князей Давыдовичей – Изяслава и Владимира, давних сторонников Ольговичей. Однако они дружину посылать не торопились. Пользуясь удобным случаем, стали требовать себе еще один город: тесно, мол, им княжить двоим в одном граде. Игорь на все соглашался, ибо выбора у него не было. Но время шло, а помощь из Чернигова не поступала.
Делать было нечего. Как только Изяслав приблизился к Киеву, Игорь во главе объединенной рати выехал ему навстречу. Не знал он, что следовавшие за дружинами пешцы из киевской черни и не думают стоять за своего князя. Не знал также, что Аника и Илья Муромец уже привели к киевлянам переяславского воеводу Шварна с Изяславовыми знаменами, чтобы в нужный момент развернуть их. Все случилось очень быстро!
- Братья! Будем ли мы защищать клятвопреступника? – громко обратился к киевлянам Аника.
- Возьмем сторону Изяслава! – вторил ему Илья. Он взял у Шварна хоругвь переяславского князя и под одобряющие крики людей развернул его.
- Как Игорь нас обманул, так и мы его проведем! Айда, братья, к Изяславу. Мономаховичи слово свое умеют держать! – ответили им из пешей рати, и пешцы дружно двинулись в сторону Изяславова войска.
Измену пешцев князья заметили не сразу. Игорь остановил войско подле горы Щековицы. Вместе с младшим братом Святославом и племянником, сыном покойного Всеволода, тоже Святославом, они, не подозревающие ничего, поднялись на вершину горы, где по преданию находилась могила вещего Олега, осмотрели свою рать и ужаснулись. В пешей рати, которая почему-то стала отделяться от его войска, развевались …хоругви Изяслава.
- Что это?! – упавшим голосом промолвил великий князь. – Измена?
Оба Святослава, тоже пораженные увиденным, уныло молчали. Потом младший брат Игоря со злостью заметил:
- Говорил я тебе… Не послушался меня… Как теперь без воев удержать великокняжеский стол?
Было очевидно, что дни Игоря как великого князя сочтены. С одной дружиной, без помощи киевлян, главный стольный град Руси не удержать. Тем более что киевляне поддержали его врага. Однако Игорь это признавать не хотел.
- Я и без воев справлюсь с Изяславом! Со мной правда, да убоится меня враг! – крикнул он и кинулся с горы к своей дружине.
Его племянник хотел последовать за ним, но его удержал Святослав:
- Не спеши… Все уже кончено… Только голову напрасно сложишь на ратном поле. Без воев Игорю не справиться с Изяславом. Я своей дружиной тоже напрасно рисковать не буду.
Медлительность черниговских князей, измена воев и черных клобуков решили исход событий. Еще не сошлись между собой в поединке противные стороны, как Игорь увидел, что самые именитые бояре Улеб и Иван Войтишич вслед за воями тоже покинули его войско, а с тыла напали берендеи и грабят великокняжеский обоз.
Игорь упал духом и только сейчас горько пожалел о том, что позволил выгнать этих бояр с пира. Но вида не подал и с криком: «Враг наш - есть клятвопреступник. Ударим по Изяславу. Бог нам поможет!» - кинулся на противника, желая своим примером увлечь за собой дружину. Но увлек далеко не всех. Многие видели обреченность Игорева положения и не спешили на верную смерть.
Войска разделяло лишь небольшое озеро, которое необходимо было обойти. Игорева рать растянулась. А когда первые ряды уже столкнулись с Изяславовой дружиной, в тыл внезапно ударили черные клобуки, и посеяли панику в великокняжеской дружине. Изяслав легко смял войско Игоря и рассеял его. Кровью обагрился берег Днепра. Киевляне все свое зло на Ольговичей выместили на Игоревой дружине и его боярах. Но сам великий князь успел скрыться.
Легко разбив противника, Изяслав торжественно, через золотые врата, как и полагалось в таких случаях, въехал в Киев и, в сопровождении народа, священнослужителей, отправился в Софийский храм, чтобы прилюдно принести клятву верности киевлянам и выбрать себе верных бояр. Игорь Ольгович в это время скрывался в приднепровских болотах. На четвертый день после битвы черные клобуки схватили его и доставили в Выдобичи, предместье Киева. Изяслав Мстиславич обрадовался поимке Ольговича, распорядился заковать его в железо, отправить в Переяславль, в монастырь Святого Иоанна, и посадить поруб (подземная тюрьма, закрытая сверху досками).
Киевляне с радостью встретили весть о заточении Игоря – клятвопреступника, как они считали. Многие бросились грабить дома бояр, поддерживающих Ольговичей, не обошли вниманием и ненавистных им Ратшу и Тудора. Последние, предчувствуя свое смещение и скорую расправу, тайно бежали из Киева и Вышгорода.
Справедливость, восторжествовавшая над поверженным Игорем, шумно праздновалась и на великокняжеском пиру, и в трактире у Маринки Кайдаловны, и во всех домах смердов. Все надеялись, что на Руси наконец-то установится мир и вои будут проливать кровь не в междоусобной рати, а с внешним врагом. И все, конечно, обсуждали последние события. А они были таковы.
Изяслав завоевал великокняжеский стол. Однако по старшинству, согласно лествице, там должен утвердиться его дядя Вячеслав, князь Туровский, старший из оставшихся сыновей Мономаха. Вячеслав поверил в справедливость племянника, помня, что тот много раз говорил о первенстве старших, и уже видел себя государем над другими князьями. По совету своих бояр, не без тайной мысли мечтающих перебраться из захолустного Турова в более крупный и богатый город, он занял Берестов и ряд других предместий Киева и уже собрался торжественно въехать в главный стольный град. Но просчитался… Изяслав и не думал уступать ему золотой стол. Он послал войско под предводительством своего брата Ростислава, князя Смоленского, который изгнал из Берестова бедного Вячеслава.
Сам же Изяслав в это время по случаю своего вокняжения дал большой пир для ближайших сподвижников. Для простого люда он распорядился поставить столы на Ярославовом дворе и у Софийского собора.
Долго веселились люди в тот день и много спорили. Те, кто сидел рядом с великим князем, клялись ему в верности и чести, а поодаль шли другие, более вольные разговоры.
- Только понадеялись на спокойную жизнь, а Изяславушка-то сам рознь затевает. Зачем дядю своего прогнал? По древнему закону, по лествице, нашими дедами установленному, ведь именно Вячеслав имеет большее право сидеть в Киеве-граде!
- Ну да! Изяслав завоевал престол кровью, а Вячеслав решил его победой воспользоваться. Хитрый лис! Не было такого еще на Руси… Кто завоюет город, тот и правит. Так было всегда.
- Кровью, говоришь!? Да Изяслав меч из ножен не вынимал. Если бы не пешцы, не видать ему Киева, как своих ушей. А Вячеслав не хитрее нас. Это самый мирный князь Мономахова семя, он кроткий и богобоязный человек.
- Кротость великому князю не к лицу!
- Нет, к лицу! Если кроткий и Бога боится, значит, против братьев войной не пойдет, и розни не будет!
- С Вячеславом розни не будет – не пойдет он против родного племянника. А вот с мятежным Святославом, младшим сыном Олега Святославича-Гориславича возможна, ох как возможна!
- Неужели будет драться за великокняжеский стол? Да у него и сил-то не хватит. Никто, кроме Давыдовичей, князей черниговских, не пойдет за ним.
- Поговаривают, что Давыдовичи, в тайне от Святослава, заключили мир с Изяславом. Во как! Так что Святославу зариться на золотой стол – кишка тонка. Пусть сидит в своем Новгороде-Северском и носа не показывает.
- Не о престоле думает Святослав, - вступил в беседу молчавший доселе игумен Печерского монастыря Поликарп. Он в числе немногих священнослужителей был приглашен на пир скорее как имеющий огромное уважение у киевлян, чем из-за своего церковного сана. – Освободить из темницы своего брата Игоря хочет. И все! Об этом только его помыслы.
Последние слова он сказал достаточно громко, чтобы его услышали все, в том числе и великий князь.
- Освободить?! – тут же закричал Шварн из ближайшего окружения Изяслава. – Не отдадим Игоря! Смерть Ольговичу!
- Смерть Игорю! Хватит, натерпелись! – дружно подхватили призыв бояре. Они знали, что эти слова лягут бальзамом на душу Изяслава, поэтому и старались угодить ему.
- За что смерть? – спросил Поликарп и встал, чтобы его все видели. – Да, Игорь не сдержал крестное целование, и за это Господь наказал его поражением на бранном поле. Он получил свое и сейчас томится в темнице.
- И пусть страдает! Как люди страдали от Всеволода и его тиунов! – Шварн не договорил. Услышав имя покойного князя, его одернули сидящие рядом бояре. Поняв, что сболтнул лишнее, Шварн умолк. Выходец из Переяславля, он все же знал, что покойный Всеволод был тестем Изяслава. По этой причине Изяслав никогда не пытался оспорить великое княжение у Всеволода.
- Зачем ты, святой отец, Игоря защищаешь? Он что, богатые дары делал Печерскому монастырю? Зачем встаешь на сторону клятвопреступника? – грозно спросил игумена Иван Войтишич. Главный киевский боярин встал и с укоризной посмотрел на священнослужителя.
Поликарп тоже поднялся, оглядел обращенные к нему недовольные лица и с вызовом ответил:
- Потому что знаю: Игорь тяжко болен и просит отпустить его в монастырь, он хочет схиму принять, иноком стать. Нельзя в такой просьбе отказать… Никак нельзя! Отпусти его!..
- Что?! Отпустить?! – медленно, с гневом произнес Изяслав. – Чтобы он потом вместе с братом на меня ратью пошел? Не бывать тому! – почти крикнул великий князь и посмотрел на бояр, дружину, которые отозвались одобрительными возгласами.
- Наоборот, княже! – стоял на своем Поликарп. – Если отпустишь, - которы со Святославом не будет. Успокоится он и удалится в свой Новгород-Северский. И тогда правь спокойно Русью. А не отпустишь… опять рознь выведет вас в чисто поле. Так отпустишь ли Игоря в монастырь?
В гриднице поднялся шум:
- Нельзя отпускать!
- Монах заодно с Ольговичами! В темницу его, пусть вместе с ним сидит!
- В темницу его!
Но тут встал Изяслав, и наступила тишина в ожидании ответа.
- За сии слова ты, Поликарп, достоин смерти!.. Не будь игуменом – не пожалел бы! Вон отсюда! - выкрикнул он и указал на выход из гридницы. – Вон! Ты не гость на моем пиру!
- Вон! Вон с честного пира! – дружно поддержали его бояре.
Вокруг игумена сгрудилась толпа. К нему потянулись жадные руки, чтобы схватить, вытащить из-за стола и вытолкать взашей из гридницы. Священник беспомощно огляделся, ища поддержки, но встретил только злобные, пьяные лица.
- А ну, не замайте монаха! – громко, перекрывая многоголосый шум, раздался чей-то возглас. – Оставьте его! Оставьте, сказал… а то пришибу ненароком!
Все обернулись на голос. Это был Илья Муромец. Он не спеша подошел и широким движением руки оттеснил толпу от Поликарпа.
- Чоботок! Илья! Ты разве тоже стал Ольговича поддерживать? – изумились бояре. – А как же Изяслав?
Илья исподлобья глянул на великого князя. Тот стоял и недовольно, с укором смотрел на него.
- Послушай святого человека, княже. Отпусти Игоря из темницы в монастырь. Не враг он тебе сейчас, его время ушло. Пусть спокойно удалится от мирской жизни в монахи! – с поклоном обратился Илья к великому князю.
Наступила тишина. Все удивленно глазели на простого дружинника, дерзнувшего растолкать бояр и перечить самому великому князю. Даже Алеша Попович и Добрыня Никитич не понимали, почему Илья пошел против Изяслава, за которого не так давно стоял горой.
- Не может наш ватаман усидеть, если кого-то забижают! – тяжко вздохнул Алеша. – Даже если этот кто-то не прав.
- Не может… - поддержал его Добрыня. – Если бы он не заступился за монаха, это был бы уже не Илья. А вот прав монах или не прав, время покажет.
Между тем великий князь рассвирепел. Его пронзительный взгляд готов был испепелить дружинника, дерзнувшего пойти против его воли.
- Зачем просишь меня об Ольговиче? Зачем вступаешься за Игоря? Он враг всему Киеву! – грозно спрашивал Изяслав. Он хотел было накричать на дружинника, но сдержался. Благоразумие одержало верх над злостью. Этот человек, не воевода даже, имел большое влияние на все полуденное порубежье Руси, на киевскую чернь и ратных людей. То же самое можно сказать и об игумене Поликарпе. Кроме поддержки киевлян монах был в большом почете и у князей, в том числе у его брата Ростислава, смоленского князя. Но, тем не менее, простить им заступничество за своего врага он не мог.
- Зачем испытываете мое терпение? – сердито говорил Изяслав. – Не ты ли, Илья, уговаривал меня в Переяславле идти на Киев, не ты ли был против Игоря?
- Не хочу, чтобы между князьями новая котора встала, - сказал он. – Вы, князья, бранитесь, а вои друг на друга с мечом идут. Если отпустишь Игоря, Святослав признает тебя великим князем и не будет с тобой враждовать! А не отпустишь, опять брань великая встанет на Руси.
- Меня киевляне на великокняжеский стол посадили, у них и спрашивай об освобождении Игоря! – показал на людей за столом Изяслав. – Как они скажут, так и сделаю!
Как только великий князь сел, протестующие голоса со всех сторон слились в единый гул. Тысячкий Улеб встал и требовательно поднял правую руку в знак тишины.
- А ты уверен, Чоботок, что Святослав не будет враждовать! – спросил оен Илью. – Вот если бы Святослав поклялся, что смирится…
- Святослав никогда не смирится и не поклянется!.. – уверенно заявил Изяслав. – Это самый строптивый сын мятежного Олега.
- А если поклянется, отпустишь Игоря в монастырь? – спросил великого князя Илья.
- Я то отпущу, у меня зла на Игоря нет, но сдержит ли слово Святослав? Ступай к Святославу и передай ему такие слова: « Я отпущу князя Игоря на все четыре стороны, если ты смиришься и не будешь враждовать со мной».
- Спасибо, княже, за доверие, - склонил голову перед великим князем Илья.
Он недолго сидел на пиру. Вскоре вместе с Поликарпом они вышли из терема во двор. За ними вышли Алеша Попович и Добрыня Никитич. А во дворе, как и полагается в таких случаях, стояли обильно накрытые столы, где поднимали за великое княжение Изяслава чаши с вином простые люди, которым не нашлось места в княжеской гриднице. Увидя Поликарпа и троих самых знаменитых на всю Русь богатырей, люди стали зазывать их к себе, но получили отказ.
- Пошто не хотите выпить за нашего князя, за то, чтобы мир установился на Руси? – крикнули им в ответ.
Игумен только недовольно махнул рукой и сказал воинцам:
- Ждали мира – а не дождемся! Вот так! Чувствует моя душа, что скоро на Руси опять междоусобица грянет. Георгий суздальский только и ждет удобного момента, чтобы Киев захватить. Но одному ему не одолеть такой воз. А если Святослав Ольгович с ним объединится… Смешно, но на сей раз котора может возникнуть между Мономаховичами. А могла бы и не быть! Эх, Изяслав! Зачем он Игоря удерживает?
- Не будет которы, святой отец! Я передам Святославу слова великого князя. А смирится мятежный Ольгович, и Изяслав освободит его брата из темницы!
Поликарп ничего не сказал, только вздохнул тяжко. Илья сдержал свое слово. Через несколько дней, простившись с женой и сыном, он отправился в Чернигов, а оттуда в Новгород-Северский, вотчину Святослава Ольговича. «Голову положу, а Игоря помогу освободить из темницы!» - решил Илья.

_________________
михаил

18 гл. НАЧАЛО МОСКВЫ

Святослав Ольгович пребывал в скверном расположении духа. Все отвернулись от него. Даже давнишний друг и соратник князь Иван Берладник, изгнанный из Галича и принятый с честью в Новгороде-Северском, оставил его и перешел служить к смоленскому князю. А черниговские князья Владимир и Изяслав Давыдовичи, которые всегда прежде поддерживали Ольговичей, те вообще объявили его своим врагом и пообещали в стране вятичей золотую казну за его голову. Они требовали, чтобы Святослав отдал им Новгород-Северский и от брата Игоря отрекся. «Не бывать этому! – думал князь. Города мои забрать хотите, а меня в поруб посадить, как моего брата? Не дождетесь! Еще не выпал из руки моей меч!»
Послышались шаркающие шаги, и в гридницу княжеского терема вошел девяностолетний Петр Ильич, старейший воевода святославовой дружины. Он подошел и по-отечески потрепал его по плечу.
- Не тужи, Святослав! – ободрил он князя. – Не предавайся унынию, ибо это тяжкий грех. Во всем надо положиться на волю Господа Бога. У тебя жена Мария на сносях. Может, сын–наследник появится. Не унывай! Еще все образуется…
При упоминании о скором рождении ребенка Святослав взбодрился. Может, действительно, сын появится?
- Спасибо тебе, Петр, что не бросаешь меня в тяжкое время опалы. Меч поднять не можешь, на коня без помощи не сядешь – а не бросаешь!
- Я с отцом и дедом твоим на рати ходил, всегда был подле них и в радости, и горе – как же тебя брошу? Ободрись! У меня есть хорошая весть…
- Знаю: скоро родит Мария.
- Я не о том! - Старый воевода выждал некоторое время, но Святослав не взглянул на него: продолжал сидеть, понуро свесив голову. – К тебе явился ратник Илия, из самого Киева приехал.
При упоминании главного стольного града Святослав встрепенулся, ожили потухшие было глаза. Тучный, страдающий одышкой, он тяжело поднялся и вышел из-за стола. Привычно огладил свою реденькую клинообразную бороду и удивленно посмотрел на воеводу:
- Посол от великого князя?
- Да, посол! Он хочет передать тебе слова великого князя.
Святослав подошел вплотную к Петру Ильичу и переспросил:
- Что может мне сказать великий князь? Против меня Изяслав Мстиславич собирает киевлян под свои хоругви. Зачем он прислал посла? Не нужны мне никакие слова. Предали киевляне нас с Игорем. Не нужны!
- Этот ратник Илия Муромец! – взволнованно воскликнул старец. – Слышал ли ты о таком вое?
- Слышал ли? – задумался князь и вспомнил сражение под Переяславлем. - Конечно, слышал! Об этом человеке в народе говорят больше, чем об ином князе и воеводе. Позови его ко мне!
Святослава весть заинтересовала. Обычно в качестве послов князья посылали бояр, а тут простой дружинник... Что он ему скажет? Но лучше бы этот ратник пошел служить к нему в дружину… Выгоду от поддержки такого прославленного на Руси мужа трудно переоценить. За этим простым ратником стоят смерды Поросья и Киева, Переяславля и Чернигова. А значит, появилась бы надежда, что Изяслав соберет против него меньше пешцев, если в его дружине будет служить сей известный дружинник.
- С чем пожаловал, Илия? – встретил гостя князь. – Слышал я о твоих ратных делах, слышал! Рад видеть тебя в добром здравии. Что передать мне хочешь?
Илья поклонился и передал слова великого князя.
Святослав внимательно выслушал посла, потом отошел к окну и долго смотрел на растущие во дворе тополя. Наконец повернулся и ответил:
- Не верю я Изяславу. Добром он не освободит брата. Ему от меня нужно только одно: смирение. Но я не смирюсь!
- Почему не веришь? Изяслав не отпускает Игоря по одной причине: он думает, что ты будешь воевать с ним за великокняжеский стол.
- Не нужен мне великокняжеский стол, не нужен Киев, - отрезал князь. – Мне бы брата из темницы вызволить! Только об этом мои помыслы. Не желает Изяслав отпустить Игоря. Как мне его освободить? Мне сила нужна, чтобы брата освободить. У меня будет сила!..
- Откуда? Среди князей тебе помощников нет. Последние разбегаются… На куманов надеешься? – спросил Илья. Он, как и другие, знал, что Ольговичи тесно связаны родовыми узами через братьев своей матери-половчанки с приднепровскими половцами.
- Нет! С суздальским князем Георгием объединяю свои силы.
- Долгие Руки?! Мономашич с тобой?
- Да, меньший сын Мономаха! – ответил за князя Петр Ильич. – Конец распри между Ольговичами и Мономаховичами. У нас с Георгием сейчас общий враг - Изяслав Мстиславич.
- Георгий Владимирович поможет мне освободить брата, а я ему стать великим князем, - дополнил Святослав. – Он зовет меня в Москов, маленькое село в пустынных землях вятичей. Не был там ни разу, что за Москов – не знаю.
- Что ответишь великому князю? – спросил его Илья.
- Пойдем со мной в Москов, там ответ тебе дам! Пойдешь со мной?
Илья утвердительно кивнул головой.
Георгий, или Юрий, прозванный в народе Долгие Руки за огромное влияние на полуденные земли Киевской Руси из своей далекой ростово-суздальской вотчины, встретил гостей с большим почетом. Первым к нему прибыл сын Святослава, Олег (Ольг), которого все называли Вольга, со своей молодшей дружиной. Он преподнес суздальскому князю пардуса, диковинного зверя на длинных ногах, самого быстрого в степи. Его подарили Святославу братья его матери-половчанки, ханы Тюнрак и Камос Осулоковичи. Но Святославу сейчас было не охоты в степи, и он решил отдать зверя суздальскому князю. Это был дорогой и очень редкий подарок, достойный даже великого князя.
Георгий тоже не поскупился. На широком подворье горели большие костры без счета. На одних стояли чаны с варевом, на других целиком жарились кабаны, телята, гуси и утки. В честь Святослава был дан большой пир.
- Истопите баньку! Да жару поддайте! – распорядился Георгий. – Да усаживайте гостей долгожданных за столы.
Здесь, на отшибе земли русичей, в стране до сих пор непокоренных вятичей, князья решили договориться о совместных действиях против великого князя. Святослав, хитрый, умный и деятельный человек, знал, чем можно расположить к себе властителя ростово-суздальских земель.
- По старшинству ты должен сидеть на золотом столе, а не твой племянник, сын Мстислава, - говорил он, искоса поглядывая на Юрия. – Не соблюдаются ныне завещания Ярослава Мудрого, а ведь он строго-настрого наказывал блюсти лествицу. Не соблюдаются!..
- Заставлю соблюдать! – тихо, но с такой угрозой и твердостью сказал князь Долгие Руки, что ни у кого из сидящих за большим столом не возникло никаких сомнений в этом. Все понимали: на Руси встает новая котора.
Пир был в самом разгаре. Сервировка стола была не хуже великокняжеской. Знатные гости из числа князей и бояр ели из золотой посуды, дружинники – из серебряной. Посреди стола на огромных подносах стояли запеченные целиком гуси, лебеди, ягнята, поросята. Слуги с ног сбились, обнося гостей всевозможными кушаньями и винами. Тут и там раздавались хмельные тосты в честь Юрия Владимировича и Святослава Ольговича.
На одном конце стола сидели князья в окружении сыновей и бояр, а на другом - хозяин здешних мест, глава рода и один из старейшин вятичей Степан Кучка вместе с женой и ближайшими родственниками. Кучка, среднего роста и плотного телосложения человек, внимательно, по-хозяйски смотрел за происходящим, почти не пил и, казалось, оставался безучастным к общему веселью. Это не ускользнуло от внимания Юрия. Он налил полную чашу вина, прошел на другой конец стола, подсел к Степану и его брату Якиму, чуть отодвинув в сторону жену Степана Евдокию.
- Почему невесел сидишь, Степан Иванов сын? Аль не потрафили чем? Чай, гости тебе не по нутру? – Юрий протянул ему чашу.
- Что ты, что ты, княже, всем доволен! – спешно ответил Кучка, скрывая тревогу улыбкой, и опустошил предложенную чашу. – Эй, там, несите вина зелена сюда да гуся жареного прихватите! Потчуйте гостей дорогих! – крикнул он челяди, которая в ожидании указов стояла у порога. – Не каждый день мы видим перед собой сразу двух столь именитых князей, сынов Мономаха и Олега Тьмутараканского. Родители ваши были в великой которе… Чего же вы сейчас вместе? Где ваши пути-дороги сошлись?
- Здесь наши дороги сошлись, на твоей земле, - ответил Юрий, оглядывая обращенные к нему лица. – И доведут до Киева! Святослав брата своего освободит, а я Изяслава изгоню. Для меня любой враг люб, если он против Изяслава Мстиславича идет.
- На место великого князя метишь? Надоело в Суздале сидеть, мхом обрастать? – усмехнулся Степан и покачал головой. – Не просто в Киеве сесть, для этого большая сила нужна. Какая у Святослава сила!? Изгой он сейчас, всеми гоним. Давыдовичи и те обещали за его голову золотом заплатить. Остерегаться ему надо здешних мест. Нет у него силы. А без силы – зачем он тебе?
- Нужен! Чем больше князей будет со мной, тем меньше останется с Изяславом. А сил у Святослава, действительно, не так много. Зато у меня есть сила, и сила немалая. Вся Суздальская земля за мной, и ты, Кучка, мне воев дашь! – твердо, не допуская возражений, сказал Юрий и не заметил, как огнем вспыхнули глаза вятичского старейшины. – Мечом пробью себе дорогу на золотой стол, а кто на пути встанет – несдобровать тому. Мне по старшинству Киевом править, и я сяду в великом граде. А когда сяду, тебя к себе возьму, тиуном сделаю. У тебя хозяйская жилка есть, вижу …
- Нет, княже, не поеду я в Киев, - отверг предложение Степан. – Не гневайся. Мне здешние места любы, ни на какой город их не променяю. Здесь, в Москове, за лесами дремучими и болотами топкими спокойнее живется, привольнее. Нет, не променяю свою землю. Места здесь хорошие.
- Действительно, хорошие? Хотел с твоей хозяйкой-красавицей посидеть… - Юрий бесцеремонно обнял за талию Евдокию. Та увидела, как сверкнули от ревности глаза Степана, и отстранилась от князя. - Ну да ладно, пойдем, покажешь владения свои. Если понравятся, город здесь заложу, церкви поставлю. Вас, нехристей, к новой вере приобщу, до сих пор, поди, деревянным истуканам молитесь?! Пойдем!..
С неохотой пошел Кучка за суздальским князем. Он понял свою оплошность и угрюмо качал головой. Привыкший к свободе и подчиняющийся только родовым законам, он решил до конца отстаивать независимость своей земли.
Они вышли из терема и направились мимо домов, добротных, крытых соломой, с длинными амбарами за тыном. Село, судя по всему, было богатое, сытное. Располагалось оно на высоком обрывистом берегу реки Смородины, в устье Яузы. Чуть поодаль протекала Неглинная река, другой приток Смородины.
Стоял конец марта. По оврагам да под деревьями еще местами белел снег, а на открытых солнцу полянах уже пробивалась зеленая травка. С высокого берега речки Неглинной суздальский князь оглядел местность.
- Твоя правда. В хорошем месте живешь, Степан! – всматриваясь в лесную даль, заметил Юрий и спросил: - Сколько деревень-то у тебя в округе? Большая весь? Сполна ли дань платишь?
- Какие это деревни… Так, по одному - два дома на холмах! На топких болотах живем …
- Хитришь, боярин. Недаром тебя Кучкой прозвали: все деревни вокруг себя кучей расположил. А места здесь еще и вельми удобные. Вниз по Смородине пойдешь – в Рязань, Муром попадешь, вверх к истоку – через волок в Новгород или к истоку Днепра на Киев. На восход по прямоезжей дороге – во Владимир, а оттуда и до Суздаля рукой подать. На перепутье сидишь. Хороши места!
- Да где же хороши?! Кругом одни болота непроходимые. Мостки да гати приходится прокладывать. А иначе в болоте утонуть можно. Где же хороши?! – упрямо возражал Кучка. Он боялся, что князю действительно может понравиться его родовая вотчина, и тогда прощай вольная жизнь. Не дадут русичи покоя, придут сюда со своей новой византийской верой и своими порядками. И тогда полетят их деревянные боги-идолы в речку. Юрия нельзя сюда допускать, у него, известно, до чужих вотчин руки длинные.
- Ай, врешь, боярин! Село у тебя богатое, об этом всем известно. Прибедняешься. У меня глаз наметанный – не обманешь. Гляди …сгоню с земли!
- Помилуй, князь! – изменился в лице Кучка. Он кипел от негодования и еле-еле сдерживался. – Хочешь, дань бери с нас больше, а землю не трогай. Эта земля испокон веков нам, вятичам, принадлежит. Здесь могилы наших предков, здесь наши капища.
- Дерзишь, Степан Иванов сын! – нахмурился Юрий. – На Суздальской земле находишься, которой я владею. Стало быть, и земля эта моя. Ты – мой данник. Захочу – город здесь построю, захочу – села твои огню предам.
- Нет! Не отдам! Это наша земля, рода воробьев, никому ее не отдам. Испокон веков здесь живем и жить будем. Русь – она там, за Окой. Что здесь строить, я сам знаю.
- Что?! – тоже не на шутку рассвирепел Юрий. Он резко повернулся к Степану, чтобы поставить зарвавшегося вятича на место, но его отвлек звонкий девичий голосок.
- Тятя, вот ты где! – подбежала к Степану девушка в широком цветастом сарафане и короткой шубейке. – А мы тебя ищем. Пойдем, мамка зовет! – Она глянула на князя и, смутившись, опустила голову.
Юрий заинтересовался девушкой. Стройная, миловидная, длинная коса до пояса, на голове венок из полевых цветов, дерзкий, смелый взгляд. Она хотя и потупила глаза к земле, но всем своим видом показывала, что не даст отца в обиду. Он понял, что это юное создание специально вмешалось, чтобы прекратить их тяжелый разговор и остудить спор.
- Дщерь твоя? – спросил князь, невольно любуясь девушкой.
- Да, Улита, младшенькая.
- Красавица! И по всему видно, незамужняя еще.
Услышав эти слова, девушка вспыхнула румянцем на щеках, бросила беглый взгляд на князя и быстро, как лань, исчезла за деревьями.
- Рано ей еще о женихах думать. Успеется… - махнул рукой Степан.
- Успеется!? А по-моему, в самый раз! Как бы в девках не засиделась! – Юрий услышал шум и веселые голоса возле терема, направился туда и на ходу бросил: - У меня ведь сын есть, наследник моих дел. Я об Андрее говорю. Понимаешь, к чему я клоню? Так что жди сватов! Породнимся!..
Степан хотел возразить, но сдержался, чтобы ненароком опять не прогневить именитого гостя. Юрий своим предложением поставил его в трудное положение. Глава здешних мест прекрасно понимал, что, сроднившись с ростово-суздальским князем, с одной стороны, он заимеет надежного и могущественного покровителя, но, с другой, навсегда утратит власть на своей земле. Править ей будет уже его зять. Поэтому высокое родство его не радовало.
На поляне напротив терема, образовав круг, стояли гости и местные жители. В центре круга шло захватывающее единоборство сильнейших мужей. Боролись ростовский дружинник и вятич. Боролись с переменным успехом, никто не желал уступать первенства. И все же вятичу удалось ухватить русича за поясницу, поднять вверх и бросить на землю. Побежденный русич, тяжело дыша и пошатываясь от усталости, ушел за пределы круга. Победитель, низкорослый и широкоплечий вятич средних лет, с вызовом оглядел гостей, подходи, мол. Но желающих пока не находилось. Вятич криво усмехнулся и готов был уже принять братину зелена вина – традиционную награду за победу.
- Это Петр, муж старшей дщери Якима, брата моего, - не без гордости сказал Степан, свысока поглядывая на князей. - Мы, воробьи, хоть и маленьки, да удаленьки. Нас сломить не так просто. А уж коли у такого именитого князя не нашлось достойного поединщика, то у Святослава и подавно не найдется.
Услышав эти слова, Вольга, сын Святослава, гневно сжал кулаки и громко сказал Степану: - Ошибаешься, боярин! Найдется! – Он встал и показал победителю, что готов с ним сразиться.
- Позволь, отец, мне силу испытать! – обратился Вольга к новгород-северскому князю.
Святослав оценивающе оглядел сына, нахмурился и отрицательно покачал головой:
- Перед этим поединщиком ты еще слишком молод. Сломает! У тебя брада еще не выросла, а туда же…
Княжий сын, действительно, по возрасту уступал противнику на десяток и более лет, в сравнении с ним он казался безусым юнцом. Сидящие рядом Святославовы дружинники и воеводы поддержали князя:
- Погоди, Вольга, еще не пришло твое время!
- Сомнут тебя, княжич, как кутенка!
- Сомнут, и не пикнешь! Дай другим сразиться, а ты посмотри, поучись!
Поняв, что разрешения он не получит, Вольга быстро скинул с себя кафтан, снял пояс с кинжалом и вышел в круг. Его поступок не вызвал одобрения среди русичей, многие недовольно посмотрели на Святослава, который не остановил сына и отпустил его на явное и очередное поражение. Зато вятичи были спокойны за своего соплеменника.
Некоторое время противники молча кружили по кругу, оценивая друг друга, и, наконец, сошлись. Петр ринулся в атаку с напористостью дикого кабана, пытаясь ухватить Олега за поясницу, но пока это ему не удавалось. Все затаили дыхание. Казалось, еще немного и безусый княжич, сломленный мертвой хваткой его более сильного противника, будет легко повержен. Но тут произошло то, чего никто не ожидал. Вятич, подхваченный за ноги, плашмя упал спиной на землю, да так сильно, что у него перехватило дыхание. Наблюдающие за поединком гости и местные жители ахнули от неожиданности!
Княжич посмотрел на отца, дружину и хотел уйти за пределы круга, но на его плечо легла тяжелая рука. Он обернулся и встретился взглядом с пышущим от гнева Петром, жаждущим реванша.
Следующая схватка была продолжительней предыдущей, но с тем же успехом. Княжич действовал скорее не силой, а ловкостью. Он избегал захватов и всякий раз уворачивался от бешеного натиска противника. Наконец от подножки Вольги Петр снова оказался на земле.
- Молодец Вольга, опять уложил Кучковича! – одобрительно загудели дружинники.
Дважды поверженный вятич легко вскочил на ноги и хотел продолжить борьбу. Тяжело дыша скорее от гнева и стыда, чем от усталости, он направился к княжичу. Но дорогу ему преградила Евдокия.
- Хватит поединков! – властно заявила она и распорядилась: - Веди людей в терем, усаживай за столы. Заждались гости дорогие!..
Петр не посмел перечить жене Кучки, опустил голову и затерялся среди своих. Евдокия подошла к Святославу, подхватила его под руку и повела в дом.
- Твой сын, князь, такой молодой, а уже опытный поединщик! – улыбнулась она. – Молодец! Будет кому оставить Новгород-Северский.
- Да, боярыня! – кивнул головой Святослав. – С детства Вольга не имел поражений в борьбе. С двенадцати годков ходит со мной на рати со своей малой дружиной из таких же парубков, как он. И ходит не зря! В дружине его всего 30 копий, а слава о ней идет добрая. Да, будет кому передать свой меч и стяг.
- О сыне твоем и его дружине слава в народе идет. Мы хоть и в лесу дремучем живем, а тоже кое-что слышим. Бают люди, волхвует Вольга, дескать, превращается в дикого зверя, птицу и сам гонит добычу в свои силки. Поди, врут люди? Или моя правда?
Святослав не смог удержаться от улыбки:
- Охотник он непревзойденный, это так. Пестун у него был из волхвов, многим лесным премудростям парня научил, таким, какие не каждый опытный охотник знает. Научил ли волхв его волхвовать, не знаю, но никогда Вольга из леса без добычи не возвращался.
- И мы не с пустыми руками с охоты приходим! – вмешался в разговор Петр, зять Якима. Он увидел, что привлек всеобщее внимание гостей, рассаживающихся за столы, и громко продолжил: - Слышали мы от пришлых людей, что, дескать, князья черниговские награду большую сулят за голову нашего гостя дорогого. Святославу и его молодому княжичу надо остерегаться земли вятичей. Леса у нас дремучие, болота топкие – всякое может случиться…
Святослав нахмурился, но сдержался.
- Позволь, отец, наказать его! Кровью умоется! – послышался шепот Вольги, готового взяться за оружие.
Северский князь оглядел сидящих за столом вятичей, с любопытством ожидающих ответа, и невозмутимо сказал:
- Ну что ж!.. Все в руках Господа! Я пройду всю землю вятичей от конца до края. С огнем и мечом пройду. А если кто не покорится мне… Ищущие награду, да получат ее!
Петр хотел еще что-то добавить, но столкнулся с протестующим взглядом Степана и предпочел замолчать. А Святослав и Евдокия продолжили разговор.
- Село ваше Москов богатое, хлебосольное! – заметил князь. – Не ожидал увидеть такое в этих лесных краях.
- На большой дороге стоим, князюшка! – не без удовольствия ответила хозяйка здешних мест. – Ранее торговый путь из Ростова и Суздаля в Чернигов и далее в Киев шел по Оке, а сейчас по нашим краям.
- Почему так?
- Соловей-разбойник там сидел, никому прохода не давал: ни русичу, ни кривичу, даже мы, вятичи, боялись той большой дорогой ходить. Тогда суздальцы и ростовцы по нашим местам новую дорогу проложили. По болотам она идет да по низинным местам, зато безопаснее. Сейчас разбойников нет, а дорога осталась. Люди молвят, что Соловья в полон взял простой смерд и увез его в Киев, на суд княжеский. Не верю я этому: одному человеку с разбойниками не справиться.
- Тот «простой смерд» в дружине у меня! – улыбнулся Святослав и кивнул на Илью, который сидел напротив него: - Это он Соловья-разбойника в полон взял.
Все с удивлением и почтением поглядели на Илью, который в ответ лишь пожал плечами и коротко заметил:
- Не ради славы я дорогу расчистил, но ради христиан, чтобы они могли к Левонидову кресту на поклон сходить и в Чернигов быстрее попасть.
- А в каком месте Соловей сидел? – спросил Илью кто-то из дружинников.
- На волоке, за речкой Смородинной.
- Соловей-разбойник на Оке грабил. В наших местах его не было! – возразил Петр.
- Нет, на Смородинной. Не на вашей реке Смородине, а на той, что ближе к истоку Оки находится. Два притока на одной реке с почти одинаковым названием Смородина и Смородинная – вот и путаются люди. Ваши места как называются?
- Все по-разному: ростовцы да суздальцы зовут Москов, потому как ходят сюда по мосткам через болота топкие, а рязанцы – Кучково, по мужу моему, - ответила Евдокия.
- Вот и река пусть тоже Москов называется, и путаться люди не будут, - предложил Илья.
- А что, лучше названия и не придумаешь! Ну если в твоей дружине находятся такие славные мужи, черниговских князей тебе, Святослав, нечего бояться, - заметила Евдокия.
- Что мне Изяслав Давыдович и Владимир Давыдович могут сделать? У них силы не больше моего! Мне и Изяслав Мстиславич, великий князь, – не указ. Против него пойду войной и освобожу брата своего, Игоря.
- Слышала я о беде твоей. Желаю тебе удачи в делах твоих!
- А я желаю вам с мужем Степаном и дальше богатеть в этом лесном краю, - сказал Святослав и хотел встать из-за стола, но увидел, что эти слова не обрадовали хозяйку. – Чего вдруг закручинилась?
- Есть причина! – вздохнула Евдокия. – Живет у нас Воробей, самый старший из нашего рода. Сколько ему лет, никто не знает. Я в девчонках еще бегала, а он уже был с длинной бородой. Теперь у него борода ниже пояса, в ногах заплетается.
- Ну и что из того? – пожал плечами Святослав.
- Старый Воробей умеет волхвовать и колдовать. Это известно всем в округе. Колдун предсказал мужу, что богатство его и погубит, что он потеряет все: и богатство, и голову. Степан не верит предсказаниям, только посмеивается.
- А ты веришь?
- Тоже не верила. А сейчас вижу: Юрий глаз положил на нашу землю, отнять хочет. Не хочешь, да поверишь…
- Да, недаром его Долгой Рукой прозвали, - задумчиво произнес Святослав и спросил: - А далеко ли живет старый Воробей? Хочу спросить у него об Игоре. Болит душа о брате родном.
- Ступайте. Вас Улита проводит, - распорядилась Евдокия, взглядом поискала дочь и увидела, что с нее не сводит глаз Андрей, младший сын Юрия. Она махнула рукой дочери: - Улита, поди сюда!
Когда дочь подошла, Евдокия сердито взглянула на нее: - Проводи дорогих гостей к Воробью! Дело у них есть к нему! – И обратилась к Святославу: - Только долго не ходите: беспокоюсь я, опять куда-то ушли Степан с князем Юрием. Оба горячие, а еще хмельные, не уступят друг другу. Кабы беды не случилось… А кроме тебя, Святослав, Юрия здесь никто унять не сможет. На тебя одного надежда…
Святослав взял с собой только сына Вольгу и Илью. Посчитал, что этого хватит, хотя здешние жители, как, впрочем, и другие в таких лесных, диких краях, не очень благосклонно относятся ко всем пришлым людям, в том числе и русичам. Втроем они вышли из терема и поспешили вслед за Улитой, которая со словами: «Воробей недалече живет, за Боровицким холмом!» - легким, быстрым шагом пошла вперед по еле заметной тропинке. Боровицкий холм, действительно, оказался не так далеко, но дорога к нему шла через болото и маленькие ручьи, по гатям и мосткам.
- Недаром эти места суздальцы Москов назвали, столько мостков я еще нигде не встречал, - заметил Илья, когда они преодолевали очередной ручей по шаткому калиновому мосточку, плетенному из веток деревьев.
- Народ зря не назовет, - отозвался Святослав. – По этой дороге особо не разбежишься.
Старейшина рода воробьев жил на отшибе, на самой высокой горе, рядом с языческим капищем. На вершине горы Улита юркнула в еле приметную землянку, возле которой на шестах были воткнуты лошадиные черепа, и вскоре позвала за собой Святослава. Князя долго не было. Илья и Вольга несколько раз заглядывали внутрь землянки, видели древнего старика с седой длинной бородой, заткнутой за пояс, возлежащего на звериных шкурах, который с полузакрытыми глазами то ли слушал князя, то ли просто спал. Наконец, Святослав вышел из землянки, лицо его было опечалено.
- Что, отец, узнал о судьбе дяди? – спросил его Вольга.
- Нет! Ничего не узнал! – отрицательно покачал головой князь. – Старик только сказал, что «князь Игорь возьмет на себя весь грех Ольговичей и будет также любим потом, как нелюбим сейчас». Что это означает, не знаю. Какой грех он возьмет? Нехорошие предчувствия у меня. Что делать?
- Согласишься ли ты, князь, на мир с Изяславом, если он отпустит к тебе Игоря? – спросил Святослава Илья. Этот тему он давно хотел с ним обсудить, но никак не находил подходящего случая.
- Ради брата я готов на все, даже на мир с врагом! – тут же ответил Святослав и тяжело вздохнул: - Но Изяслав не согласится на это, не отпустит Игоря. Пообещать может, но не отпустит!
- А если отпустит? Я передам твои слова Изяславу, а там посмотрим, что он сделает!
- Ну что ж, ступай к великому князю! Скажи ему таки слова: «Я готов в обмен на свободу Игоря заключить с тобой мир». Только в этом случае, - Святослав тяжело вздохнул, - я обрету врага в лице Юрия Долгие Руки. Ну да ладно, мне свобода брата важнее…
Когда они возвращались, возле терема услышали громкие голоса, разносившиеся по всей округе. Опасения Евдокии подтвердились: это спорили Юрий и Кучка. Поодаль стояли люди и не смели вмешиваться. А если бы кто и посмел, то ему не позволила бы дружина.
- Ты с кем так разговариваешь? – горячился суздальский князь.
- Я на своей земле! – не уступал Степан. – Здесь наши боги на капище стоят, и других нам не надо. Не позволю богов сбрасывать в речку. Я здесь хозяин! Не отдам Москов! Не дам здесь строить византийские церкви. Долгие руки свои до моей земли не протягивай. Моя земля!
- Суздальская, боярин! Суздальская земля! Я научу тебя, как с князем надо разговаривать!
Юрий схватил Кучку за грудки и с силой толкнул. Тот упал на талый, грязный снег, потом легко, несмотря на солидный возраст, вскочил и выхватил нож из-за голенища сапога. Вытащил скорее инстинктивно, чем для реального нападения, но, тем не менее, князь увидел нож, побагровел и кивнул на Степана подбежавшим к нему на помощь дружинникам. Те обступили Кучку и зарубили его мечами. Когда Святослав подбежал к Юрию, было уже поздно. Евдокия стояла ближе всех к мужу и не успела даже сообразить, когда он обагрил талый снег кровью и замертво упал на землю.
- За что-о? – завыла она, закрыла лицо руками и повалилась на окровавленное тело мужа.
- Не хотел я, он сам виноват!.. – буркнул суздальский князь, посмотрел на столпившихся людей хмельным взглядом и отвернулся.
В толпе вятичей возникло недовольство. В руках у них откуда-то вмиг появились топоры, дубины, копья. Угрожая оружием, они под предводительством Петра, зятя Якима, двинулись на князей, но дорогу им преградили дружинники с обнаженными мечами. Противостояние длилось недолго. Когда вятичи увидели, что против них стоит объединенная дружина двух князей, они невольно смирились.
За столы, однако, уже больше никто не вернулся. Юрий собрался и немедленно уехал во Владимир. С собой он взял Улиту, которую решил выдать замуж за своего сына Андрея. Тут интересы сына совпали с отцовскими: парень тоже по достоинству оценил красоту девушки и был не против брака с ней. А Святослав вдоль Смородины, которая с тех пор обрела новое название - Москов, направился вниз по течению к Оке.
- Пройдусь по земле вятичей! - сказал он. – И горе тому, кто не покорится мне!
А Илья отправился в Киев к великому князю Изяславу.

_________________
михаил

19 гл. СМЕРТЬ ИГОРЯ

Последующие события, произошедшие в Киеве, окончательно разрушили все надежды на мир на Руси. Игорь Ольгович тяжело болел и был уже присмерти. Об этом доложили Изяславу Мстиславичу. Он немедленно поехал в Переяславль, навестил Игоря в порубе и услышал от него: «Брат! Тяжко болен я, навряд ли в живых останусь. Разреши мне постричься в иноческий чин. Еще когда я был князем, хотелось мне стать монахом. А теперь, видно, конец мне приходит!» Изяслав сжалился над Игорем и ответил ему: «Если хочешь постричься в монахи, брат, то воля твоя. Я и без того готов отпустить тебя ради твоей болезни».
Великий князь велел разобрать верх темницы и освободить Игоря. Когда дружинники вынули несчастного из поруба, он едва дышал. Его перенесли в келью, где он пролежал без чувств восемь дней. Однако когда Игорь поправился, великий князь заключил его в монастырь святого Феодора. Там Игорь и осуществил свою мечту – принял иноческий чин и стал монахом, чтобы посвятить Богу свои последние дни, получив в иночестве имя Гавриил. Но монашество не спасло его от ужасной смерти.
После того как Святослав Ольгович получил поддержку от Юрия Долгорукого и завоевал всю страну вятичей, князья Давыдовичи изменили к нему отношение и прислали послов с предложением о мире и союзе против великого князя. Более того, Владимир и Изяслав предлагали заманить великого князя в ловушку и убить. «За брата твоего, что томится в неволе, хотим отомстить ему, - говорили послы. – А когда один из нас въедет в Киев, ты получишь любой город, какой пожелаешь!»
Не поверил Святослав черниговским князьям – уж больно быстро они меняют свое решение. Вчера были против него, а когда почувствовали в нем серьезного противника – уже пожелали быть с ним. Что будет завтра? Но, тем не менее, по совету Петра Ильича, принял их мирные грамоты.
- Мир стоит до рати, а рать до мира! – сказал умудренный жизненным опытом старый воевода. – В нашем положении лучше плохой союз, чем рознь!»
Однако Владимир и Изяслав Давыдовичи оказались хитрее, чем думал о них северский князь. Одновременно Давыдовичи послали весть великому князю, что, дескать, Святослав разоряет их земли и что они надеются на его помощь в смирении Святослава Ольговича и Юрия Долгорукого. «Пусть сии князья бьются между собой, ослабнут от войны, и тогда золотой стол взять не составит большого труда!» - думали черниговские князья.
Они не ошиблись в своих замыслах. Получив весть, Изяслав Мстиславич созвал в Киеве вече и объявил собравшимся людям о послании Давыдовичей и о своем решении начать войну против Святослава и Юрия. Но многие из киевлян, в том числе и видные бояре, его не поддержали. На вече поднялся шум, какой при этом великом князе никогда не поднимался:
- С радостью и вместе с детьми пойдем с тобой на Ольговича, но как дерзнем поднять меч на сына Мономаха?
- Не верь Давыдовичам: сегодня они с тобой, а завтра – против тебя. Бойся обмана.
- С Давыдовичами плохой, ненадежный союз!
- Не пойдем на сына Мономаха. Георгий – твой родной дядя! – шумело вече.
«Сколь же велика любовь народная к моему деду Мономаху!» – изумлялся великий князь. Он долго слушал выкрики простых смердов и знатных людей и, наконец, поднял руку. На стогне у Туровой Божницы наступила тишина.
- Не могу не верить черниговским князьям - они крест целовали быть мне союзниками. Иду на соединение с ними. Кто верит мне, пусть ступает со мной. А кто не верит… - Изяслав хмуро поглядел на притихших людей. – Пусть малодушные остаются!
Вече молчало. Потупив глаза, киевляне соображали, как им поступить. Поддержать князя – значит, поддержать войну между Мономаховичами. Этого допустить нельзя. А главное - пойти против сына великого Мономаха. Такое решение их не устроило, и люди потихоньку стали расходиться.
Изяслав стоял на вечевом помосте до тех пор, пока последний человек не покинул вече. Он ожидал, что хоть какая-то часть людей останется и поддержит его, но стогна быстро опустела. Оставалась надежда на тысячкого Улеба, ставшего после ухода Ивана Войтишича главным киевским боярином.
- А ты со мной? – спросил он Улеба, без которого повести за собой смердов он не сможет.
- С тобой, княже! – неуверенно ответил он и отвернулся.
- И ты мне не веришь! – вздохнул Изяслав.
- Тебе верю, не верю Давыдовичам! Предадут они тебя, предадут в самый тяжкий момент. Дозволь сначала мне в Чернигов съездить и правду узнать?
- Ну что ж! Ступай, возьми у них клятву верности. Пусть при тебе крест целуют. Крест с собой возьми. А я пока с дружиной выступлю вперед и буду ждать тебя на полпути к Чернигову. Уверен: Давыдовичи крест поцелуют и будут мне верными союзниками.
Улеб на эти слова только усмехнулся и немедленно отправился в дорогу.
Черниговские князья приняли посла с радушием. Велели гостя усадить за стол и принести вина. Но Улеб от застолья отказался.
- С какой вестью прибыл? – тревожно спросил киевского боярина Владимир Давыдович.
- Изяслав Мстиславич требует от вас новой клятвы верности! Целуйте крест, что будете ему верным союзником! – Улеб поклонился и протянул князьям деревянный крест, взятый из Туровой Божницы.
- Зачем новая клятва? Разве мы нарушили прежнюю? – удивился Изяслав Давыдович и не принял крест. – Христианин не должен призывать всуе имени Божие и без нужды клясться по любому поводу.
- Если христианин не думает осквернять крест неверностью, он поклянется сколько угодно раз! А если думает… - последнее слово Улеб произнес подчеркнуто медленно, чтобы на него обратили особое внимание.
Давыдовичи, с трудом скрывая недовольство, переглянулись.
- Нет! Без нужды через посла не будем давать новую клятву! – резко отверг предложение Владимир, и Изяслав, соглашаясь с ним, кивнул головой. – Передай великому князю, что мы ждем его в Чернигове. Здесь, принародно, поклянемся в верности друг другу и двинемся в поход против Святослава и Юрия, наших врагов. Ступай!
Но Улеб оставался на месте и напряженно смотрел на князей.
- Что же ты медлишь? – спросил его Владимир.
- Хочу правду узнать! Слух прошел, что вы замышляете против моего князя недоброе. За что?
Давыдовичи обеспокоено переглянулись и велели послу подождать их решения за дверями. Когда за Улебом закрылась дверь, Владимир в сердцах сказал брату:
- Не могу играть душой! Устал обманывать! Скажу правду, и пусть Изяслав Мстиславич будет нам враг.
- Но тогда навсегда забудь о великом княжении. Если хитростью не одолеем Мстиславича, силой его не возьмем. До какой поры нам двоим владеть одним городом?
- А если обман раскроется? Долго ли я просижу в Киеве? Нет! Я скажу правду.
Когда Улеб вернулся в гридницу, его ждала неожиданная весть.
- Передай эти слова Изяславу Мстиславичу! – заявил послу Владимир Давыдович. – «До тех пор, пока ты не отпустишь Игоря к Святославу, на нас не рассчитывай. Мы не можем спокойно смотреть, как Игорь, чернец и монах, мучается в неволе. Отпусти его на свободу. Игорь не представляет для тебя никакой угрозы. Зачем удерживать его в монастыре силой. Разве тебе было бы любо, если бы мы удерживали твоего брата?»
Улеб выслушал послание и молча бросил на стол крестные, или союзные, грамоты. Это означало объявление войны.
Вероломство Давыдовичей имело самые ужасные последствия. Как только Улеб прибыл к Изяславу, тот послал весть в Киев, чтобы киевляне готовились к походу. Брат великого князя Владимир Мстиславич и митрополит Клим повелели собрать вече, где объявили киевлянам о предательстве черниговских князей и обязали всех вооружаться против Чернигова. Заволновался народ, со всех сторон послышались выкрики:
- Накажем черниговских клятвопреступников!
- Постоим за нашего князя, все вооружимся!
На вечевой помост поднялся бывший сотник Азарий Чудин, изгнанный из великокняжеской дружины с приходом нового великого князя.
- Черниговских накажем, а как же Игорь? Все беды из-за него. Враг наш Игорь сейчас не в темнице, а живет преспокойно в монастыре. Накажем Игоря?..
- Накажем!.. – отозвались люди. Шум на вече усилился. Со всех сторон слышались гневные призывы:
- Знаем, что добром нельзя разделаться с племенем Олеговым. Только смертью!
- Рады мы своему князю помочь. Да сперва вот что сделаем… - Азарий оглядел народ и продолжил: - Пусть свершится возмездие! Игорь нашему князю – враг, значит, и нам враг. Убьем его, не то зло может случиться городу нашему! А потом к своему князю пойдем!
- Пусть свершится! Смерть Игорю! – пронеслось над толпой.
- Да умрет сначала Игорь, а потом черниговкие князья!
- Вперед! В монастырь! Схватим Игоря!
- Стойте! Остановитесь! – пытались образумить людей Владимир и митрополит Клим, но тщетно – их уже никто не слушал.
Вечевники кинулись в направлении Феодорова монастыря. В толпе в тот день находилось много хмельных людей. Эти события происходили 19 сентября, когда закончилась уборочная страда и ничто не мешало пропустить чашу-другую вина в ближайшем трактире. Обезумевшая толпа с шумом ворвалась в монастырь в час Божественной Литургии, растолкала молящихся монахов, схватила князя Игоря, порвав на нем мантию, и потащила на улицу. Он же только горестно восклицал:
- Окаянные, ведаете ли вы, что творите? За что, словно разбойника, хотите убить меня? Еще раньше крест целовали, чтобы быть мне у вас великим князем. Но то время прошло, ныне сподобил меня Бог принять иноческий образ.
Киевляне не слушали его и продолжали тащить, сдирая на нем все одежды. На это Игорь промолвил со стоном:
- Нагим я появился на свет, нагим и покину!
В это время в дверях монастыря дорогу людям преградили князь Владимир и его боярин Михаил.
- Брат любезный, куда меня ведут? – спросил Владимира Игорь, не понимая, что происходит.
Брат великого князя выхватил Игоря из толпы, укрыл его своим плащом и, усадив на коня, повез несчастного в дом своей матери, который находился поблизости. Они были уже у ворот дома, когда разбушевавшаяся толпа настигла их. Спас положение Михаил. Он кинулся к толпе и принял на себя часть ударов. В это время Владимир успел затащить Игоря на княгинин двор и запереть ворота. Тогда киевляне набросились на боярина, сорвали с него золотой крест и золотую цепь и едва не убили.
- Не отдам тебя на растерзание черни! – пытался успокоить Игоря Владимир, помогая ему подняться в сени.
- Толпа жаждет моей крови и не оставит меня в покое! – тихим голосом промолвил инок, вытирая сочащуюся кровь на лице. – Все в руках Господа Бога, пусть случится то, что должно случиться!
Шум на улице возрастал. Сначала послышались грозные выкрики в адрес Игоря, а потом гулкие удары чем-то тяжелым в ворота. Вскоре они треснули и разлетелись в щепы. Напрасно Владимир и Михаил пытались спасти несчастного Игоря. Многочисленная толпа повалила его на пол и буквально растерзала. Потом еще живого Игоря киевляне привязали за ноги и волоком потащили по улицам через весь город. А когда он уже умер, тело положили на телегу, довезли до торга на Подоле и бросили в кучу мусора. Только после этого толпа успокоилась. Люди, только что безумные от ярости, стояли и молча смотрели на окровавленное тело, словно невиновные в этом злодеянии.
- Свершилось! – нарушил молчание подошедший тысячкий Лазарь. - Исполнилась воля народная. Игорь убит! Погребем же тело его по-христиански.
Народ долго безмолвствовал, потом раздались робкие голоса:
- Виноваты не мы, а Давыдовичи. На них кровь Игоря!
- Мы это совершили ради своего князя. Не на нас лежит грех смертоубийства.
В толпе послышались всхлипы и стон – женщины, глядя на окровавленное, истерзанное тело, не могли удержаться от слез.
- За что его так? – тихо спрашивали друг друга торговки.
- Умели бить, умейте и ответ держать! – сказал боярин Лазарь и распорядился: - Отнесите покойного в церковь, пусть совершат над ним службу.
Толпа подняла Игоря, заботливо укрытого плащом, и на руках, словно был он в гробу, понесла в церковь святого Симеона. Процессия вытянулась вдоль всей улицы. Люди, только что распинавшие Игоря, сейчас бережно несли его тело.
Тело Игоря положили в церкви, но толпа не расходилась еще долго. В ту же ночь явилось знамение: в храме зажглись сами собой все свечи. На другой день в церковь на отпевание покойного собралось не меньше народу, чем на вече. Совершая печальный обряд, игумен Феодоровской обители Анания воскликнул:
- За что убили монаха Гавриила? Горе живущим ныне! Горе веку суетному и сердцам жестоким!
В это самое время на ясном небе без облаков неожиданно грянул раскатистый гром. Люди изумились. Кто-то в страхе выбежал вон из церкви, остальные упали на колени, чтобы слезами раскаяния умилостивить гнев Господа Бога.
- Не мы виноваты! Не мы! – слышалось со всех сторон.
Весть о гибели Игоря Ольговича застала Илью в пути. Вернувшись в Киев, он явился к великому князю и заявил ему, что Святослав готов был заключить с ним мир в обмен на свободу брата. С этой вестью он и спешил в Киев.
- Но Игорь зверски убит! – подытожил он разговор. – И на мир сейчас надежды нет. – Илья помолчал, а потом с укором воскликнул: - Зачем ты допустил убийство? Он был монах, чернец. Зачем?
Князь спокойно слушал Илью, но когда тот повысил голос, рассердился:
- Как ты смеешь мне указывать? Кто ты такой? В поруб захотел? Меня в это время не было в Киеве. Не желал я зла Игорю!..
- Не желал?! Если бы отпустил Игоря с миром, не было бы розни. А если не отпустил, значит, ищешь вражды, желаешь зла. Не буду я за тебя воевать, мне такой князь не люб.
Сидящие в гриднице воеводы Шварн и Улеб особо не удивлялись такому поведению простого дружинника – они знали Илью, знали его характер и стремление к справедливости.
- В поруб его! – коротко распорядился Изяслав, и к Илье подошли несколько гридней.
- Прости, Чоботок, подневольные мы!.. – тихо сказали они, и Илья смирился.
Так он оказался в темнице.

_________________
михаил

20 гл. ГИБЕЛЬ СОКОЛЬНИКА

Война началась. Несколько лет стонала Русь. Тысячи ратников остались лежать на бранном поле, опустели сотни разоренных и сожженных в междоусобице сел. За это время Киев дважды завоевывался Георгием Владимировичем, известным в народе больше под именем Юрий Долгие Руки, и дважды изгонялся Изяславом Мстиславичем. Недолго княжил Юрий Долгорукий на великокняжеском столе: первый раз – полгода, второй – менее полугода. Каждый из князей просил Илью выступить на его стороне, но получал отказ.
- Поклялся я не ратиться против своих – против христиан! Сдержу клятву свою! - отвечал он князьям. За свою строптивость князья не только удерживали Илью в темнице. Изяслав сгоряча однажды приказал даже не кормить его. Дескать, поголодает и смирится. Но не смирился Илья.
Никто не знает, чем бы все это закончилось. Спасла Илью от голодной смерти Ольга, младшая дочь Глеба Юрьевича, младшего из сыновей Юрия Долгорукого. Она в тайне от князей ночью носила ему в темницу еду и воду. Полгода носила, и все это время никто не интересовался судьбой колодника.
Придет, бывало, и долго сидит с ним, рассказывает о своем житье-бытье и о том, что в городе делается. А бывало, и просто молча смотрит на несчастного колодника. Так, Илья узнал, что Ольга, хотя и относительно еще молода, но уже вдова: мужа потеряла вовремя осады Киева. А потому она мечтает уехать из Киева в любой другой город, за который не будут сражаться князья.
- Вот выпустят тебя из темницы, уеду с тобой, - говорила она, - и стану тебе женой. И буду чаще тебя кормить, чем сейчас!
Илья на это только усмехался. Он уже не надеялся выйти на волю.
Между тем борьба за Киев продолжалась, но от многолетней войны уже устали все. Завоевав в очередной раз «мать городов русских», Изяслав призвал на великокняжеский стол старшего брата Юрия Долгорукого, Вячеслава, который приходился ему родным дядей. «Может, это остановит междоусобицу! – думал Изяслав. – Не пойдет же Юрий против родного брата!»
- Два раза я мог посадить тебя в Киеве, но, ослепленный властолюбием, не делал этого. Прости вину мою! – каялся Изяслав Мстиславич перед Вячеславом, уже почтенным старцем, который согласно лествице должен сидеть на великокняжеском столе. – Иди и правь Русью!
Вячеслав Владимирович был доволен, что племянник наконец-то признал его старейшинство, но, ссылаясь на годы, отказался от единоличного правления Русью. Не без труда уговорил он Изяслава разделить с ним великий стол.
Это обстоятельство, однако, не удержало Юрия Долгорукого от планов захватить великокняжеский стол в третий раз. Он опять собрал войско и встал подле Киева. На этот раз силы у него были сконцентрированы столь большие, что ни у кого не вызывало сомнения быстрого падения Киева. Кроме Святослава с ним находился один из братьев Давыдовичей, Владимир, с черниговской дружиной, который всегда поддерживал Ольговичей. Изяслав Давыдович, в свою очередь, ушел к Изяславу Мстиславичу и Вячеславу, которые в случае успеха пообещали дать ему город на княжение. Но это была не главная сила Долгорукого. Узнав, что суздальский князь в очередной – третий - раз идет на Киев, к его объединенной дружине примкнули ханы Кончак и Боняк с огромной ордой. Калин-хан давно мечтал пограбить Киев, богатейший город по тем временам, но в одиночку он не решился бы напасть. А тут, помогая одному князю против другого, он наконец-то осуществит свою мечту. Не прочь был пограбить Киев и Боняк. А сын его, Севенч, пообещал отцу, что «зарубит» мечом златые – центральные врата Киева.
Чтобы оборонить город со стороны Днепра, великий князь, по свидетельству летописцев, придумал хитроумный план. Он приказал борта лодий укрепить щитами и за ними поставить лучников. На всех возможных переправах лодии ходили вниз и вверх по реке и не давали противнику перейти Днепр. Все же у Витичева брода половцы сумели обойти лодии и перебраться на другой берег. Киевляне вступили с ними в сражение, но сдержать натиск степняков не смогли. Воевода Шварн удерживал бегущих киевлян, с мечом в руке кидался на более многочисленного противника, стараясь своим примером заразить других, но безуспешно. «С ним не было князя, - писали летописцы, - а боярина не все слушают!»
Бой шел уже под стенами Киева. Еще немного, и главный стольный град Руси падет. В Киев опять войдет Георгий суздальский. Изяслав боялся потерять великокняжеский стол, киевляне же опасались не смены власти, а половцев. Если город падет, Юрий Долгорукий вряд ли сможет удержать их от грабежей.
К Изяславу, стоящему на городской стене, подошла целая толпа простолюдинов.
- Великий князь, - обратился к нему кузнец Аника, - выпусти из темницы Илию Муромца. Четыре года томится он в порубе. Близок конец. Скоро половцы войдут в город. Без Илии смерды плохо сражаются.
- Не один раз просил его! – хмуро ответил Изяслав. – Не соглашается. Не желаю, говорит, участвовать в княжеской розне.
- В те разы не было половцев. А сейчас… Они от города камня на камне не оставят. Нельзя город сдавать, а удержать поганых не можем. Зови Чоботка!
- Не пойдет он!
- Пойдет! Мы сами его позовем! – настаивал Аника.
- Не знаю, жив ли. Однажды рассерчал на него и приказал не кормить…
- Не кормить?! – изумились люди и сердито добавили: - А ну, веди нас в темницу к Чоботку.
Не хотел кланяться простому дружиннику великий князь, но делать было нечего – на карте стоит и его судьба, и судьба города. И ссориться с простым людом не хотелось. Только живой ли Илья? Очень долго томится он в темнице.
Вместе с тысячким Улебом и кузнецом Аникой Изяслав спустился в поруб и в тусклом свете свечи увидел, что Илия – его последняя надежда – жив. Осунулся, правда, но не потерял боевой дух – смотрит так же непримиримо, как и раньше. По его знаку Аника снял с узника тяжелые цепи.
- Прости, Илия, – склонил голову Изяслав, - за суровое наказание! Не удержался! Помоги!.. Враг уже у стен Киева. Нет с нами ни Алеши Поповича, ни Добрыни Никитича, ни других витязей. Некому спасти Киев-град от злой напасти, от половцев.
Илья молча поднял с земли тяжелые цепи и отбросил к стене.
- Не за себя просим! – вступил в разговор Аника. – За Киев-град, за жен с ребятишками. Пока Георгий здесь, половцы опять по весям шарят – жгут дома, людей в полон уводят. Печерский монастырь опять разграбили!
Услышав о монастыре, Илья встрепенулся:
- Забижают монахов?
- Забижают, Чоботок! Половцы, сам знаешь, любой княжеской розни рады. Когда рознь, тогда грабить можно безнаказанно, некому загнать их за Дон. Сейчас половцы уже лезут на стены города из всех щелей, трудно их удержать. Плохо без тебя смерды ратятся. Так пойдешь ли ты, Чоботок, постоять за Киев-град? Или здесь будешь отсиживаться? Тесть твой, Савва-чеботарь, вместе со мной на стене стоит, а ты!..
- Где сын мой Сокольник? Где жена моя Златогорка? – спросил Илья.
- Не ведаем о Сокольнике ничего, - ответил Аника. – Как посадили тебя в темницу, так и он пропал, ни слуху о нем, ни духу! А Златогорка погибла, когда камни на стену поднимала. Стрелой ее сразило.
- Так пойдешь на помощь киевлянам? – спросил тысячкий Улеб.
- Пойду! – наконец ответил Илья и поднялся. – Не вас, князей и бояр, мне жалко, а жен, деток малых да монахов. Они-то за что погибают? – И он первым направился из поруба, проронив на ходу: - Давно меч мой не гулял по половецкой голове.
Узнав, что славный витязь Илия Муромец вышел из темницы и пополнил ряды защитников города, киевляне воодушевились. Никогда они не вооружались с большей охотой, чем сейчас. По городу бросили клич: «Всякий, кто может двигаться и владеть рукою, да идет на защиту города! Или да лишится жизни ослушник!»
Все от мала до велика обороняли город. Наконец наступил момент, и киевляне поняли, что пора от обороны переходить в наступление. Половцы сделали несколько попыток одолеть городскую стену, на Детинце уже завязался бой. Остался последний удар, и не устоит Киев. И вдруг открылись Лядские врата, и оттуда широким потоком хлынули киевляне. Поток разделился надвое и стал растекаться вдоль стен. Завязалась ожесточенная сеча. Киевляне копьями и крюками сбрасывали степняков с коней, сверху, с Детинца, их поражали стрелами лучники. Половцы не выдержали и побежали. Речка Лыбедь, текущая за внешней стороной земляного вала, по утверждению летописцев, переполнилась телами погибших степняков. В этом бою погиб и сын Боняка Севенч, которому так и не удалось «зарубить» Златые врата Киева.
Отступив от города, объединенная рать Юрия Долгорукого и Святослава Ольговича стала зализывать раны и подсчитывать потери. Потери были большие, но сии князья решили идти до конца. Их даже не остановило то, что хан Кончак увел свою орду в степи, с ними остался только хан Боняк, решивший отомстить за погибшего сына.
Решающее сражение состоялось на реке Супое. Полки уже выстроились для сечи, но тут поднялся сильный ветер и полил дождь такой частый, что невозможно было увидеть противника. Люди ужаснулись и увидели в этом Промысел Божий.
- Противится Господь кровопролитию между дядей и племянником, между братьями-христианами, - рассуждали между собой воеводы и простые люди. – Не просто так пошел этот дождь. Господь образумить нас хочет. Пойдем ли мы против Его воли?
- Это знамение! Нельзя ратиться! – тоже говорил Илия Муромский. – Пусть князья мирятся и добром решают, кому сидеть в Киеве. Мы отстояли город от половцев, а это главное. Сейчас надо миром дело решать.
Он посмотрел на небо и увидел там сокола, который беспокойно реял над противоборствующими сторонами. Эта гордая и сильная птица напомнила ему и о родовом тотеме его племени мурома, и о сыне, пути-дороги с которым разбежались в разные стороны. Где ты, Сокольник, сейчас?
Князья вняли просьбам людей. Оба стана послали друг другу послов с предложениями о перемирии, и, казалось, до мира осталось рукой подать. Но Святослав Ольгович был категорически против перемирия и сумел убедить в этом Юрия.
- Когда до победы остался один шаг, ты решил опустить меч, - утверждал Святослав. – Ну что ж, опускай! Тогда не быть тебе больше великим князем! Навсегда лишатся мономашичи великого стола — Ольговичи не отдадут... А я не опущу меч, пока не накажу Изяслава за смерть Игоря!
Спустя время Юрий прислал к Изяславу посла с отказом от перемирия, и противные стороны опять ополчились. Первым бой начал великий князь. Он во главе великокняжеской дружины, переведя коней в галоп, врезался в гущу Святославовой и Георгиевой дружин, которыми предводительствовали Вольга, сын Святослава, и Андрей (названный позднее Боголюбским), сын Георгия. Сами же князья, находясь по разные стороны, издали наблюдали за сечью.
В пылу боя Илья случайно попал копьем в ноздри коня противника. Конь взъярился и поднялся на дыбы, шелом и щит противника упали на землю. Он пригляделся… Это был Андрей, сын Юрия Долгорукого. Княжич сумел справиться с конем и отважно бросился на Илью. Долго старый дружинник сдерживал натиск княжича, потом крикнул:
- Погоди!.. Неопытен ты еще, неровен час…
- Кто ты? – удивился Андрей такому поведению противника и опустил меч.
Илья снял шелом, и княжич узнал его.
- Илья Муромец! Ты же клялся, что не поднимешь руку на христианина, не будешь ратиться в братоубийственной брани.
- Половцы, враги мои, с вами! А ты, княжич, не враг мне. Ступай своей дорогой.
Илья двинулся дальше и лицом к лицу столкнулся с более серьезным, хотя тоже молодым противником, в котором удачно соединились отвага, сила и молодость. Шелом наполовину скрывал его лицо, но глаза Илье показались знакомыми. Впрочем, ему было не до раздумий. Скрестив с неприятелем мечи, Илья скоро понял, что с этим юношей надо биться по-настоящему, иначе он тебя сможет одолеть.
В пылу боя перед лицом Ильи вдруг мелькнула тень, потом еще раз и еще. Наконец он увидел прямо перед собой сокола. Хищная птица, выставив вперед когти, яростно бросалась на него, била крыльями и клювом по шелому. Особого вреда она причинить ему не могла, но отвлекала от противника, наседающего все больше и больше. «Кто этот человек, которого так яростно защищает сокол?» – задавал себе вопрос Илья и не находил ответа. Он несколько раз пытался заговорить с ним, но противник не слушал его и продолжал сражаться.
Отогнать атакующую птицу было невозможно. Что делать? Ударить? Нет! Причинять зло птице, которая олицетворяла его племя и являлась священной, тотемной, он не стал бы в любом случае! Но в пылу боя он нечаянно булавой задел сокола. Задел и ужаснулся. Птица от боли закричала и взмыла вверх. Илья отвлекся, поглядел на небо и вдруг заметил у самой груди копье. В последний момент он успел прикрыть грудь левой рукой, а правой нанес булавой разящий удар по противнику. Удар оказался такой силы, что юноша кубарем свалился с коня. Шелом слетел с его головы и откатился в сторону.
Не обращая внимания на боль в руке, груди и обильно сочащуюся кровь, Илья продолжал сражаться. А из головы не уходили раненый сокол и сраженный им молодой кмет, его курчавые русые волосы, разметавшиеся по траве, чуть курносый нос и глаза. «Эти глаза могут быть только у моего сына!» – вдруг мелькнула мысль. Мелькнула и надежно засела в голове.
Битва закончилась быстрее, чем обычно. Судьбу его решили половцы. Увидев, что сражение затянулось, а погибать за князей они и не собирались, степняки пустили тучу стрел и обратили коней вспять. За ними кинулись в бегство дружины Святослава и Юрия.
Илья преследовать противника не стал. С тяжелым сердцем он бродил по бранному полю, густо политому кровью и усеянному телами погибших, и искал того кмета, так похожего на его сына. Из его рассеченной копьем левой руки и раны на груди обильно текла кровь, но он не замечал этого.
Он все ходил и вглядывался в лица убитых и раненых. Видел раненого, истекающего кровью Изяслава Мстиславича, которого, приняв за недобитого врага, чуть не зарубили свои же вои. Лишь когда тот снял свой шелом и открыл лицо, киевляне обрадовались, ибо считали великого князя уже мертвым. Видел также Изяслава Давыдовича, горевавшего над телом погибшего брата Владимира, сражавшегося на стороне Георгия. Проходил мимо знахарей, помогавших раненым. На сломанные кости они накладывали щепу, резаные раны заливали нутренним салом медведя и бинтовали холстиной, пропитанной крепким отваром болотной сушеницы. На предложение о помощи Илья отказался, сказал, что помогать надо в первую очередь тем, кто на ногах стоять не может. И пошел искать то место на бранном поле, где он встретился с молодым кметом.
Тут и там лежали погибшие. Опять, как обычно, слетелось воронье на обильную пищу. Куда ни пойдешь, поднимешь стаю. Вороны перелетят и садятся невдалеке без страха перед людьми, знают: не все тела будут похоронены, кое-что перепадет и им. Он обошел уже все поле и увидел, как невдалеке сокол сражается против стаи ворон. Раненый кречет кое-как летал на одном крыле и пытался из последних сил отогнать ворон. Илья пошел туда и увидел среди лежащих тел того молодого кмета. Сердце екнуло. Это он! Илья кинулся к нему со всех ног.
Ратник был еще жив. Илья склонился над ним, всмотрелся в знакомые черты лица. Да, это был его сын. Почему он не узнал его?
- Сынок! Сокольничек ты мой любимый! Погубил я тебя! – воскликнул Илья и горестно склонил голову. Из его глаз покатились слезы.
- Тату?! Это ты? Как долго… я тебя не видел! – чуть слышно прошептал сын.
- Почему ты оказался с Георгием и Святославом? Почему?
- Я сражался против Изяслава. Он тебя… в темницу…
- Как же это я!.. – тяжело вздохнул Илья и прижал окровавленную, холодеющую голову сына к своей груди и долго не отпускал. Он вспомнил, как князь Андрей ему сказал: «Ты же клялся, что не поднимешь руку на христианина!..»
- Нарушил клятву… Поднял руку… и сына своего погубил, и его сокола! – задумчиво произнес Илья.
Он Сокольника похоронил здесь же, на высоком берегу реки Супое. Похоронил вместе с соколом, которого заклевали вороны. Потом долго сидел у могильного холмика, вспоминал сына, свои короткие встречи с ним.
Вот Сокольник участвует в княжеской соколиной охоте и с гордостью едет на коне с сидящим на плече соколом возле князя Игоря. Вот Сокольник дергает за шнурок, пропущенный в кольцо на ноге пернатого охотника, снимает колпачок, и освобожденный от пут сокол тут же взмывает в небо, набирает высоту и кружит в поисках жертвы. Появляется поднятая вверх стая уток, и сокол уже парит над ними, сужая круги, и вдруг складывает крылья и камнем падает вниз. Сокольник, прикрыв руками глаза от слепящего солнца, наблюдает за сражением селезня и сокола, а Илья наблюдает за сыном, потому что редко видит его. …Удар острых, как нож, когтей сокола точен. И уже кружатся в небе разноцветные перья селезня. А князь Игорь благодарит Сокольника за хорошую, удачную охоту!
В эти моменты лицо сына озарялось счастливой улыбкой. Раз за разом его сокол взмывал вверх, так, что видна была лишь черная точка в небе, и каждый раз, падая с головокружительной высоты, разил без промаха очередную жертву. Лишь однажды во время воздушного боя с журавлем промахнулся сокол и налетел на выставленные вперед когти. Сокольник принес домой окровавленную птицу и долго выхаживал ее, не спал ночами, но вылечил своего верного друга.
Вспоминал и первый бой Сокольника. Он тогда очень гордился, что ему, тогда еще совсем мальчишке, доверили стоять в рядах пешцев. Он крепко сжимал щит, продолговатый, высотой в его рост, и тугой лук и с завистью смотрел на отца в блестящей кольчуге.
- Когда я вырасту, меня возьмут в дружину? – спрашивал Сокольник.
- Обязательно!
Не знал Илья, что его сын давно вырос и уже участвует в ратных делах. Не знал он, что Сокольник окажется против него в княжеской розне.
С гибелью сына Илья потерял самого дорогого человека. Давно нет в живых его родителей, сгинул на ратном поле с половцами тесть Савва, старый чеботарь. А когда он сидел в темнице, погибла в княжеской розни жена Златогорка. Один он остался на всем белом свете. И решил он навестить свои родные места. А перед дорогой отблагодарить Ольгу, спасительницу свою, которая помогла ему выжить в темнице.

_________________
михаил

21 гл. СНОВА В НЕВОЛЕ

В январе – феврале 6676 года от сотворения мира (1168г. от Рождества Христова) Русь опять застонала от разорительных набегов степных кочевников. Выгодно используя очередную рознь между князьями, половцы безнаказанно грабили и сжигали города и веси, уводили в полон тысячи людей. Русские рабы опять наводнили невольничьи рынки в причерноморских городках. Но это была не единственная беда Киевской Руси. Половецкие орды периодически совершали набеги на греческий путь, и купеческие лодии стали опасаться ходить по Днепру. Рушились торговые связи. Скоро должен открыться Днепр для судоходства, и опять богатые товаром лодии не дойдут до Киева.
Эти обстоятельства заставили великого князя Мстислава Изяславича предпринять срочные меры. Он собрал союзных князей на совет, просил их оставить распрю и совместно ударить на половецких ханов.
- Или уймем поганых и сохраним греческий путь, или будем враждовать и смотреть, как они разоряют землю нашу. Обнажим мечи! – обратился он к князьям.
Те не сразу, но все же поддержали Мстислава. Все понимали, что без торговых связей с Царьградом (Византией) Русь быстро потеряет свое могущество, и надеялись, что половцы более не будут желанными гостями в станах русичей, помогая одному князю сокрушить другого.
Ударить решили ранней весной, когда половцы еще не ушли на летовища и их конница пока не набрала силу на сочных пастбищах. В середине марта, когда по Днепру прошел ледоход, объединенная рать выступила в Дикое поле. Пешцы во главе с сотскими плыли в лодиях вниз по реке, а дружины на конях во главе с боярами шли берегом. За островом Хортица, у самых порогов, пешцы высадились на берег, присоединились к дружинам, и рать двинулась в степь. Наконец-то осуществилась мечта многих князей: вместе, как во времена Мономаха, ударить по степнякам.
Половцы о выходе руссов узнали слишком поздно. Прихватив самое ценное, они бежали от Днепра в глубь степей, оставляя вежи с женами, детьми и рабами на произвол судьбы. Дружины настигали степняков, били и гнали вперед. На девятый день руссы вышли к берегам Орели. Здесь половецкие ханы решили остановить вторгшегося в их владения неприятеля. За ночь они объединили все разрозненные силы в единый кулак и с рассветом ударили на русичей.
Основной удар половецкой конницы приняли на себя пешцы. Выставив впереди себя копья и прикрываясь щитами от града стрел, строй пешцев прогнулся, но устоял. За их спинами конные дружинники методично обстреливали половцев из луков. Русичи знали: половцы страшны своим первым ударом. Если этот удар выдержать, то долго они не продержатся и отступят.
Так оно и произошло. Половцы стали отступать, но тут строй русичей расступился и в образовавшуюся брешь хлынула конная дружина. Впереди всех на коне, как всегда, скакал Илья Муромец. Дружинники смяли степняков и долго гнали их по степи, добивая сломленного врага. Ханы, наблюдавшие за сражением издалека, переправились через Орель и тоже ударились в бега. Половцы знали, что русов ведет этот славный витязь, и решили уйти подальше в степи.
Практически без потерь, с богатой добычей и тысячами освобожденных из плена людей рать вернулась в Киев в последний день Великого поста. Летописцы писали об этом выходе: « …освободили русских невольников и возвратились с добычей, с табунами и пленниками, потеряв не более трех человек».
На следующий день, по древней традиции, на честном пиру у великого князя добычу делили между собой все, кто участвовал в этом походе: князья, бояре, дружина и пешцы. Но в этот славный день, когда народ праздновал светлую Пасху и отмечал славную победу над половцами, Илья опять оказался в темнице.
Когда за ним накрепко закрылись дубовые двери, Илья всмотрелся в свое новое жилище и в полутьме заметил в углу на соломе человека в монашеской рясе.
- А тебя-то за что, святой отец? – с горечью спросил Илья. – Чем монах может провиниться перед великим князем?
- За правду! Не любит великий князь Мстислав, когда ему правду в лицо говорят! Это кто передо мной: Илия Муромец? – прищурился монах.
- А ты кто? – Илья подошел ближе и удивился: - Поликарп?!
В этой темнице на великокняжеском дворе уже долгое время томился игумен Печерского монастыря архимандрит Поликарп. Уважаем и любим при прежнем великом князе Ростиславе, когда он с братией часто приходил к нему в терем отобедать и побеседовать о добродетелях христианских, сейчас впал в немилость.
В первую очередь игумен попросил Илью рассказать о последних событиях. И услышал о ратном походе объединенного войска нескольких князей в Дикое поле, о славной победе над половцами и богатой добыче.
- Сеча закончилась, когда солнце уже скрылось и начало темнеть. Поганые ушли за Орель, бросив табуны и вежи, невольников и даже жен с детьми. С собой половецкий хан Кончак захватил только награбленные на гречнике сокровища: золото, серебро, сосуды византийские и прочее рухло. Детей бросили, а золото взяли… - усмехнулся Илья и продолжил рассказ: - И Мстислав послал за ними погоню. Послал в тайне от других князей и строго нам наказал: дружине захватить богатство, но обратно не возвращаться, нет, а прямиком идти в Берестов, свою вотчину. Не захотел Мстислав делиться с другими захваченной добычей. От жадности потерял голову!
- И много добра захватили? – спросил Поликарп.
- Много! Калин-хан долго сидел на гречнике и награбил несметные богатства. Сколько торговых людей сложили свои головы от его кривой сабли… Целый воз одних только золотых и серебряных монет захватили. Награбленное добро и помешало поганым уйти от погони.
- А Калин-хан ушел?
- Ушел! Вместе с Неврюем, своим батыром, ушел. Никак мне не удается поквитаться с ними. А остальных поганцев мы всех положили.
- Мстислав скрыл богатство и не поделился с другими?
- Не поделился! Он нарушил древний закон. Ни один князь не позволял себе упасть так низко. Издревле вся добыча, захваченная в сече, всегда честно делилась между всеми ратниками, кто ходил в поход. Свою долю получали даже вдовы и дети погибших ратников. Никого не обделяли! А он…
- И ты на честном пиру обличил князя в корыстолюбии?
- Обличил! Пусть все знают, какой князь сидит на золотом столе! – выкрикнул Илья и в порыве страсти даже вскочил на ноги. Цепи на его руках и ногах зазвенели, словно подтверждая сказанное.
- Ясно! – одобрительно кивнул головой игумен. – И за это он посадил тебя в поруб! Даже не пожалел в такой светлый праздник, как Пасха! Ведь это праздник праздников! Эх, Мстислав!
Игумен тяжело поднялся со своего ложа, подошел к стене и посмотрел вверх на маленькое узкое оконце под потолком, сквозь которое с трудом пробивался тусклый свет.
- Эх, Мстислав, Мстислав! – задумчиво произнес Поликарп. – Не думаешь ты о расплате… А надо бы…
- За что же ты пострадал, святой отец? – удивленно спросил Илья.
- Обвинил Мстислава и митрополита Константина в ереси! Не подчинился им. А что делать? На Руси издавна повелось: кто за правду не боролся, тот в порубе не сидел! Главная задача служителя церкви не в том, чтобы самому жить в посте и молитвах, а в том, чтобы учить этому других. Мы нужны, чтобы заставлять мирских людей соблюдать Законы Божьи. А если не учить, зачем мы вообще нужны? – Поликарп поднял руки и загремел цепями. – А этого наказания я не страшусь. С радостью принимаю все муки, которые очистят душу мою. И ты не страшись! Не оставит нас Господь!
- А я и не страшусь, святой отец! В поле ратном ни разу не дрогнул, не побежал от врага, и здесь не сломлюсь. Не услышит от меня Мстислав просьбу о пощаде! Не первый раз в порубе сижу.
- Не первый?
Илья рассказал святому отцу о своей которе с князьями и о последней битве, где погиб его сын.
- Что ты делал потом? Как оказался опять в Киеве?
- С горя подался в родные места, на Муромщину. Там служил у муромского князя Ростислава. Вместе с Ольгой уехал, которая не дала мне умереть с голоду в темнице. В Муроме с ней обвенчались и жили душа-в душу. Дочь сейчас у меня подрастает, не знаю, как она там с матерью поживает. Вместе с муромскими воями сюда пришел, на защиту гречника. Эх, я за Русь горой стою, а меня в поруб!.. - тяжко вздохнул Илья.
Между тем над головой великого князя сгущались грозные тучи. Против Мстислава Изяславича собралась рать из одиннадцати князей. Многие из них незадолго до этого ходили с Мстиславом в Дикое поле против половцев и узнали про обман… Такой князь не должен сидеть на золотом столе, решили они.
Коалиция князей готовилась нанести смертельный удар по Киеву, а защитить его было некому. От великого князя, известного своим корыстолюбием, отвернулись все. Отвернулись после того, как стало известно о присвоении им захваченных у Кончака богатств. Этим обстоятельством и воспользовался Андрей, сын Юрия Долгорукого, прозванный Боголюбским.
Мстислав Изяславич едва успел послать за союзными берендеями и торками, как к стенам Киева уже подошла огромная рать. Два дня город мужественно оборонялся, а на третий, 8 марта 1169 года, пал. Впервые за всю свою историю Киев, по слову вещего Олега, «мать российских городов», был взят на щит. А победители, как горько отмечал летописец, забыв к своему стыду, что они русичи, три дня грабили не только дома жителей, но и церкви, монастыри. Грабежу подверглась даже Десятинная церковь и гордость киевлян – Софийский храм. Люди были одержимы жаждой наживы. Монахи пытались отстоять святыню, но падали мертвыми под ударами мечей. Из храмов несли все, что представляло хоть какую-либо ценность. Со стен снимали иконы, дорогие подсвечники, безжалостно обдирали золотые и серебряные оклады.
Как только город сдался на милость победителя, ратники кинулись на Гору, где находились великокняжеский терем и дворы лучших людей. Зная о накопленных там богатствах, они бежали, опережая друг друга. Враз топорами и мечами они разбили двери великокняжеского терема, домов митрополита, воевод, бояр и бросились грабить. Перепуганная челядь с криками выбегала наружу, а чуть позднее за ними выходили грабители, нагруженные разным добром. Тащили все – посуду, ковры, одежду; из погребов и медуш вытаскивали съестные припасы и бочонки с вином и хмельным медом.
Одни еще продолжали шарить по палатам и погребам, а другие уже во дворе праздновали победу, упиваясь вином и объедаясь копчеными окороками, которые нечасто видели на своем столе.
Летописец называет свою причину падения и разграбления главного стольного града Руси: наказаны-де за грехи и ложные церковные учения тогдашнего митрополита Константина. Киевляне же видели в этом наказание за посаженных в поруб Поликарпа и Илью Муромца, за невинно убиенного князя Игоря Ольговича. Многие из киевлян были уверены, что Чоботок спас бы город, но он находится в заточении.
Илью и Поликарпа из темницы освободили грабители, которые в поиске рухла, съестных припасов и вина жадно заглядывали во все погреба и порубы. Не успели колодники подняться наверх и вздохнуть свежего воздуха, как к ним подбежала какая-то заплаканная женщина из числа челяди и показала рукой на творившийся вокруг грабеж:
- Посмотрите, что делается!
- И что же делается здесь? – спросил ее Поликарп.
- Князь Андрей отдал город на разграбление! - Она взволнованно ухватила его за руку и заголосила:
- Святой отец! Образумь людей, останови-и. Все украли, все-е! Бога не боятся. Даже церкви осквернили. Останови! Чоботок! – она обратилась к Илье. – Почему ты не защитил нас? Почему?
Освобожденные из темницы посмотрели на безумную толпу, опьяненную жаждой обогащения, и поняли, что сейчас ее ничто не остановит. Даже князья, знающие, что издревле грабеж поверженного города – это законная часть боевого похода, ради которой его кметы идут на смерть, не смогли бы остановить своих ратников.
- Поспешим, Чоботок, в Печеры! – вдруг заволновался Поликарп. – Спасем святыню от воров! Может, они и туда забрались!
- Не должны церкви трогать… Ведь христиане же! Как же так?.. - недоумевал Илья. Но когда вгляделся в пьяные лица грабителей, тоже понял, что этих не остановят и святые стены.
Они направились к выходу с Ярославова двора, и вдруг в одном из проходящих мимо грабителей Илья увидел знакомые черты лица.
- Елизыныч! – неуверенно позвал он и понял, что не ошибся. Перед ним действительно стоял бывший ратник из Воиня, ведавший там хозяйственными делами. – Ты как здесь очутился? Куда баул тащишь?
- Ватаман! Илия! – обрадовался встрече Елизыныч. Потом увидел укоряющие, немые взгляды игумена, Ильи и со злостью хлопнул рукой по огромному баулу, из которого торчали наспех засунутые вещи. – Я на щит город брал, жизнью рисковал… Это моя добыча! Я сюда с Глебом переяславским, в пешей рати… Ушел я с заставы, силы уже не те, на вечный покой собираться надо…
- А это рухло с собой, на тот свет, возьмешь?..
Старый ратник только вздохнул и нахмурился. Внезапно до них донесся громкий крик и звон мечей. Они обернулись на шум и увидели, возле ворот церкви Святой Софии дерутся на мечах два пьяных человека, под ногами у них лежит несколько содранных с икон золотых окладов.
- Не поделили!.. – со злостью сказал Илья и хотел вмешаться, но его остановил за руку Поликарп.
- Не надо… Бог рассудит их сам. Украденное церковное добро еще никому не приносило удачи. Воры сами себе горе воруют…
Они вышли с Ярославова двора и, пораженные страшным зрелищем, остановились у Десятинной церкви. Возле ее главных ворот лежали окровавленные тела монахов и киевлян. Некоторые были еще живы. Илья подошел ближе и увидел Анику. Старый кузнец лежал навзничь с пробитой грудью и задыхался. Кровь обильно текла из колотой сквозной раны и уголка рта.
- Аника! – кинулся к нему Илья и повернул его голову к себе. – Как же ты не уберегся.
Кузнец открыл глаза и с трудом промолвил:
- Чоботок! За что?.. Свои же!.. Умираю я!..
- Не умирай! Сейчас лекаря позовем, он наложит на рану травы.
Кузнец еле заметно покачал головой:
- Не жить мне более… Оставляю белый свет… Церковь защищал…
Он увидел Поликарпа и простонал:
- Исповедаться хочу перед смертью… Отпусти мне грехи, батюшка!..
Илья уступил место игумену и сел поодаль на камешек. Вскоре к нему присоединился Поликарп.
- Уснул Аника-кузнец вечным сном! – грустно заметил игумен. – Сподобился пострадать за Христову церковь.
Они дождались похоронщика, загрузили на телегу тело Аники и отправились из города. Они уже не обращали внимания на сновавших вокруг людей, озабоченных легкой наживой в побежденном городе, и старались не глядеть по сторонам: на тела мертвых киевлян, разоренный и разграбленный Киев, который помнился им совсем другим – самым красивым из городов. Возле Лядских ворот бывшие колодники поднялись на крепостную стену и оглядели местность. Отсюда виднелись урочище Перевесище, слева от него старая великокняжеская усадьба Берестов, за ней купола Печерского монастыря. Из Берестова и Печер валил густой дым пожарищ.
- Поспешим! – заторопил Илью Поликарп и чуть ли не бегом направился к монастырю.
Монахи Печерского монастыря насмерть защищали родные стены. Но их силы были ничтожны и не могли сдержать нападавших, которых гнала вперед мысль о накопленных богатствах этого самого знаменитого храма Киева. Захватив в монастыре и церкви Пресвятой Богородицы все более-менее ценное, грабители пошли шарить по кельям. Еще немного и будут осквернены, как во время половецких набегов, гробницы святых.
Появление Поликарпа и Ильи Муромца оказалось как нельзя кстати. Эти два широко известных человека – один святостью и благочестивой жизнью, другой силой и смелостью – остановили осквернение святынь и изгнали грабителей из Божьего храма.
- Куда ты сейчас пойдешь? – спросили Илью монахи, когда увидели, что их спаситель стал собираться в дорогу. – Какому князю служить будешь?
- Некому больше служить!.. К тем князьям, что Киев на щит взяли, и к новому великому князю я не пойду! Некому!.. Поеду в Карачарово: родные места тянут. Там меня жена и дочь ждут. Заждались уже… А потом… Потом на порубежье подамся, на заставу Воинь. Против Дикого поля буду стоять, это моя ратная доля.
- Служи святой Руси, а не князьям, Илья Муромец! – поддержал ратника Поликарп. – А когда силы на исходе будут, возвращайся к нам, в святую обитель. А этот конь тебе от нас, за помощь твою.
Монахи подвели к Илье вороного жеребца, которого в числе других удалось отбить у грабителей. Илья вскочил на коня и отправился в путь-дорогу.

_________________
михаил

22 гл. ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА

В густой дубраве, через которую проходила большая дорога от Киева к Печерскому монастырю, затаилась разбойничья ватажка. Несколько разбойников сидели на самых высоких деревьях и всматривались в дорожную даль, остальные коротали время у костра, спасаясь от пронизывающего холодного осеннего ветра.
День клонился к вечеру, а подходящей добычи все не было. Не видно ни переполненных купеческих возов, ни телег смердов из ближайших деревень, спешащих до закрытия ворот в стольный град, чтобы на следующий день с первыми петухами занять лучшие места на торге. Не видно никого!
За той дубравой, известной в народе как Дебри, издавна сложилась дурная слава. Здесь княжеские гридни казнили разбойников и бунтовщиков, здесь время от времени разбойничьи ватаги грабили торговый люд. Опасались в народе этого леса, и все, кому приходилось ехать дорогой через Дебри, стремились объединиться в караваны, чтобы дать лихим людям достойный отпор. По одиночке здесь могли пройти только нищие да юродивые, которым, кроме своих лохмотьев, нечего терять.
Поэтому, когда вдали показался одинокий всадник, он вызвал скорее удивление и разочарование, чем надежду на хорошую поживу. Всадник ехал не спеша, погруженный в свои думы. По виду, это был ратник, по возрасту – старик. Невелика добыча – оружие да конь, но это лучше, чем ничего. Когда всадник подъехал к разбойникам, они вышли на дорогу и окружили его.
- Слезай, старче, приехали! – сказал ближайший из них, у которого через все лицо проходил глубокий шрам, и схватил коня за сбрую.
Старик очнулся от дум и с удивлением посмотрел на окружившую его разношерстную толпу с кольями, вилами да топорами в руках:
- Вам чего надобно, людины?
- Покажи-ка, что у тебя в торбе! Давай все сюда! Мы с утра тут голодные сидим, тебя поджидаючи! – жадные руки потянулись к путнику со всех сторон.
- Нет у меня, тати, ни злата, ни серебра. Нет ничего, что вам надобно. Большого богатства не заработал на ратной службе, а что было – все раздал нищим да убогим. И торба почти пуста! Есть только золотая гривна от великого князя, – спокойно, как на торгу, ответил всадник и показал золотую монету с изображением Ярослава Мудрого, которая висела у него на шее. Этот знак особой почести князья дарили самым заслуженным дружинникам. – Но вам гривну я не отдам – дорога она мне памятью. Ступайте-ка вы от меня подобру-поздорову. Прочь с дороги!..
Это только рассмешило разбойников. Они от души потешались над одиноким и, как им казалось, беззащитным путником.
- Эх, старый ты дурень! Сидел бы ты сейчас на печи да блины ел. Зачем в Дебри на ночь глядя подался? А тут мы, лихие духи-голодные брюхи! Сам виноват! Слезай, добром тебе говорят! – рявкнул другой лиходей и схватил коня за стременной ремень. – Нам гривна пригодится. А коня твоего, хоть и старого, как ты, мы сейчас на жаркое пустим. С утра брюхо пустое… Слезай! Не слезешь добром – за ноги стянем! Ну!..
- Ой, гой еси! Стянешь, говоришь?! – изменил тон всадник и неожиданно резким движением ткнул древком копья лиходея в лоб. От сильного удара тот отлетел в придорожные кусты. Потом путник вытащил меч и - не острием, а плашмя – ударил по хребту того, кто пытался вытащить у него из тороки торбу. – Не тронь!
Разбойники не ожидали такого отпора и от удивления даже опешили. Потом вытащили из-за поясов топоры, подняли дубины, выставили вперед вилы.
- Ну, старый, прощайся с жизнью! Был ратник, будешь – покойник! – пригрозил разбойник со шрамом.
- Кто меня покойником решил сделать? Ты? – Всадник натянул лук и направил стрелу прямо на разбойника. – Сними шапку, когда с ратным человеком разговариваешь. Я сорок лет в княжьей дружине служил, на порубежной заставе стоял, в Дикое поле на половцев ходил. А ты мне угрожаешь?! Снимай!.. А не то я сам ее сниму…
Осознающий грозящую ему опасность разбойник опустил топор и замер. Стрела просвистела и сбила колпак с его головы, обнажив плешивую, с редкими рыжими волосами голову.
- В другой бы раз – не сегодня – слетела бы с тебя не шапка, а голова неразумная. А тебя, - он посмотрел на лиходея, которого ударил по спине, - не по хребту погладил, а рассек бы пополам. Сейчас не могу – зарок дал не убивать.
- Чоботок! – вдруг раздался громкий возглас со стороны дубравы. – Узнаю старого сечевика! Узнаю ватамана!
Всадник обернулся и увидел человека, стоявшего на пригорке. По тому, как он держался, стало ясно, что это предводитель разбойников.
- Кто ты? – спросил путник.
- Ваську Долгие Полы не узнал?! Эх ты, ватаман! Не узнал… Много лет прошло…
- Васька! Василий! – с удивлением и радостью воскликнул путник и спешился. Они подошли друг к другу и обнялись, как старые друзья.
- Кто это? Кто? – спрашивали столпившиеся вокруг разбойники у предводителя.
- Это сам Илья Муромец. Когда-то мы с ним стояли на заставе у Дикого поля. Илья был ватаманом Воиня. Эх, было время славное… Поганые стороной обходили Воинь, боялись! А смерды нас уважительно сечевиками звали.
- Илия Муромец!? – быстро разнеслось между разбойниками. – Сам Илия?! Знаем… Слышали… На Руси о тебе былины слагают.
От толпы отделился разбойник с рассеченным лбом:
- Прости нас, Илия, что хотели тебя ограбить. Не признали…
- Не сильно пришиб-то? – спросил его Илья. – Не болит?
- Да нет, не болит! – махнул рукой пострадавший и вместе с другими засмеялся. – До свадьбы заживет.
- Давно тебя не видел, ватаман! Думал, сгинул ты где-нибудь в чистом поле! Что мы стоим на дороге? Пошли к нам на огонек! – сказал Василий и направился в сторону леса.
Они углубились в дубраву, спустились в овраг, где горел костер, и уселись вокруг огня.
- Вижу рука у тебя пострадала, Илия, - Василий показал на глубокий шрам на левой руке, видневшийся из-под рукава рубахи. – Где тебя так зацепило? Кто? Поганые?
- Нет, не поганые! Это в сражении на реке Супое, когда князья Юрий Долгорукий и Святослав Ольгович бились с Изяславом Мстиславичем за великий стол. – Илья тяжело вздохнул и тихо промолвил: - Это сын меня…
- Сын? – ужаснулись разбойники и удивленно переглянулись.
- Да, Сокольник, мой единственный сынок. Он в той брани стоял на стороне Ольговича, а я на стороне Изяслава. Столкнулись мы с ним и не признали друг друга. А как признаешь, коли у нас на головах шеломы с бармицей?! Сокольник меня чуть копьем не пронзил. Если бы не успел руку подставить, то…не сидел бы сейчас здесь. И рана в груди болит: копье с руки соскользнуло и в грудь ударило. Много лет прошло, а не заживает. И рана болит, и сердце болит за сына своего загубленного. Я ведь его насмерть!.. - Илья замолчал, подбросил сучьев в огонь и дрожащим голосом произнес: - Загубил Сокольника! Единственного… Своею собственной рукой… Лучше бы мне не закрываться от его удара… - Он склонил голову, затих, а потом добавил: - На его могиле сейчас был, там и зарок дал никого больше не убивать!
- Люди сказывают, что и князья Давыдовичи в той брани тоже друг против друга сражались. Один из братьев погиб тогда, - сказал разбойник со шрамом.
- Да, видел я и сраженного Владимира, и горюющего над телом брата Изяслава. Брат на брата, христианин на христианина идем. Князья в которе живут, мира не хотят, а вои бьют до смерти друг друга. Доколе такое твориться будет? – Илья с укором посмотрел на Ваську: - А ты, побратим-сечевик, на заставе стоял, половцев бил, а сейчас православных грабишь? Зачем в тати пошел? Негоже так!..
Васька Долгие Полы от этих слов аж встрепенулся:
- А что мне делать, Чоботок? Я ведь, когда с заставы ушел, недолго со скоморохами ходил, в Киеве осел, дом поставил, женился. Жить бы да жить да добра наживать! Но дом мой в кузнечной слободе, во время взятия города на щит, сожгли и разграбили. Свои, христиане, сожгли! Жена и дочь малая в огне погибли. Осерчал я на всех и в Дебри ушел. Сейчас я ватаманом в этой ватажке.
- А мы разве по своей воле здесь, на большой дороге, сидим! – оживились разбойники. – У нас тоже были и дома, и женки красные, и деточки малые. Да все прахом пошло и быльем поросло.
И они стали наперебой рассказывать о себе.
- Вот я был свободным оратаем. Орал землю, детей растил. Наша вервь (община) малую дань платила князю, и все. Жили – не тужили! Да отдал князь нашу землю боярину - захребетнику, и стал он нас примучивать. Закабалил совсем: то полкади ржи к оброку прибавит, то целую кадь. Так в долги и вогнал. За долги я попал в закупы, потом в рядовичи и холопы. А в холопах быть все одно, что в полоне у поганых. Не смог я, и в бега подался. Сейчас боярина того здесь поджидаю. Вдруг свидимся…
- И я оратаем был на Черниговщине. От поганых кое-как спасался, а от своих, христиан, не уберегся… Во время распри, чтобы досадить нашему князю, сожгли мое село и вытоптали поля.
- А у меня во время распри половцы родных увели в полон. Кто поганых остановит, коли князья сами брат на брата с мечом идут?
- А я на Смоленщине жил, кожемякой был. Взял у тиуна кожи в долг, выделывать стал на продажу. Смоленск и все его веси сжег Изяслав, когда со Святославом ратился. И кожи мои в огне сгорели. А тиун потом долг просит, мыто за проезд просит – а где взять? Пришел ночью, со стражей! За долги дочь с внуком отобрал и грекам продал. Я не отдавал, а его стражники меня чуть не зарубили, вон…- разбойник со шрамом показал на свое лицо, - отметина осталась на всю жизнь. Сейчас тиун в Киеве осел, а я на большой дороге его поджидаю – тоже встретиться хочу. И встретимся... Рано или поздно встретимся! Этой дороги ему не миновать!
- Примучивают нас, смердов, князья да бояре поборами, нет житья от них. Плати виры, плати дани, десятину церкви отдай. А где взять? Жили наши отцы да деды в верви, свободными были. Где та жизнь? Быльем поросла…
Выговорившись, разбойники замолчали.
- Слышал, Чоботок, почему люди в Дебри идут? – как бы подытожил разговор Васька Долгие Полы. – Не по своей воле…
- Эх, разбойнички!.. – угрюмо покачал головой Илья. – Лихими делами легче жить, чем поле орать да кожи мять. Князя или боярина вы не возьмете – они без надежной дружины из города ни ногой. Тиуны тоже по одному не ходят. Так что грабить вам приходится таких же бедолаг, как вы сами. Смерды и слобожане от вас страдают да торговый люд. Только загубив чужие души, спасете ли свои?
- Грешны мы, Илейка! Очень грешны! – вдруг изменился в лице Василий. – А помнишь, ходили на Соколе-ладье по Днепру в Олешье, когда берладники захватили на гречнике торговый караван. Догнали-таки берладников и заставили их оставить в покое караван. Мало нас было, но не пошли берладники против нас. Сказали, что на защитников порубежья не поднимется у них рука. Берладники и купцов освободили, и нас одарили. Три дня у них пиво-мед пили. Ох, и погуляли!
- Как не помнить?! Помню! А сейчас ты кто? Тоже разбойник, лиходей! Ступай-ка ты, Васька, в Воинь и бей, как раньше, поганых, пока сила в руках есть.
- А мы, куда нам без ватамана? Пропадем! – чуть не хором воскликнули разбойники. – Вася уйдет, а мы куда?
Илья оглядел обращенные к нему лица и предложил:
- А вы ступайте в Залесье — в Суздаль, Ростов или Владимир, к Андрею Боголюбскому. Он, говорят люди, данями не примучивает и землю дает всем бежанам, кто пожелает. Туда сейчас тянется народ. Раньше в Киев шел, а теперь во Владимир, где и половцев нет, и земли свободной много. Там бежанам рады. Потерял Киев былую стать. Даже великий князь Андрей Боголюбский не сел там, правит Русью из Залесья, из своего Владимира. Идите… а не то полетят ваши буйные головушки, когда на ратников нарветесь…
Илья встал, поклонился людям, подошел к своему коню, поправил седло, подтянул сбрую.
- Помню, конь у тебя был. Бурко! Боевой конь! Жив ли? – спросил Василий.
- Нет, побратим! Бурко сгинул в брани, меня защищая. Хороший был конь. Этот тоже служит мне верой и правдой.
Илья вскочил на коня.
- Куда ты сейчас? В дружину?
- Нет, люди добрые. Для ратных дел я уже стар. Не та силушка в руках… Еду в Печерский монастырь. Грехи свои тяжкие буду замаливать. Только примет ли меня Господь в свою обитель? Прощайте, люди добрые! Не поминайте лихом! – Илья вскочил на коня и двинулся по лесу к дороге.
- Илия Муромец! Как же Русь без тебя? – крикнул ему вслед Василий.
Но этот вопрос Илья уже не услышал…

_________________
михаил

Спасибо автору! Букв много но читать интересно.

Автор М.Ф. Котлов
ЗОЛОТО ИНКОВ

1гл. Нелепая ошибка
Под крылом самолета, наконец-то, бесконечная водная гладь Атлантики сменилась зеленым покрывалом амазонской сельвы. Еще несколько часов лета, и самолет приземляется в столице Колумбии. Богота встретила непривычной для жителя средней полосы России жарой. Во время перелета из Кирова в Москву и через всю Европу Андрей Рудаков, житель Вятского края, несколько раз переводил часы, пытаясь угнаться за изменением часовых поясов, но потом запутался и перестал обращать на них внимание.
Минуя летное поле, пассажиры оказались на эскалаторе, который вынес их в просторный зал аэровокзала. Вокруг суетился народ, на стенах расписания и реклама, вверху горят электронные табло. Эта обстановка, наверное, одинакова для всех аэропортов мира, но и различий, если приглядеться внимательней, тоже было достаточно. Каждая страна, особенно по части ее коренного населения, индивидуальна и почти неповторима.
Андрей – молодой историк одного из кировских институтов – это отметил в первую очередь. Он ехал в свою первую командировку в Лиму, столицу Перу. Но во время полета над Атлантикой самолет попал под грозу и, ввиду каких-то неисправностей, изменил курс до ближайшего аэропорта. Это оказалась Богота. Андрей, конечно же, не расстроился, что попал не туда, наоборот – перед ним открывалась прекрасная возможность посмотреть еще один город Южной Америки. И этот шанс русский историк решил не упустить...
С интересом оглядываясь по сторонам и на проходящих мимо него людей, он шел через центральный зал аэропорта. Это был выше среднего роста, худощавый спортивного телосложения человек. Густые русые волосы несколько смягчали его черты лица, а веселые глаза говорили о простом и добродушном характере.
Неожиданно в поле зрения Андрея попали двое мужчин. Они явно хотели привлечь его внимание, показывая какие-то непонятные знаки, но делали это почему-то осторожно, озираясь по сторонам. Не зная испанского, основного языка в Колумбии и в этой части Нового Света, Рудаков решил, что не стоит обращать на них внимание. Однако незнакомцы продолжали что-то упорно показывать, а потом догнали его и знаками попросили отойти в сторону.
- Мистер Русков? Рус? – с сильным акцентом обратился к нему старший из них. Он приподнял темные очки вверх и застыл во внимании. Незнакомцы были в строгих темных костюмах, и это несмотря на полуденную жару.
- Русков? – переспросил Андрей, соображая, чем он заинтересовал этих людей. «Может быть, колумбийцы называют так всех русских?» – предположил он и ответил: - Рус я, русский, из России приехал!
Это произвело на незнакомцев определенное впечатление. Они доверительно пожали ему руку и стали между собой оживленно разговаривать. Андрей немного постоял около них, послушал непонятный для него говор и отправился дальше. Однако через несколько минут, когда он был уже у выхода, до него опять донеслось:
- Мистер Русков!
- Ну что вам, ребята, надо? – недовольный, что теряет время впустую, спросил Андрей. Он был уверен: они его не понимают и что-то путают. Старший из колумбийцев опять что-то стал объяснять, оживленно жестикулируя при этом и показывая на выход.
- К сожалению, не могу понять вас. Что вам надо? – Андрей развел руками и хотел уйти, но потом, заинтригованный неожиданной встречей и желанием чем-то, возможно, помочь, решил все же последовать за ними.
Недалеко от входа в аэровокзал среди массы самых разных машин стоял джип с открытым верхом. Он с чувством гордости отметил, что хорошей машиной его уже не удивишь, – в Кирове сейчас каких только нет. Андрея вежливо пригласили в машину. Немного поколебавшись, он сел. Рядом с ним расположился пожилой господин, другой – молодой и молчаливый – сел за руль. После нескольких фраз пожилой махнул рукой водителю, давая команду ехать, но Андрей похлопал его по плечу и заметил:
- У меня только три часа свободного времени. – И показал три пальца: - Понимаете? Потом мне надо опять на самолет и в Лиму. Сообразили?
Колумбиец заулыбался, закивал головой, и машина тронулась с места.
- Ладно, лишь бы меня вовремя доставили обратно в аэропорт. Посмотрим, что им надо, – сказал Андрей. Доброжелательный вид незнакомцев не предполагал какого-либо подвоха, поэтому он не особо беспокоился за свою судьбу.
… Через некоторое время машина свернула с широкой автострады на боковую второстепенную дорогу. Андрей увлекся осмотром придорожного ландшафта, вечнозеленым лесом, и не сразу заметил, что поездка затянулась. Наконец, машина выехала на открытое место к большому дому, по самую крышу утопающему в зелени.
« Зачем они меня сюда привезли?» – думал Андрей, оглядывая необыкновенно красивую местность, где буйная растительность соседствовала со скальными нагромождениями. Такого прекрасного сочетания ему редко приходилось видеть.
К ним подошли сразу несколько человек. Все, несмотря на изнуряющую жару, в костюмах и при галстуках. Они с почтением и интересом оглядели незнакомца и пригласили в дом. В центре громадного с изысканной мебелью зала стоял невысокий мужчина с тонкими черными усиками.
- Мистер Кусков? - спросил он и крепко пожал ему руку. По его респектабельному виду и характеру поведения можно было сделать вывод: это хозяин дома.
- Русский я, из России приехал, из Вятки. Наверное, вы меня с кем-то путаете! – ответил Андрей и, в недоумении, пожал плечами.
К хозяину дома подошла симпатичная смуглая, темноволосая девушка, типичная представительница латиноамериканцев, и перевела сказанное. … По выражению лиц обступивших его людей стало ясно, что его действительно с кем-то путают.
- Ваша фамилия разве не Кусков? – на приличном русском, но с характерным акцентом обратилась к нему переводчица.
- Нет, не Кусков! Совсем другая фамилия – Рудаков. Должно быть, вы меня с кем-то путаете…
- Зачем тогда вы назвались не своей фамилией?
- Меня о моей фамилии никто и не спрашивал. Я, очевидно, спутал «Кусков» с моей национальностью и назвался русским. Вот и вся ошибка. Я подумал: ваши друзья интересуются – не русский ли я?
Андрей ожидал, что его еще о чем-нибудь спросят, но наступила напряженная тишина. Девушка с удивлением и испугом смотрела на него. Хозяин у нее что-то резко спросил, и она, подозрительно оглядывая русского, ответила.
Андрей, не желая терять драгоценное время, встал и вмешался в их разговор:
- Извините, мне пора! У меня скоро улетает самолет. Ошибка выяснена? Надеюсь, что да. Если вопросов больше не будет, прошу доставить меня обратно в аэропорт. И поторопитесь!
При этом он подошел и фамильярно похлопал хозяина дома по плечу. Этот непроизвольный жест вызвал неожиданную реакцию у двух молчаливо стоящих в стороне людей, по-видимому, телохранителей. Они мгновенно подскочили к Андрею и схватили его за руки. Он даже оторопел от такого неожиданного поворота событий. Хозяин что-то резко сказал своим помощникам, и они отошли в сторону.
- Господин Антонио Валани просит извинить его за неосмотрительные действия своих друзей! - поспешила объясниться девушка.
- Дорогая! Скажи господину Валани, что вы мне все уже надоели, и чтобы скорее расстаться нам, пусть меня отвезут в аэропорт.
Однако девушка не стала это переводить, а задала новый вопрос:
- Скажите, кто вы и зачем прибыли в нашу страну из далекой России? Только говорите правду. Это… в ваших интересах!
-А мне, собственно, нечего скрывать! Андрей Рудаков. Прибыл в Боготу случайно. Наш самолет, следующий из Гаваны, должен был приземлиться в Лиме. Там состоится международная научная конференция, я один из ее участников. Но в воздухе произошли какие-то неполадки, и мы сели здесь, в вашем городе.
Когда он говорил, за ним внимательно следили все колумбийцы. Потом сказанное перевели Антонио. Несколько минут он молчал, отвернувшись к окну, потом в сопровождении помощников, которые привезли Андрея, вышел в соседнюю комнату.
- Как вы могли ошибиться и привезти сюда этого болвана? – сурово спросил он у Гарсиа и Лаупера, когда они плотно закрыли двери.
- Когда я спросил его фамилию, он … как мне показалось, подтвердил ее. Кроме того, сходились приметы… - Гарсиа трясущимися руками вытер пот, обильно проступивший скорее от волнения, чем жары, и тяжело вздохнул. – Надо было взять с собой переводчика. Надо было. Ну, что делать будем?
Антонио слушал, не глядя на собеседника, потом вынул сигару из массивного портсигара, стал ее разминать, но сломал и со злостью бросил на пол.
- Свою ошибку будете сами исправлять, - резко сказал он. – Надо найти настоящего Кускова, если таковой к нам, конечно, прилетел. Самолет давно прибыл. Ступайте!
- Этого русского прихватить с собой – пусть летит себе в Лиму? - спросил Гарсиа, но ответ получил не сразу.
- Нет! Пусть пока останется у нас. Надо выяснить – кто он на самом деле? - наконец решил Антонио.
Андрей в это время не находил себе места. Он уже не смотрел на часы – его самолет давно был в воздухе.
- Мистер Рудаков! Вы можете не беспокоиться, по первому же требованию вас доставят по месту вашего назначения. А пока господин Валани предлагает вам побыть у него в гостях, - пыталась успокоить его девушка-переводчица.
- Спасибо за гостеприимство, - отрезал вятский преподаватель и спросил: – Нельзя ли по вашему телефону связаться с российским посольством в Колумбии?
На этот вопрос она отрицательно замахала рукой, мол, и не надейся! И Андрей с этого момента стал испытывать серьезное беспокойство за свою судьбу.
- Ваши опасения напрасны. Не стоит никого беспокоить. Мы можем выйти в сад и прогуляться.
От предложения выйти на свежий воздух Андрей не отказался – присутствие двух молодцов, угрюмых и неразговорчивых, внимательно следящих за ним, действовало ему на нервы.
« Ну и в историю я влип! Хотел помочь, а оказалось…» – думал он, когда выходил из дома.
* * *
Все время, пока русский историк ходил около дома по ухоженному саду, за ним из окна наблюдал Антонио. « Что это, нелепая ошибка, или кто-то пытается внедриться в нашу «семью»?» – мучительно думал он, пока в дом не вбежал запыхавшийся Гарсиа.
- Его арестовали… Прямо на выходе с трапа, - выпалил он и плюхнулся в кресло. – Да, да, тот, кого мы ждали из России, арестован. Нам, можно сказать, повезло. Иначе вместе с ним арестовали бы и нас.
- Ты ничего не путаешь? Арестовали именно того?..
- Не путаю! Информация точная, получена из первых рук. В самолете на Боготу летел только один русский по фамилии Кусков. Именно его и арестовали! Тот, которого мы привезли по ошибке, с другого рейса – на Лиму. Это тоже проверили.
- Значит, встреча с русскими коллегами не состоялась, - подвел итог Антонио. – А жаль! Неплохой бизнес мог бы с ними получиться… Сейчас необходимо предпринять кое-какие шаги, чтобы арест не бросил тень на нашу «семью».
- Тогда этого парня, который находится у нас, пока отпускать нельзя. Его полиция уже разыскивает, как потерявшегося в аэропорту. Не навести бы на себя беду. Зачем нам лишние проблемы? Пусть побудет у нас! – предложил Гарсиа, и Антонио утвердительно кивнул головой.
- Ты прав! Не стоит лишний раз засвечиваться. Сегодня же отправь его подальше отсюда – к нашим немецким друзьям. А там решим, что с ним делать дальше.
Эта короткая фраза определила судьбу Андрея Рудакова на долгие месяцы вперед. А международная конференция по древним доколумбовым цивилизациям Америки пройдет без него.
Прогуливаясь по саду в обществе симпатичной переводчицы, что-то там рассказывающей о цветущих тут растениях, он ее не слушал, а ругал себя за излишнюю доверчивость. И все же он надеялся, что его судьба будет решена положительно. Сквозь деревья он увидел, как мимо него быстро прошел Антонио. Недовольная усмешка скользнула по лицу хозяина виллы. Андрей увидел резкую перемену отношения к нему Антонио, но не придал этому большого значения.
Через некоторое время к ним подошли те колумбийцы, которые привезли его сюда. « Наконец-то!» – подумал Андрей, уже уставший от бестолковых разговоров переводчицы, от ожидания и неизвестности.
Вперед вышел Гарсиа. Он внимательно и уже по-другому, как-то по хозяйски, оглядел русского и, показывая на своего спутника, сказал:
- Капитан Лаупер поможет вам добраться до нужного места. Здесь недалеко находится вертолет. Он доставит вас в Лиму.
Когда девушка перевела сказанное, Андрей без лишних слов отправился за Лаупером. Через несколько минут они уже были в воздухе. Рудаков, конечно, не доверял этим людям, инстинктивно ожидал какого-либо подвоха, обмана. Но выхода у него не было. В глубине души он надеялся, что эта неприятная история все же закончится благополучно и вертолет доставит его в Перу. Он жестоко ошибался!.. Вертолет летел над бескрайними лесами Колумбии совсем в другую сторону.

2 глава В западне

Худшие предположения подтвердились. К вечеру того же дня Андрей оказался в довольно-таки странном месте – небольшом, окруженном колючей проволокой, поселении. Судя по времени, которое они затратили на перелет, он находился далеко от Боготы. Вокруг неприступной стеной стояли джунгли.
Его сразу же, ничего не объясняя, поместили в сарай, где кроме копны сена ничего не было. Дважды в день старый индеец молча приносил ему еду – пару лепешек, фрукты и похлебку. Сквозь щели в сарае было хорошо видно, что поселение состоит из нескольких кирпичных и деревянных одноэтажных бараков. Днем он виделся только с индейцем, ночью к сараю часто подходили вооруженные охранники. Они заглядывали в окно, фонариками освещали Андрея и, довольные, что пленник на месте, удалялись. На все требования объяснить его задержание они не реагировали, поэтому он терялся в догадках о своей дальнейшей судьбе.
Андрей неплохо знал немецкий язык, на котором здесь разговаривала неиндейская часть населения, и всякий раз прислушивался к разговорам извне. Это позволило ему узнать больше о жизни обитателей столь необычного поселения.
Привилегированное положение здесь занимали немцы. Из них, естественно, состояла охрана. Индейцы же, которых было значительно больше, выполняли разные хозяйственные работы. Временами здесь происходили странные вещи. Преимущественно по ночам приезжали машины, под окрики охраны индейцы их разгружали, и машины тут же отправлялись обратно – в неизвестном направлении. По этому поводу возникала масса вопросов. « Куда меня занесло? – думал Андрей. – Что здесь – тайная перевалочная база? Почему машины появляются только ночью? Что они возят? Почему это место тщательно охраняется?»
Наконец настал день, когда его вывели из заточения и повели в кирпичное здание, расположенное в центре. «Скорей бы моя судьба решилась», - думал Андрей. Ему уже до того надоело сидеть взаперти и безызвестности, что он был готов услышать любой приговор.
Войдя в комнату, он увидел своего старого знакомого де Гарсиа, который беседовал с человеком в полувоенной форме, по-хозяйски расположившимся за широким письменным столом. Над его головой висел огромный портрет Адольфа Гитлера. « Вот это да!.. - отметил про себя Андрей. – Ну и компания мне попалась!»
С появлением русского беседа оборвалась. Оба с нескрываемым интересом оглядели его.
- Я требую, чтобы мне дали возможность встретиться с представителями российского посольства! – с порога сказал Андрей на немецком языке, который услышал здесь.
- Здесь требовать могу только я! – резко прервал его собеседник де Гарсиа. – Только я волен решать – с кем вам встречаться. Здесь территория германской колонии, форт Куаньюс – рьяну. Колумбийские друзья советуют вам временно погостить у нас.
- Позвольте представить вам, господин Рудаков, начальника этой асьенды Эриха Геслера. Милой души человек! Теперь он… ваш хозяин, - сказал о нем де Гарсиа.
Андрей от подобных слов аж вскипел: - Во-первых, хозяина оставьте себе. Я – свободный человек и в хозяевах не нуждаюсь. Во-вторых, произошедшая в аэропорту ошибка уже давно выяснилась. До каких пор я буду находиться здесь? Зачем я вам нужен?
- Вы нам не нужны. Нисколько! Но бывают такие обстоятельства, когда человека, соприкоснувшегося с определенным кругом людей, уже нельзя отпускать от себя, - сказал Геслер, выразительно посмотрел на де Гарсиа, который в ответ кивнул головой, и добавил: - Надеюсь, вы понимаете меня?
- Нет, не понимаю! И не хочу понимать! Я научный работник. Меня не интересует политика, преступность, бизнес. Единственное, что меня волнует, - это моя работа. Человек я небогатый. За меня вам выкуп никто не даст. Поэтому, считаю, для вас я пользы не принесу.
- Это как сказать! Вы же цивилизованный человек. А это в наших диких краях – большая редкость. Тем более, вы неплохо разговариваете на моем родном языке. Думаю, вы нам будете полезны, - сказал Геслер и кивнул охраннику в дверях. – Увести. Определите его пока на кухню, а там посмотрим…
Де Гарсиа все это время молча наблюдал за русским. А когда он проходил мимо, заметил: - Вы прекрасно владеете немецким. Почему же у нас произошло недоразумение в аэропорту?
- Об этом вас надо спросить! Впрочем… сейчас это уже не имеет значение, - сказал Андрей и вышел.
- Вам что, жалко этого парня? – спросил Эрих у Гарсиа, когда заметил, что тот мучается угрызениями совести по отношению к русскому.
- Как вам сказать… С одной стороны – жалко. Ведь именно я сыграл роковую роль в его судьбе. С другой – нельзя подвергать себя опасности. Мы должны оставаться вне всяких подозрений. Это наш принцип.
- Де Гарсиа, ваши люди собирают по сельве и отправляют сюда десятки индейцев. А вы проявляете жалость к одному человеку…
- Индейцев лично я за людей не считаю. Слишком много чести для дикарей. Но русский-то – белый, как и мы с вами.
- Для меня русские хуже индейцев и даже негров, - мрачно заявил Эрих.
Де Гарсиа не стал выяснять, почему. Он знал, что Геслера воспитывал отец – бывший гестаповец, бежавший в эти глухие края в конце Второй мировой войны. Поэтому ненависть к русским и другим, не имеющим отношение к арийской нации, он впитал с молоком матери. Он только заметил:
- Этот парень не должен покидать пределы форта.
- Естественно, - подтвердил Геслер и рассмеялся. – Отсюда ему не уйти. У нас он будет как в самой надежной тюрьме. Для цивилизованного человека сельва выше и крепче любых стен.
- Пока русского не трогайте. Может быть, еще понадобится. Его в настоящий момент разыскивает полиция. Так что дождемся конца всей этой истории, - сказал на прощание де Гарсиа и направился к вертолету. Свою миссию он считал выполненной.
«Русский не создаст нам много хлопот, - уверенно думал потомок испанских переселенцев со Старого Света, когда поднимался в воздух. – Когда улягутся страсти по пропавшему авиапассажиру, которого некоторые газеты не без нашей помощи уже успели объявить преступником, его труп найдут в какой-нибудь грязной канаве с наркотиками в кармане. А полицейские потом долго будут рассказывать о прекрасно проведенной операции «по обезвреживанию еще одного международного наркокурьера». * * *
С тех пор жизнь вятского преподавателя – историка стала более свободной. Основное время он проводил на кухне, помогал женщинам выполнять разные хозяйственные работы, а заодно изучал язык кечуа, на котором общались все индейцы. Изучал, потому что надеялся узнать от индейцев побольше о месте своего пребывания. Постепенно к нему стали привыкать, даже охрана перестала обращать на него внимание. Пока же он приглядывался, осматривался - все время пытался найти ответ на главный вопрос: куда он попал?
Тайны затерянного в джунглях форта неожиданно приоткрыл начальник немецких колонистов, который любил пофилософствовать на разные темы.
- У каждого человека свой бизнес, - сказал однажды Геслер при встрече. – Большинство зарабатывают деньги, работая на кого-то, меньшее число людей – заставляя других работать на себя. Вот и вся разница! Я принадлежу к меньшинству, а ты – к большинству. Что поделаешь, так устроен мир! Ты раньше, например, преподавал историю, занимался наукой. Ну и что? Кому это надо? Единицам! Сейчас же ты помогаешь моему бизнесу и… доставляешь радость тысячам, сотням тысяч людей.
- Это вы о чем? – наивно спрашивал Андрей, хотя догадаться, о чем идет речь, было несложно.
- Например, о наркотиках! Хотя мой бизнес гораздо шире и разнообразнее. Ты наблюдателен и скоро можешь узнать, на чем в нынешнее время люди делают деньги. Большие деньги!
При этом Эрих рассказывал, какие наркотики здесь делают и дальнейшие пути их распространения. Причем, рассказывал, несмотря на многочисленные намеки, что это его абсолютно не интересует. После таких разговоров в душе Рудакова было особенно неспокойно. То, что от него ничего не скрывалось, пугало и настораживало. Означать это могло только одно – немецкие « бизнесмены» были уверены: у него не будет возможности кому-нибудь рассказать об этом.
А рассказать было что!.. Временами в этом укромном уголке происходили очень странные вещи. Однажды ночью сюда привезли несколько человек: мулата, негра и индейцев. Все подростки. Их отвели в самое отдаленное здание, стоящее особняком от всех. Туда имели доступ только немцы. Никому из обслуживающего персонала не разрешалось подходить даже близко. Через некоторое время небольшие металлические контейнеры из этого здания загружали на вертолет и отправляли. А люди бесследно исчезали… Характерно, что того здания находящиеся в форте индейцы боялись как огня. Охрана, желая припугнуть кого-нибудь, грозила отправить его именно туда. Угроза действовала безотказно. По ночам оттуда иногда доносились такие дикие вопли, что всем становилось не по себе.
Наглядевшись на эти более чем странные вещи, Андрей все чаще стал поглядывать в сторону сельвы, плотной стеной окружавшую форт Куаньюс-рьяну. Однажды ему поручили очистить ограждение от растительности. Под присмотром охранника он целый день ходил по периметру поселения и мачете расчищал прилегающую территорию от кустарников. Вечером, увидев, что Андрей с интересом оглядывает частые ряды колючей проволоки, к нему подошел Геслер и, как бы между прочим, заметил:
- Поселение надежно охраняется ребятами, которые до этого прошли хорошую школу подготовки. Ночью забор из « колючки» под высоким напряжением. Как ты понимаешь, мы не только остерегаемся диких зверей… А собаки, надрессированные на поисках беглецов, могут любого разорвать на части. Если им, конечно, прикажут. Так что не надейся… Бежать отсюда не советую. В любом случае тебя ждет смерть! Ты либо угодишь на обед крокодилам, либо мы тебя догоним и пристрелим. Отсюда невозможно убежать! – Он потрепал за холку свою любимую овчарку, - Пальма догонит любого.
Андрей на миг представил себя объектом нападения этой матерой собаки, и ему стало не по себе.
- Господин Геслер, о каком побеге может идти речь… - с видом полного недоумения ответил он, - если я впервые в вашей стране и никогда прежде не был в сельве. Без знания языка, а главное, здешних мест, это равносильно самоубийству.
- Здешние места замечательные: с одной стороны труднопреодолимый лес, через который можно пройти только с помощью мачете и хорошего проводника, с другой – непроходимые болота и река, полная крокодилов. Здесь без компаса, собаки и ружья белому человеку верная смерть. Лишь индейцы могут выжить в лесу. Но даже среди них не все сегодня способны на это.
- Индейцы! Это почему? – с искренним удивлением спросил Андрей. Задавая вопросы, он старался узнать больше полезного для себя.
- Индейцы всякие бывают. Мы находимся к юго-востоку от Боготы, в сотнях милях от ближайшего цивилизованного селения. Здесь живут лесные индейцы, для которых сельва – родной дом. А их собратья, живущие в пригородах и крупных селах, уже менее приспособлены к лесной жизни. Они, обретая навыки цивилизации, одновременно теряют качества, помогающие выживать в тяжелейших условиях дикой природы. А это, поверь мне, нелегко. Настоящий бич сельвы – змеи. Укус большинства из них смертельный. Вообще этих тварей тут так много, что одно перечисление их займет уйму времени. К ним надо добавить еще ядовитых пауков, клещей и прочих насекомых, укус которых не всегда смертельный, но всегда болезненный, оставляющий потом гноящуюся рану. В условиях жары и влаги она долго не заживет. В южноамериканских джунглях все, что выглядит красиво: бабочки, цветы, плоды, - часто бывает ядовито. Поэтому не надейтесь выжить, даже если вам удастся уйти от меня. А это, - тут он уверенно рассмеялся, - очень нелегко.
- Бежать отсюда я и не собираюсь. Зачем мне это? Думаю, недоразумение когда-нибудь выяснится, и я навсегда покину эти места. Может быть, мы с вами еще расстанемся друзьями!
- Возможно… - неопределенно сказал Геслер, усмехнулся и, играя с Пальмой, ушел.
После такого откровенного разговора Андрей окончательно убедился: покинуть лагерь живым он может только одним способом – убежать отсюда. Но как это осуществить? Побег был пока невозможен. По его скупым сведениям, которые с трудом удалось собрать, он знал, что в форт вела хорошо охраняемая дорога, она доходила до реки. Дальше пути нет. Без плавательных средств не обойтись. В этих местах единственная дорога через сельву возможна только по воде.
Однажды ему поручили отнести еду в то отдаленное здание, которое как смерти избегали индейцы. В сопровождении медсестры Марты, смазливой молодой немки колумбийского происхождения, они спустились в подвал. В углу сырого помещения на топчане лежал индеец лет 15-16 и бредил. Весь покрытый синяками и кровоподтеками, он, похоже, умирал. Во всяком случае, жизнь в нем едва теплилась. После нескольких уколов юноша открыл глаза. «Кто же тебя так уделал? - подумал Андрей, глядя на его измученный вид. – Что этим извергам нужно от тебя?»
- Дай ему воды! – распорядилась Марта. – Поставь тарелку и уходи.
Андрей приподнял голову подростку, попытался его напоить, но не смог: парень плотно сжал губы, словно ему не воду давали, а отраву.
Однажды ночью, когда крики индейца опять доносились из подвала, он незаметно пробрался к тому отдаленному дому и приник к маленькому вентиляционному окошку у самой земли.
- Шеф! Эта грязная скотина опять потеряла сознание, - послышался зычный голос Шмидта.
- Смотри не вытряси из мальчишки дух… Если он умрет, с ним умрут и все наши надежды. Этого не должно произойти, - отвечал Геслер.
- Этот индеец скорее сдохнет, чем откроет нам свою тайну.
- Ты должен развязать ему язык! Слышишь, должен! – Геслер уже перешел на крик.
Послышался шум воды. Наверное, парня приводили в чувство, но безрезультатно… Это было понятно по реакции палачей. Вскоре они покинули подвал. Вслед за ними тенью последовал метис Уйшур. Это была довольно мрачная личность неопределенного возраста. Маленького роста, хитрые прищуренные глаза, грязный и вечно полупьяный – он производил крайне неприятное впечатление. Его старались избегать даже индейцы.
Когда они втроем проходили мимо него, Андрей неосторожно шевельнулся… Услышав шорох, Уйшур остановился, подозрительно оглядел прилегающие к дому кусты… Но увидеть что-либо в темноте было невозможно, и он двинулся дальше.
Через некоторое время в подвал спустилась Марта. Наверное, ее послали, чтобы привести индейца в чувство. Это была довольно симпатичная особа. Ее белокурые вьющиеся волосы, стройная фигура, склонный к флирту характер кружил головы многим обитателям форта. Но связываться с ней боялись из-за Шмидта, ее любовника. Еще не забылся случай, когда он хладнокровно зарезал одного из охранников, который к своему несчастью посмел откликнуться на ее любовные призывы. Андрей знал, что медсестра будет делать с парнем. Как обычно, поставит капельницу, уколы и прочее. То есть сделает все, чтобы он не умер.
« Зачем лечить – чтобы снова пытать?» – горько думал он, оглядывая на следующий день полуживого индейца. Пальцы его были синие, под ногтями гноящиеся черные полосы, лицо со следами многочисленных ожогов. На него было страшно смотреть.
Через несколько дней парень стал поправляться. Даже мог разговаривать. Этому обрадовалась Марта. Но Геслеру она по-прежнему говорила, что «грязный индеец на гране смерти». Это удивляло Андрея. «Пытается его спасти? Жалеет? Или… из каких-то своих соображений скрывает правду от Геслера?» - задумывался он и не находил ответа. Помыслы о ее доброй душе, сочувствии не укладывались в голове.
Во время коротких встреч с немкой Андрей столкнулся еще с одной опасностью, которая грозила обернуться настоящей бедой для его временного благополучия. Марта стала все чаще обращать на него внимание, как на мужчину. Она и раньше бросала на него свои томные, полные страсти и призыва взгляды. Но он, зная о своей беззащитности перед Шмидтом, не отвечал взаимностью, а последнее время стал даже избегать ее.
Однажды в подвале, когда они были одни, медсестра, закончив свои обычные дела, подошла к Андрею и неожиданно обняла его.. Он попытался как можно деликатнее освободиться от нее, но она не разжимала руки, и он с силой оттолкнул немку. Это Марту почему-то рассмешило, потом она с ненавистью посмотрела на Андрея и сказала:
- Ты посмел меня отвергнуть? Грязная русская скотина! Ты горько пожалеешь об этом. Знай же: когда придет время, я лично тебя убью. И ничто, и никто меня не остановит.
Она быстро собрала инструменты и выбежала, громко хлопнув дверью. Андрей проводил ее обеспокоенным взглядом и увидел, что индеец с удивлением наблюдал за этой сценой.

Глава 3. Последняя надежда

Неприятный случай с медсестрой неожиданно изменил отношение индейского юноши к Андрею в лучшую сторону. Чувствовалось: он стал ему доверять. До этого же он его, в лучшем случае, не замечал, как, впрочем, и всех других. От работающих на кухне индеанок было известно, что несчастного парня зовут Унтихетуаном. Имя это они всегда произносили с почтением и почему-то обязательно при этом проклинали Уйшура. Здесь жил еще один индеец – дон Хуан. Он принадлежал к самой многочисленной народности на южноамериканском континенте – кечуа, на языке которой разговаривали и остальные индейцы – выходцы из других племен. Это был совершенно седой, но еще крепкий старик. Обычно молчаливый и задумчивый, он все свое свободное время проводил в уединении, употребляя традиционные в этих местах листья коки, обладающие наркотическим действием. Он отличался от остальных тем, что всегда мог безошибочно определить, где находится охрана, чем занята и т.д. Как он это определял - для всех была загадка.
Часто вечера они проводили вместе, и Андрей, которого дон Хуан звал Бородой за его черную и густую щетину, ради интереса, несколько раз пробовал курить и жевать листья коки. Горечь во рту, легкое головокружение и… необычайный прилив сил – это все, что он почувствовал.
Общаясь со стариком, Андрей постепенно осваивал язык кечуа, что для него было просто необходимо. Иногда между ними шли очень доверительные беседы. Однажды он узнал, что Унтихетуан является чуть ли не прямым потомком некоего Томбо дель Инки, чья родословная начинается со времени появления правящего клана инков на земле кечуа. Постепенно он сделал вывод, что судьба молодого индейца небезразлична старику, который при одном упоминании о нем менялся на глазах. Из сонного и, на первый взгляд, равнодушного ко всему человека он в эти минуты напоминал отца, воина, готового драться за жизнь своего чадо. Но в тоже время дон Хуан старательно скрывал, что имеет какое-то отношение к этому парню. Одним словом, старик был не так прост.
Однажды под большим секретом он попросил Андрея напоить Унтихетуана напитком, который, по его словам, даст ему возможность сохранить великую тайну, а перед этим сказать, что совет старейшин решил избрать его «гуэсо-кичика». И при этом передал ему небольшой деревянный полый сосуд с какой-то жидкостью, закрытый с двух сторон пробкой.
- Что это и зачем – не должен знать белый человек. Борода, не спрашивай! – сказал, как отрезал, дон Хуан. При этом на глазах его выступили слезы, а лицо выражало такую скорбь и печаль, что он не стал его больше ни о чем расспрашивать.
Когда старик ушел, Андрей долго рассматривал густую маслянистую жидкость темного цвета с противным запахом. « Как он ее пить будет? Может быть, развести водой? Что это за напиток? Дающий силы или…» И тут он вспомнил, с каким чувством дон Хуан вручил ему этот неизвестный «эликсир». Решил избавить своего соплеменника от тяжких мук? Конечно! Как он раньше не догадался? Наверное, это единственный способ в его положении помочь парню. Ведь самого старика и близко не подпускают к зданию, где находится Унтихетуан. Вот он и решил его руками...
Вид выздоравливающего индейца невольно радовал Андрея, хотя было понятно, для чего Марта его пытается поставить на ноги. Но отдать напиток по назначению он не мог, хотя это не составляло большого труда. И не только потому, что не хотел своими руками выполнить смертный приговор старейшин. Была еще одна - главная - причина. С выздоровлением Унтихетуана появилась надежда на побег. Он хорошо запомнил слова Геслера: «… только индеец может пройти через сельву». Поэтому дона Хуана пришлось обмануть, сказать, что парень отказался от напитка.
- Передай потомку великого воина Инки Пируа, что его жизнь гораздо ценнее жизни старика, но она ничто по сравнению с тайной, которой он владеет. Если его уста откроются… произойдет непоправимое, - сказал дон Хуан. Ни один мускул не дрогнул на лице старого человека, только влажные от слез глаза ясно говорили о состоянии его души.
В тот же день, вечером, когда он принес еду Унтихетуану, в подвал спустились Геслер, Шмидт и Марта. Геслер сразу же подошел к топчану и оглядел юношу.
- Уже встает? – спросил он.
- Еще нет! Он…- хотел ответить Андрей, но его перебила медсестра.
- Кризис уже миновал. Скоро индеец будет готов… к разговору. Он бы поправлялся еще быстрее, но отказывается от еды. Все, что приносит русский, остается нетронутым. Но мы с мистером Рудаковым не позволим грязному индейцу умереть с голода. Мы побеспокоимся о нем.
При этом она подошла к русскому и неожиданно для всех нежно провела рукой по его щеке и на мгновение прижалась к нему. Андрей даже оторопел от такого проявления чувств… Ведь после того случая, когда он отверг притязания немки, отношения между ними испортились. «Подставить меня решила!» – догадался он, когда увидел, как вспыхнуло от ревности и покраснело лицо ее любовника.
- Неважно, ест он или нет. Лишь бы был в здравом уме и памяти и мог разговаривать, - сказал Эрих Геслер. Известие о выздоровлении индейца обрадовало его. – Я на несколько дней по делам отлучусь в Боготу, а когда вернусь…- он выразительно посмотрел на своих компаньонов и Унтихетуана, - допрос продолжим. Я вытяну из этого сопляка все, что он знает. Если парень и дальше будет молчать, - смерть его будет долгой и мучительной. Шмидт позаботится об этом. Краснокожий горько пожалеет, что родился на белый свет.
Андрею, невольному свидетелю этого разговора, показалось, что никто даже и не сомневается в правдивости слов своего начальника. «Бедный парень! Что ждет тебя… Если побег не удастся, придется выполнить просьбу старика и избавить мальчишку от мук, – размышлял он. – В любом случае его здесь ждет смерть. Надо срочно что-то делать и чем скорее, тем лучше.
Он заметил, что во время отсутствия Геслера все чувствуют себя вольготнее. Даже охрана частенько бывает навеселе. Это был шанс, и его нельзя упускать.
Когда все вышли из подвала и дверь закрыли на засов, Геслер задержал Андрея.
- Что за странная дружба появилась между белым молодым человеком и старым полуграмотным индейцем? Вы же интеллигентный человек!
- У меня с доном Хуаном гораздо больше общего, чем, например, с вами. Мы с ним в одинаковом положении – пленники. А это сближает гораздо больше, чем одинаковый цвет кожи. Вы же тоже общаетесь с индейцами. Например, с Уйшуром. По-моему, с этим типом менее приятно иметь дело, чем со всеми остальными. Его даже избегают индеанки.
- Ну, во-первых, Уйшур не чистокровный индеец, а метис. Один из его родителей был белым человеком. Во-вторых, он мне нужен, как переводчик, как знаток малораспространенных индейских языков. Зачем же тебе дон Хуан?
- Чтобы глубже понять этот народ? Я ведь специалист по древним цивилизациям.
- Этих индейцев невозможно понять. Что поделаешь – дикари. Дон Хуан Ромес появился в пределах нашего форта умирающим от голода. Мы предоставили ему кров и пищу в обмен … на свободу. Но он от потери свободы не особо страдает… - Геслер выразительно посмотрел на Андрея и добавил: - в отличие от некоторых. Такая участь старика вполне устраивает. Его главная привязанность в жизни, как и многих других индейцев, - это листья коки. Для них это как хлеб для русских или рис для китайцев.
- Подобная привязанность – участь не только индейцев, но и многих белых людей.
- Вот именно! С каждым годом все больше людей употребляют наркотики. Это, кстати, хорошее средство выживания в нашем сумасшедшем мире. А мы, немецкие колонисты, в этом им активно помогаем. У каждого человека свой бизнес! Для того чтобы заработать на приличную жизнь в старости, надо хорошенько поработать. Вот я и стараюсь. Скоро я буду не просто богатым, а очень богатым человеком!
- Неужели ваш бизнес такой прибыльный? – спросил Андрей, замечая, что Геслеру не терпится поделиться с кем-нибудь своими честолюбивыми планами.
- Этот форт приносит прибыли намного больше, чем любая фазенда в Колумбии или Бразилии. Я занимаюсь только теми делами, которые приносят хороший доход. Наркотики и … - Геслер бросил пытливый взгляд на собеседника, чтобы подчеркнуть важность момента, - некоторые человеческие органы. Этот товар нынче в цене. На черных рынках Америки и Европы, например, почка стоит от 10 до 20 тысяч долларов, сердце и печень идут аж по 100 тысяч. Но и это для меня мелочи… Есть еще одна возможность заработать, и я ее не упущу.
Тут начальник немецких колонистов надолго задумался, потом продолжил: - А вы знаете, что проблема перенаселения нашей планеты на сегодняшний день одна из самых острых. ООН этим занимается вплотную. Так что выходит, мы делаем доброе дело, - когда освобождаем жизненное пространство для других более цивилизованных людей.
- Кого вы называете цивилизованными?
- Белых людей, естественно! И то не всех. А черные, желтые, краснокожие и другие «цветные» – должны служить интересам белой расы. Это в лучшем случае. В худшем – «потесниться», освободить для других жизненное пространство. А вы как думаете?
- Думаю, это не так! – Андрей решил не уступать своих позиций. – Все, независимо от цвета кожи, имеют одинаковые права на жизнь. Чем белые лучше других? Если же говорить об индейцах, то они являются коренными жителями этой земли. Разве можно о них говорить, как о дикарях, если несколько тысячелетий назад здесь существовали удивительные цивилизации?
- О каких цивилизациях ты говоришь? – поинтересовался Геслер, наивно пытаясь скрыть свою осведомленность.
- Например, майя, ацтеки, инки. Ведь нынешние индейцы их потомки.
- Это от старика услышал?
- Нет! Чтобы это знать, не обязательно быть специалистом. Это общеизвестные факты, которые знает любой школьник.
- Все равно… это люди третьего сорта.
В словах Геслера явно чувствовалось наследие «Великого рейха».
- Я догадываюсь, кого вы считаете людьми первого сорта, но не понимаю – кого же второго.
- Русские, евреи и другие – всех не назовешь. Я бы посоветовал тебе ознакомиться с великой книгой «Майн кампф» Адольфа Гитлера, величайшего мыслителя. Но, думаю …это ни к чему.
- Я догадываюсь, о чем там идет речь.
- Придет время, и великая арийская нация восстанет из пепла. Но для этого нужны деньги … много денег! И скоро они у нас появятся. Я положу первый камень в основание будущей империи. На мне лежит великая миссия…
Спорить с человеком, насквозь пропитанным нацистскими идеями, - бесполезно, а в его положении и небезопасно. Поэтому Андрей перевел разговор на другую тему:
- До каких пор я буду находиться здесь?
- А что вас не устраивает? Работа на кухне не тяжелая, не голодаете. Что вам еще надо? Единственное: не можем предоставить работу по специальности. Но есть выход…Рассказывайте дону Хуану о великом прошлом его предков. Это поднимет его дух и скрасит ваш быт, - Геслер рассмеялся своей удачной шутке, потом серьезно добавил: - Свободу предоставить не можем – вы слишком информированный человек.
К нему подбежала его любимая овчарка. Он погладил ее и с намеком, как бы невзначай, заметил:
- Не любит Пальма беглецов… ой, как не любит! Готова разорвать на части. Она это умеет, можете мне поверить.
Собака была, действительно, очень крупная и свирепая, просто зверь. В правдивости слов ее хозяина можно было не сомневаться.
Эта откровенная беседа окончательно убедила Андрея, что живым здесь ему не быть. Возможно, после возвращения Геслера его судьба будет решена. Уж слишком много он доверил ему. Поэтому у него, как и у Унтихетуана, этот шанс будет последний. Вся сложность в том, удастся ли склонить индейцев к побегу. Понимая, что без парня старик лагерь не покинет, Андрей решил начинать подготовку с молодого индейца. Только бы дождаться отъезда Геслера.
Но оказалось, что его отсутствие с нетерпением ждет не только он…Поздно вечером Андрей, прихватив еду и питье, отправился к индейцу. Марты, к счастью, там не было, и он решил воспользоваться удобным моментом.
Унтихетуан лежал как обычно – с закрытыми глазами, не реагируя на происходящее. Андрей положил перед ним нехитрую снедь и кувшин с водой. Индеец не пошевелился. Тогда он, вспоминая язык кечуа, заговорил с ним:
- Ты должен есть. Скоро тебе понадобятся силы… много сил. Мы должны попытаться убежать отсюда. Геслера сейчас нет, и это очень удобный момент. Когда он приедет, будет поздно.
Унтихетуан поднял голову и удивленно уставился на Андрея. Он не ожидал услышать от него свой родной язык.
- Если ты не убежишь отсюда, тебя ждет смерть! – добавил он.
- Инка давно готов к смерти, - твердо ответил индеец и отвернулся.
- Умереть никогда не поздно. Надо бороться за свою жизнь, - стал убеждать его Андрей. Невозмутимость и готовность юноши умереть его обеспокоили. Как его уговорить? Он решил действовать наверняка. – Я такой-же пленник, как и ты. И моя жизнь тоже зависит от Геслера. Мы должны вместе убежать. А если нас поймают … тогда и умрем. Но сдаваться нельзя.
Андрей задел самолюбие индейца и попал в точку.
- Инка никогда не сдастся, - громко ответил Унтихетуан и вызывающе посмотрел в глаза.
- Ну вот, совсем другое дело! А я было подумал, что ты боишься сбежать отсюда.
- Не в этом дело… Я не могу идти. Даже встать не могу.
-А ты попробуй! Я подсоблю!
Юноша предпринял попытку приподняться, но у него не хватило сил. Тогда Андрей пришел на помощь, и Унтихетуан, впервые, может быть, за несколько недель, встал на ноги. Его лицо сразу преобразилось.
Только сейчас удалось его рассмотреть. Высокого роста, с несколько суровыми чертами лица, нос с горбинкой, как у любого представителя коренного населения. Одетый также, как другие индейцы, – в простые холщовые штаны и рубаху, он тем не менее отличался от них особой гордой осанкой и более светлым цветом кожи.
- Я помогу тебе, и мы вместе убежим отсюда. Лишь бы ты согласился…- сказал Андрей и показал юноше сосуд с жидкостью. – Дон Хуан передал тебе вот что!
- Я давно ждал этого момента, - со страстью крикнул Унтихетуан и протянул руку. – Сколько я молил, чтобы мне, наконец-то, дали умереть. Сил больше выдерживать такие пытки! Отдай!
- Нет! – решительно заявил Андрей. – Не отдам! Разве ты не хочешь отомстить за пытки, за свои мучения? Но сначала надо вырваться отсюда. Испугался?
- Я не верю тебе! Кто ты – гринго? Почему ты – бледнолицый – и пленник? Позови старика, я должен с ним поговорить.
- Хорошо! Приведу! Хотя ему строго-настрого запрещено и близко подходить к этому зданию, но я его приведу. Даже если он не захочет идти…- сказал Андрей, обозленный, что ему нет веры за его цвет кожи.
Он направился было к двери, но неожиданно у входа послышались голоса. «Уже наступила ночь. Кто может идти в подвал, в это запрещенное для всех место? А главное – зачем?» – с этими тревожными мыслями он оглядел маленькое помещение, в котором даже спрятаться было негде. Кроме топчана и старого деревянного стола здесь ничего не было.
Голоса быстро приближались, и вот уже кто-то остановился у двери.
- Где прячется этот проклятый русский? Весь вечер его ищу, - ясно доносился голос Шмидта.
- Зачем тебе сейчас русский? Он от нас не уйдет. Забыл, зачем мы сюда пришли? – ответила ему Марта.
- Нет, конечно, не забыл! Я давно ждал этого момента. Пока Геслер отсутствует, мы должны вытрясти из сопляка все, что он знает. Золото будет наше! А когда он расскажет нам все … я убью его.
- А Геслер?
- Скажу, что несчастный сам скоропостижно скончался…- при этом донеслось что-то среднее между смехом и рыданием.
Андрей посмотрел на Унтихетуана и поразился его перемене. Только что полный надежды и решительности к действиям, сейчас он опустился на свое ложе - бледный, с потухшим взглядом. Узнал по голосу своих истязателей и приготовился к пыткам?
За дверью то и дело слышался пьяный смех. Нежданные «гости» были навеселе.
- Если ты не сможешь справиться с ним, - это сделаю я, - заявила Марта. – Ты еще не знаешь, на что способна такая женщина, как я. Если парень по-прежнему будет упрямиться… изувечу.
-Плохо же ты меня знаешь. Зачем было мне особо стараться? Чтобы индеец все рассказал Геслеру? И золото тю-тю! Нет! Я желаю сам знать тайну местонахождения сокровищ. Скоро мы с тобой будем самые богатые люди! Мы, а не Геслер!
С этими словами он сильным ударом ноги распахнул дверь, и они, держась друг за друга, ввалились в помещение. Андрей успел спрятаться за распахнувшуюся дверь и стал ждать, что последует дальше. Следом за этой влюбленной парой осторожной, крадущейся походкой вошел Уйшур.
Шмидт, шатаясь, подошел к Унтихетуану и сдернул с него легкое, в кровавых пятнах одеяло. Молодой индеец весь сжался под тяжелым взором двух изуверов, жаждущих крови, но его бледное лицо по-прежнему выражало ненависть и презрение.



Гл.4. Свобода

События в подвале разворачивались стремительно и таким образом, что и вообразить невозможно.
- Подойди сюда, грязная скотина!–не оборачиваясь, крикнул Шмитд метису-переводчику.
Уйшур подошел. Унтихетуан, до сих пор не замечавший никого, резко повернул голову и в упор посмотрел на него. Глаза юноши выражали такую ненависть, что метис даже отступил назад.
- Переведи этому парню, что я хочу знать, где скрыто золото инков, - приказал Шмидт. Он с трудом держался на ногах и, если бы не Марта, упал бы.
- Белый опять спрашивает тебя о сокровищах, - перевел Уйшур, но ответа не дождался. Тогда он добавил: - Ты зря противишься судьбе, инка. Гринго не оставят тебя в покое… Зачем тебе золото, если ты скоро отправишься в долину теней?
- Наше золото не достанется белым! Так и передай своему хозяину. Я скорее умру, чем раскрою вам эту тайну, - сказал юноша и отвернулся.
- Конечно, не достанется!.. Даже если ты не выдержишь и проболтаешься… Я обману белых, - сказал метис и усмехнулся: - Сокровища инков будут моими!
- Ну, что он сказал? Говори скорей! – не утерпел Шмидт и схватил переводчика за ворот рубахи.
- Инка отказывается говорить, - ответил он, и немец отшвырнул метиса с такой силой, что тот отлетел к самой дверей.
- Проклятый инка! – услышал Андрей от лежащего на полу Уйшура. – Я вырву из твоей груди сердце. Дай только время.
- Привязывай индейца к топчану. Сейчас я ему задам!..- распорядился Шмидт.
Марта достала кожаные ремни и стала поочередно привязывать Унтихетуану руки и ноги к специальным кольцам, вмонтированным в топчан. Юноша беспомощно лежал с отрешенным взглядом. Только смертельная бледность, моментально покрывшая лицо, и мелкая дрожь, пробежавшая по телу, говорили о его чувствах.
Андрей стоял за дверями и лихорадочно думал – чем, как и, вообще, сможет ли он помочь парню, от которого сейчас зависела и его судьба. В лагере полно охранников. Если поднимется шум, - его участь будет решена. И все же предпринять что-то надо. Сегодня они замучают индейца, завтра возьмутся за него.
- Где инструменты? – в упор разглядывая индейца, крикнул Шмидт.
Но вперед вышла Марта и отстранила своего дружка:
- Позволь мне самой заняться парнем. От меня, поверь, не скроются никакие секреты.
Она раскрыла саквояж и достала никелированные щипцы. Унтихетуан беспомощно задергался, но кожаные ремни держали его крепко.
- Смотри, не перестарайся! Позволь мне, как более опытному… - сказал Шмидт.
Он попытался забрать у Марты инструмент, но она оттолкнула его и подозвала переводчика:
- Скажи парню, что я сейчас вырву ему глаз, если он откажется говорить.
Уйшур перевел. Унтихетуан закрыл глаза и весь напрягся. Наступила тишина. Все смотрели на лежащего индейца и ждали, но он не проронил ни слова.
- Тогда пусть пеняет на себя. Этот грязный индеец думает, что я шучу. Это тебе не с Геслером в кошки-мышки играть! – проворчала Марта и стала щипцами тыкать в лицо юноши, но он в отчаянии отворачивал голову.
Вдруг послышался ужасный крик Унтихетуана, и …Андрей не выдержал. Он выскочил из-за двери и с силой толкнул склонившуюся над топчаном Марту. Она ударилась о стену головой и без чувств скатилась на пол. Андрей быстро развернулся и ударил Шмидта, разинувшего рот от удивления, прямым ударом в подбородок. Изувер отлетел к противоположной стене. Однако это на него подействовало только отрезвляюще. С диким рычанием, по-бычьи наклонив голову вперед, Шмидт ринулся на неожиданного противника. Андрей быстро поднял щипцы и с размаху ударил его по голове. Забрызгивая все кровью, они сцепились и упали на пол.
С первых же мгновений борьбы Андрей убедился, что сил у этого верзилы, несмотря на его состояние, было больше. Но отступить – смерти подобно. В этой схватке необходима только победа, ведь на карту поставлена не только его жизнь.
Несколько раз они переворачивались, подминая друг друга, но в конце концов немецкий надзиратель все же оказался наверху и схватил Андрея за горло. Как ни пытался он сбросить с себя грузное тело противника и разжать его пальцы, - не мог. Силы уже оставляли его, от недостатка воздуха в глазах потемнело… Неожиданно Андрей почувствовал, что сжимавшие горло руки вдруг ослабли. Он взглянул на Шмидта… и увидел стрелу, торчащую из его шеи. На пороге стоял невозмутимый дон Хуан. В руках он держал сарбакан – духовое оружие североамериканских индейцев.
Андрей перевел дух и не без труда сбросил с себя труп. Потом освободил от ремней Унтихетуана. Лицо парня было залито кровью: у правого надбровья зияла рваная рана. Но глаз, к счастью, был цел.
- Ты как всегда вовремя! – сказал Андрей старику. – И как это у тебя получается!
Дон Хуан ничего не ответил. Он подошел к юноше и, склонив голову, медленно вытащил нож:
- Я пришел, чтобы убить тебя, - тихо сказал он.
- Я готов к смерти! – твердо произнес Унтихетуан. – Не медли…
- Погоди, погоди! – схватил за руку старика Андрей и обратился к юноше: - Надеюсь, ты не забыл о нашем договоре? Сначала попробуем выбраться отсюда. Вот если не повезет…
- Если не повезет, мы и так все умрем, - усмехнулся старик и показал на мертвого Шмидта. – Гринго не простят нам смерти этого человека. Сегодня все они пьяные – это поможет нам!
Поддерживая Унтихетуана, Андрей направился к двери. Они хотели уже выйти и только сейчас заметили Уйшура. Он забился в угол и испуганно наблюдал за происходящим.
- Уйшур должен умереть! – твердо сказал юноша и, показывая на него, добавил: - Дон Хуан, убей его! Он это заслужил!
- Подождите…- вмешался Андрей. – Не время сейчас! Он поможет нам. У меня есть план…
Он подвел Уйшура к трупу и сказал: - Вынесешь своего бывшего хозяина наверх и бросишь на колючую проволоку. Только смотри… Если ты обманешь или сделаешь что-нибудь не так, - старик действительно убьет тебя!
Перепуганный переводчик быстро закивал головой, довольный, что ему удалось избежать смерти. Без лишних слов он взвалил на себя труп и пошел к забору.
А Андрей и индейцы в это время удалились в дальний конец форта. Вскоре послышались громкие голоса охраны и лай собак. Среди поселенцев поднялся переполох. Наконец, освещение по периметру забора погасло. Андрей осторожно прикоснулся к колючей проволоке и облегченно вздохнул,– напряжения не было.
- Ну, все, пора действовать! – радостно сказал он и захваченными в подвале щипцами перекусил проволоку. Он так и предполагал: чтобы снять труп с забора, необходимо сначала отключить ток.
Спустя пару минут два индейца и русский были уже по другую сторону форта. Ночная мгла и джунгли приняли их в свои объятия.

_________________
михаил

Гл.5 Из огня да в полымя

К вечеру следующего дня сквозь крики обезьян, птиц и жужжание насекомых беглецы услышали далекий лай собак. Сомнений не было, – за ними по следу шла погоня.
Дон Хуан, несмотря на преклонные годы, оказался на редкость выносливым. Он шел впереди и мачете прокладывал дорогу сквозь густые заросли сельвы. Следом шел Андрей и поддерживал слабеющего с каждой минутой Унтихетуана. Из-за этого продвижение вперед замедлялось. Захваченная в подвале еда давно кончилась, но у предусмотрительного дона Хуана были с собой листья коки. Если их жевать, они не только придавали силу и утоляли жажду, но и, по словам юного индейца, притупляли боль.
Во время коротких остановок они подкреплялись плодами и ягодами, на которые здешняя природа была щедра. По примеру индейцев Андрей обмазал свое тело какой-то темно-коричневой массой из раздавленных ягод, имеющих специфический запах и отпугивающих насекомых. Это был единственный способ, чтобы хоть в какой-то мере избавиться от вездесущих кровососущих тварей, тучей висевших над головой. Кроме комаров, мух и москитов с деревьев на них падали, привлеченные запахом, клещи, пауки и прочие насекомые, – многие виды которых ядовиты. Часто, особенно в ночные часы, где-то раздавались таинственные шорохи, мелькали подозрительные тени, в густой траве шипели змеи. Выжить в этом зеленом аду, не имея соответствующих навыков, - большая проблема для белого человека. Андрей это понял в первой же минуты, когда очутился в сельве. Надежда была только на старика, для которого дикий лес был вторым домом.
Наконец из густых зарослей они вышли на открытое, лишь поросшее редким кустарником, болотистое место. Где-то впереди за сотней метров виднелась спасительная пойма реки, но как туда добраться? Болото казалось непреодолимым!
- Собаки уже недалеко, - сказал Андрей и опустил тяжелую ношу с плеча. Последние часы Унтихетуан совсем выбился из сил, и его приходилось тащить на себе.
- Если бы не собаки, погоня давно сбилась бы со следа, - заметил дон Хуан и, показывая на лежащее перед ними препятствие, добавил: - На наше счастье нам попалась река.
- На счастье? – с удивлением переспросил Андрей и усмехнулся. Отдышавшись, он подошел к болоту, огляделся и …к своему ужасу совсем недалеко заметил двух больших кайманов, мирно дремавших на одном из островков. – Хорошенькое счастье! В этом болоте мы не утонем. Не успеем!.. Нас съедят крокодилы…
- Не съедят! – возразил старик. Он как обычно был невозмутим и предложил своим спутникам листья коки. Унтихетуан молча взял листья и стал жевать, а Андрей отказался. Тогда дон Хуан уточнил: - Кайманы никогда не нападут, если не почувствуют нашей слабости. Перед силой они уступают. На, возьми листья…
Андрей спорить не стал. После многокилометрового перехода по сельве, в жарком и влажном климате он чувствовал себя вконец разбитым. Силы надо было восстанавливать. Дон Хуан долго осматривался, потом сказал:
- Прежде чем двинуться в путь, надо задобрить духов реки. Если не задобрим…беда! Они не пропустят нас на другой берег. Духов надо уважать…Очень уважать!
Он стал выполнять непонятные движения: махал руками, кружился на месте и, одновременно, шептал понятные только ему заклинания. Так продолжалось довольно долго. Потом он опустился на колени, прислонился лбом к земле и взмахом руки призвал остальных делать то же самое. Андрей посчитал это лишним для себя, но когда Унтихетуан с серьезным видом подчинился, тоже, как и они, опустился на колени. « Поможет ли это? Не лучше ли поторопиться?!» – думал он, прислушиваясь к приближающемуся лаю собак. Погоня была уже недалеко.
Потом все стали готовиться к переходу через болото: заготовили палки, лианы и, наконец, двинулись в путь. Как только они вошли в болото, сразу же пернатая стая птиц, гнездящаяся на редких островках суши, взмыла вертикально вверх. Кого там только не было: белоснежные королевские цапли, аисты, чирки, утки. Много было и таких птиц, которых вятский преподаватель видел впервые. Встревоженные, они долго кружились над болотом, потом улетели в другое, более спокойное место.
Внезапно лай собак стал быстро приближаться…
- Спустили с поводка! – тревожно заметил Андрей, но дон Хуан, шедший впереди, на это только рассмеялся.
Когда берег уже остался позади в двух десятках метрах и болотная жижа им доходила до пояса, из леса выбежали две овчарки. Индейцы не обратили на них никакого внимания и продолжали медленно продвигаться вперед. Андрей повернулся и увидел, что Пальма – любимица Геслера кинулась в воду и стала быстро к ним приближаться.
-Дон Хуан! – крикнул он. – Дай мне мачете. За нами собака!
-Это лишнее, Борода…- спокойно ответил старик и показал на быстро передвигающуюся по поверхности воды голову крокодила. – Кайман не упустит добычу…
Собака тоже увидела крокодила. В замешательстве она остановилась, потом обреченно взвизгнула и повернула назад. Но было уже слишком поздно… Резким броском крокодил догнал собаку, схватил ее и утащил на дно. Через мгновение на воде остались только круги. « Странно! Почему кайманы не пытаются атаковать нас? – думал Андрей. – Неужели заклинания имеют к этому какое-то отношение? Или они реально рассчитывают свои силы?
Вторая овчарка после случившегося не рискнула продолжить преследование. Она беспокойно бегала у кромки воды и тихо скулила, пока не заметила наблюдающего за ней крокодила. Одинокая собака в таком месте – слишком легкая добыча для здешних обитателей. Поэтому она предусмотрительно отбежала от болота на значительное расстояние.
… Идти становилось все труднее. Вконец ослабевшего Унтихетуана, чтобы он не упал в болотную жижу, приходилось поддерживать. И глядеть по сторонам, дабы не стать объектом неожиданного нападения. Продвигаясь к реке, они стали свидетелями обычной здешней сцены – огромный удав медленно, как бы нехотя, приближался к большой, с крупного кролика, жабе. Жертва даже не пыталась скрыться в воду: загипнотизированная, она ритмично раскачивалась из стороны в сторону. Удав приблизился к ней и неспеша стал заглатывать ее с головы. Зрелище не для слабонервных.
Вскоре растительность закончилась и появилась чистая проточная вода. Поддерживая Унтихетуана с двух сторон, Андрей и дон Хуан поплыли. На середине реки течение их подхватило и понесло. Когда они были уже достаточно далеко, со стороны леса раздались частые, беспорядочные, но запоздалые выстрелы, которые вреда причинить не могли.
На ночь беглецы расположились под большим деревом и на ужин жарили змеиное мясо. По дороге удалось убить двухметрового удава, который на уровне головы висел на ветвях дерева. Все проголодались и сейчас с нетерпением ждали «жаркое».
- Даже не верится, что нам удалось уйти от погони! – сказал Андрей.
- Об этом говорить еще рано… - заметил дон Хуан. – Как ягуар не оставит в покое раненую косулю, так и Геслер не откажется от преследования.
- Тем более что мы очень многое знаем о тайнах форта Куаньюс-рьяну. А это страшит его обитателей не меньше, чем потерянные мечты о золоте, - сказал Унтихетуан, потрогал незаживший еще шрам над бровью, напоминание о пребывании там, и добавил: - Которое они никогда, никогда не получат!..
Юноша с такой уверенностью и твердостью закончил последнюю фразу, что не было никаких сомнений: он скорее унес бы тайну в могилу, чем открыл бы ее.
- Мясо поджарилось, - наконец-то произнес дон Хуан, раздал куски спутникам и стал с удовольствием уплетать «жаркое». Андрей думал, что ему придется с трудом преодолевать брезгливость, но, попробовав, убедился, что змеиное мясо не самое худшее из блюд, которые он пробовал.
- Как же стало известно Геслеру о сокровищах? – спросил Андрей юного индейца. – Не сам же ты рассказал об этом?!
- Нет, конечно! Это все проклятый метис, - ответил Унтихетуан. – История эта давняя… Мы тогда жили в Перу. Чтобы заработать денег, мой отец нанялся на плантацию каучуконосов сборщиком каучука к одному богатому фазендейро. Помощником управляющего, или надсмотрщиком, там был … Уйшур. Возвращаясь однажды из сельвы, отец пострадал от ягуара. Его, умирающего в лесу, увидел Уйшур, но помочь не захотел. Ведь по закону владелец плантации должен платить большую компенсацию пострадавшему. А если человек умрет и никто об этом не узнает, его можно объявить просто сбежавшим с работы. Отец предложил весь свой заработок, но метис и слушать не хотел. Тогда он пошел на крайний шаг: пообещал заплатить золотом, если управляющий перенесет его в ближайшую хижину и оповестит родных. Когда мы приехали, - отец уже был при смерти. Но у него еще хватило сил рассказать мне о случившемся и …напомнить о том, что передается у нас в роду из поколения в поколение уже несколько веков. За труды Уйшур получил от отца медальон – золотое изображение солнца, размером с ладонь. Это знак касика – главы рода, который должен был перейти ко мне. Фамильная ценность! Накопив деньги, через несколько лет я разыскал Уйшура и сказал, что хочу выкупить медальон. Он согласился и назначил встречу. Когда я пришел по указанному адресу, меня схватили вооруженные люди… Вскоре я оказался в форте.
- Проклятый метис! Сколько индейцев он погубил… - вздохнул дон Хуан.
- Как погубил? – спросил Андрей.
- Пообещает хорошую работу, деньги. Для бедных пеонов вырваться из нищеты – мечта. Они соглашаются… и пропадают бесследно.
- Мне кое-что о своем «бизнесе» Геслер рассказывал. Не думал он, что я обрету свободу, поэтому был откровенен, - сказал Андрей. – Необходимо рассказать людям правду о форте Куаньюс-рьяну.
- Но для этого надо сначала уйти от погони, - подвел итог старик и стал забрасывать догорающий костер влажными листьями. – Пора в путь! Придется идти только ночью. Это плохие места, небезопасные для путешествия. Все стараются обходить их стороной. Здесь живут индейцы уитото. Они очень воинственны и не позволяют никому проходить по своей территории. Если они нас обнаружат … будет плохо! Очень плохо!
Ночью сельва полна звуков. Один из главных музыкантов – цикады. Они как бы создают непрерывный звуковой фон. Изредка ночной лес оглашал рык ягуара, вышедшего на охоту, или предсмертные крики жертвы, угодившей в лапы хищнику.
Продвигаться сквозь густые заросли ночью было гораздо труднее, чем днем. Идти приходилось почти на ощупь, прорубая себе дорогу мачете. Кругом таилась опасность. Великое множество змей угрожали не меньше, чем ягуары. Потому что они были повсюду: в траве, на деревьях, кустах.
Чтобы не сбиться с пути, они шли вдоль реки. Рассвет в южных широтах наступает также быстро, как и ночь. С первыми лучами солнца беглецы спустились к воде и укрылись в зарослях. Дон Хуан тут же куда-то исчез и вскоре вернулся с охапкой древесной коры. Он раскрошил кору и замочил ее в маленькой лагуне. Поразительно: через короткое время на поверхности воды показались рыбы … кверху брюхом. Ясно было, что кора эта не простая, а содержащая какое-то вещество, возможно, наркотик, усыпляющий рыбу. Улов был немедленно собран и употреблен прямо в сыром виде. Огонь они из предосторожности разводить не стали.
Следующая ночь была не менее трудной. С невероятными усилиями они сумели пройти около двадцати километров, и то благодаря тому, что в некоторых местах они шли берегом. А утром дон Хуан сообщил им тревожную весть:
- Худо, очень худо! – недовольно качал он головой, - Уитото обнаружили нас…
- Надо скорее уйти с этого места, - предложил Андрей.
- Бесполезно! Они все равно нас догонят.
- Здесь уитото хозяева, потому что это их земля, - добавил Унтихетуан.
Прошло менее часа, и вдруг прямо перед ними из зарослей кустарника вышли около десятка индейцев. Приготовившись к нападению, они молча и враждебно смотрели на пришельцев. Их лица и прикрытые лишь легкой набедренной повязкой из листьев тела разукрашены черными полосами, в руках они держали копья и сарбаканы. Еще мгновение и дикари применят свое смертельное оружие…
Дон Хуан вышел вперед и стал объясняться с ними на их языке.
- Что он говорит? – тихо спросил Андрей у Унтихетуана.
- Просит разрешения пройти по их земле.
Но уитото не стали вступать в переговоры. Угрожая копьями, они связали пришельцам руки и повели в неизвестном направлении…

6гл. Племя уитото

Эй, поосторожнее там! – то и дело твердил Андрей молчаливому воину, когда его копье сильно врезалось ему в спину. Воин в ответ лишь угрожающе скалил зубы и еще сильнее тыкал копьем.
В плотном кольце аборигенов пленники вышли к реке. На берегу их поджидали лодки. Это были выдолбленные из цельного ствола дерева пироги, легкие и узкие, с приподнятым носом. Подталкиваемые воинственными аборигенами, пленники уселись в пироги. Уитото сменили копья на весла, и лодки быстро понеслись по водной глади. Минуя несколько поворотов реки, на берегу показалась индейская деревушка. Она состояла из примерно десятка остроконечных, сделанных из соломы и широких листьев хижин. Пленников провели в центр деревни и привязали к столбу, и их тут же окружили плотным кольцом жители.
- Что они собираются с нами делать? – спросил Андрей, оглядывая толпу любопытных. – Зачем мы им вообще нужны?
- Трудно сказать! – ответил дон Хуан. – Это «индиас малос» – плохие индейцы. С ними редко кому удается договориться. Они живут изолированно от всех и никого не признают.
Племя уитото, судя по многим признакам, стояло на низшей ступени развития. Набедренную повязку из травы – их единственная одежда – имели лишь некоторые взрослые. Все остальные прекрасно обходились и без нее. Их оружие состояло из копий, сарбаканов и томагавков. Томагавк, сделанный из куска плоского и острого камня и имевшего короткую ручку, был похож на топор и годился и для нападения, и для защиты.
Внезапно многоголосый шум стих, толпа расступилась, и к пленникам приблизились несколько человек. В центре их выделялся крупный мужчина с особой, более сложной татуировкой, чем у других. По всей вероятности, это был вождь. Кроме набедренной повязки на его шее висели несколько рядов украшений из когтей и зубов зверей. Глубоко посаженные глаза не смогли скрыть крайнее любопытство.
Вождь внимательно оглядел каждого пленника, потом что-то крикнул через плечо своим спутникам и удалился в центральную хижину, которая отличалась от других большими размерами. Вслед за ним ушли и остальные мужчины. Спустя короткое время, в проеме хижины показался … Уйшур. Чему-то улыбаясь, он подошел к своим старым знакомым. Широко расставив ноги, по-хозяйски и с удовольствием оглядел их связанные руки. Потом хотел что-то сказать, но его бесцеремонно отпихнули в сторону. Два воина развязали руки дону Хуану и Унтихетуану и отвели их в центральную хижину. Уйшур проводил их взглядом и заметил Андрею:
- Белому человеку нельзя заходить так далеко в сельву. Нельзя! Обратно можно и не вернуться…- После этого, не торопясь, последовал за остальными. По всему было видно, что он чувствовал себя здесь совсем неплохо.
Андрей остался сидеть один в окружении местной детворы и женщин. В голову лезли всякие мысли, но он старался не думать о плохом. « Сумеют ли его спутники договориться с дикарями? Должны! А если не договорятся, недаром старик называл их «плохими индейцами»? Что тогда будет с ними? Что здесь делает Уйшур?»
В это время вождь уитото решал судьбу пленников. И оказалось, что Уйшур играет в этом не последнюю роль.
- Я за них хороший выкуп дам! – говорил он вождю и старейшинам племени. – В моей пироге лежит много хороших и полезных вещей… Они пригодятся вам.
Но вождь не реагировал на его слова.
- Тогда отдайте мне молодого кечуа. Остальных можете оставить себе. Ведь это я, за хорошую плату, попросил вас найти и задержать их, - продолжал он, - и даже сказал, в какой стороне следует искать! Да, они вторглись на вашу землю и за это должны понести наказание. Только парня отдайте мне. За него я хороший выкуп дам. А бледнолицего и старика накажи. Пусть умрут.
- Ты очень много говоришь, но речь твоя лживая! – наконец ответил вождь. – Ты сказал, что они - бледнолицие! Но бледнолиций только один. Остальные – кечуа! Можно ли верить человеку, который уже обманул?
- Я не обманываю! Кечуа только на вид индейцы. Они всегда жили среди белых, поэтому уже давно стали, как они, такие же коварные и трусливые. Отдайте мне молодого кечуа, с остальными делайте что хотите! – воскликнул Уйшур и оглядел остальных аборигенов в надежде на поддержку.
Но никто не проронил ни слова. Тогда он решил выложить свой главный козырь, безотказно действующий в беседе с аборигенами.
- Сейчас я принесу вам подарки. Хорошие подарки!.. Все останутся довольны.
Уйшур встал и с надеждой посмотрел на вождя. Тот, в свою очередь, оглядел соплеменников и только потом кивнул головой. Тогда Уйшур без промедления пошел к реке, к своей лодке.
Все это время кечуа молча сидели в стороне и не вмешивались в разговор. По древнему индейскому обычаю нельзя было прерывать вождя, даже если речь идет о твоей жизни. Они ждали, когда им будет позволено говорить.
Вождь уитото долго смотрел на пленников, потом спросил:
- Вы оба – кечуа?
- Да! – подтвердил дон Хуан.
- Зачем вы нужны этому человеку?
- Чтобы передать нас в руки бледнолицего. Если мы попадем к нему, он убьет нас.
- Кто этот бледнолицый?
- Геслер из форта « Куаньюс-рьяну».
При упоминании о немце многие уитото, в том числе и вождь, чуть ли не вскочили с места.
- Это имя нам известно, - сказал один из старейшин, - как и место, где находится форт. Мы обходим его стороной. За что этот плохой человек хочет убить вас?
Дон Хуан посмотрел на Унтихетуана и ответил:
- Там происходят странные события – пропадают люди. Если мы расскажем всем об этом … Геслеру и его подручным придет конец.
- Как с вами оказался бледнолицый?
- Он помог нам убежать оттуда и сейчас скрывается вместе с нами.
- Бледнолицые не должны ходить по нашей земле! – закончил разговор вождь и демонстративно отвернулся.
На берегу послышались радостные крики жителей деревни, принимающих подарки от Уйшура. Вскоре он вернулся в хижину и молча сел на свое место. Наступило молчание. Никто не решался начать разговор раньше вождя – это считалось признаком неуважения. А подумать вождю было о чем… С одной стороны, подарки, от которых трудно отказаться, с другой, выдать кечуа в руки белых людей, дурная слава о которых распространилась далеко от этих мест, значит, помогать им. А помогать бледнолицым вождь не хотел.
Уйшур, предполагая подобные сомнения, решил опередить события и повлиять на будущее решение.
- Самый ценный подарок я приберег для тебя, - сказал он вождю и не без удовольствия вытащил из-за пояса нож с красивой резной рукояткой в кожаных ножнах. Однако аборигены не обратили на него внимания, более того, они остались недовольны тем, что Уйшур первым нарушил молчание. Но когда метис обтер нож, передал его вождю и высыпал на землю перед аборигенами из мешка груду всяких вещей, настроение у них переменилось. С этого момента судьба пленников отодвинулась на второй план. Уитото сгрудились вокруг вождя и с восхищением обсуждали подарки: топоры, ножи, бусы, расчески и т. д. Дон Хуан грустно посмотрел на Унтихетуана и тяжело вздохнул. Это заметил Уйшур.
- Это дикое племя пользуется дурной славой охотников за черепами. С ними можно ладить только в одном случае – постоянно их задабривать. Иначе нельзя… В противном случае они превращаются в непримиримых врагов. Уйшур знает, что делает, - сказал он на языке кечуа и, довольный, отвернулся.
Наконец, страсти улеглись. Вождь что-то резко сказал, старейшины уселись на свои места, а пришельцев, в том числе и метиса, попросили выйти. Совет продолжался недолго. Видимо, среди аборигенов не было разногласий. Потом их пригласили обратно в хижину. Уйшур, заранее предполагая решение в свою пользу, на этот раз уселся рядом с вождем.
- Твои подарки очень хорошие, Уйшур! Мы довольны! – оглядывая своих соплеменников, сказал вождь. – За это тебе отдаем … бледнолицего. Он твой! – повелительно указал он в сторону столба, у которого сидел привязанный русский пленник.
- Мои подарки не понравились, или их оказалось не так много? – искренне удивился Уйшур. Он явно не ожидал такого ответа. – Если подарков не хватает, чтобы выразить мою признательность тебе и твоему племени, скажи, и, клянусь, в следующий раз они будут более достойны. Уйшур умеет держать свое слово.
Вождь встал и тоном, не терпящим возражения, добавил:
- Мы решили отдать тебе только бледнолицего. Это ответ на все твои подарки.
Прекрасно знающий нравы аборигенов, метис все же стал отстаивать свои интересы, хотя это было не только бесполезно, но и небезопасно.
- Твоя мудрость известна далеко за пределами вашей земли… Но если ты хочешь отдать мне одного из троих пленников, пусть это будет молодой кечуа по имени Унтихетуан.
- Зачем он тебе? – резко спросил его один из старейшин. Своей настойчивостью метис стал неприятен всем индейцам этого племени.
Прямого ответа Уйшур не ожидал, поэтому сказал первое, что пришло в голову:
- Он мне нужен!
- Чтобы отдать его бледнолицым?
- Нет! – твердо заявил Уйшур. – Если вы его отдадите мне, к белым он не попадет никогда. Он нужен мне самому…
- Ты его не получишь! Кечуа будут свободны, и сегодня же до захода солнца уитото проводят их в дорогу, - закончил разговор вождь и грозно посмотрел на метиса.
Уйшур возражать больше не посмел.
* * *
Все это время вятский преподаватель стоял привязанным у столба. Время от времени к нему подходил кто-нибудь из местных жителей, в упор, по-детски, разглядывал пленника и удивлялся его необычному цвету кожи, одежде. Какая-то молодая особа незаметно подошла к Андрею сбоку и ущипнула его. От неожиданности он вздрогнул, это вызвало всеобщий смех. Потом ему стали наперебой предлагать лакомства. Кто-то подносил фрукты, а старая безобразного вида старуха протянула … большую мохнатую гусеницу. Она без стеснения совала насекомое в рот Андрею, но он с отвращением отворачивался. Стоящих рядом аборигенов удивило, что белый отвергает такую аппетитную, с их точки зрения, еду. Тогда женщина с удовольствием проглотила гусеницу и довольно погладила себя по животу.
- Бред какой-то! – сказал Андрей и отвернулся.
Вскоре к нему подошли воины уитото, отвязали от столба и молча повели в отдаленную хижину, расположенную на берегу у самой кромки воды. По дороге их остановил Уйшур.
- Завтра на рассвете отправляемся обратно, в форт Куаньюс-рьяну. Геслер жаждет встречи с тобой. У вас будет о чем поговорить… О побеге и не думай! – с угрозой заметил он и засмеялся. – Потому что от меня убежать не так-то просто. Поймаю … берегись!
Андрей внимательно смотрел на переводчика и … не мог себя сдержать. Почти не размахиваясь, он ударил его, да так сильно, что тот кубарем скатился к самой воде. Русского пленника тут же схватили несколько крепких рук и повалили на землю. Однако Андрей сопротивляться не стал, и вскоре его оставили в покое. Когда он поднялся на ноги, к нему, вытирая кровь, подошел Уйшур. Он вырвал копье у ближайшего индейца, приставил его к груди Андрея и с ненавистью сказал:
- Есть много способов тебя убить… Можно по пути в форт скормить тебя крокодилам или отдать в руки Геслера. Это одно и то же. Но я поступлю по-другому… Тебя ждет почетная смерть. Я сам вырву из груди твое сердце. А Геслеру привезу твою голову на сувенир!
Внимание Уйшура что-то отвлекло. Андрей посмотрел по направлению его взгляда и обомлел – там совершенно спокойно, не торопясь, спускались к реке его друзья, на которых он возлагал надежды на спасение.
- Кечуа тебе уже не помогут, они забыли тебя! – засмеялся Уйшур. – Ты больше никому, кроме меня и Геслера, не нужен!
Вождь уитото сдержал слово. Кечуа была предоставлена свобода, и они тут же на пироге отправились вниз по течению реки.
… Солнце клонилось к горизонту и своим краем уже задевало верхушки деревьев. В деревне готовились к празднику по случаю благополучного завершения всех дел. Кульминацией этого торжества должно стать жертвоприношение, на котором настоял Уйшур.
Вокруг огромного костра плясали воины уитото. Постепенно монотонный стук барабанов усилился и участился. В центре круга остались только те индейцы, которые захватывали пленников. Своим танцем – мимикой, жестами, движениями – они рассказывали соплеменникам о событиях прошедшего дня. Их выразительные, отточенные движения изумляли пластикой. Стремительные вращения, выпады, наклоны переходили порой в прыжки. Все с интересом наблюдали за танцем. На самых почетных местах сидели вождь, старейшины и Уйшур.
А когда трое исполнителей танцевального «шоу», условно изображавших пришельцев, оказались в руках воинов, все радостно закричали и присоединились к танцующим. Многие из них при этом хвастались друг перед другом подарками, которые получили из рук доброго человека.
Когда праздник был в самом разгаре, в дальнем углу хижины, где находился русский пленник, послышался посторонний шум. Андрей, крепко связанный по рукам и ногам, с трудом повернулся, но ничего не увидел. Шум стал отчетливее. Кто это? В образовавшейся дыре под стеной показалась человеческая фигура.
- Кто здесь? – тихо спросил Андрей и покосился на дверь, за которой находилась охрана.
- Тс-с! Это я, Хуан! Инка сам хотел, но он еще слишком слаб…
Между тем крики индейцев и шум барабанов стали постепенно приближаться к хижине. Русскому пленнику на этом празднике отводилась своя, особая, роль. Сжимая в руках жертвенный нож, предвкушая скорую расправу, его ждал Уйшур.
Дон Хуан помог Андрею освободиться от веревок. Стараясь двигаться бесшумно, они выбрались из хижины наружу и спустились к пироге, где их ждал дон Унтихетуан. Не успели беглецы отчалить от берега, как неожиданно барабаны смолкли, послышались крики и замелькали огни. Но было уже поздно… Течение подхватило пирогу и, помогая ей веслами, они благополучно скрылись в темноте. Уитото кинулись за ними вдогонку. Но темнота настолько ограничивала поиски, что шансов обнаружить беглецов почти не было.

Гл.7. СПАСИТЕЛЬНЫЙ КАМЕНЬ

Рассвет наступил быстро. Утреннего полумрака, обычного для северных широт, здесь, в тропиках, почти не было. Лишь первые лучи солнца осветили верхушки деревьев, тут же густой туман, белым покрывалом расстилающийся по поверхности воды и затрудняющий видимость, стал быстро редеть.
Всю ночь, выигрывая время, беглецы усиленно работали веслами, чтобы уйти от злополучных уитото как можно дальше. Русло реки было в основном небольшое – всего-то около десяти-пятнадцати метров, а местами еще меньше, но течение – быстрое. Время от времени на их пути попадались перекаты, и тогда приходилось перетаскивать лодку на руках.
Непроходимые заросли сельвы глухой стеной скрывали берега, нависая над поверхностью воды далеко от суши и сжимая русло реки хищным сплетением зелени. Но временами в зеленой стене мелькали обширные просветы и даже песчаные берега, золотыми косами сбегавшие к воде. И тогда на манящем фоне песка виднелись стройные пальмы и банановые деревья.
Андрея подобная красота и яркость красок зачаровывала, манила и приковывала взгляд своей неповторимостью, дикостью. В здешние места еще не вмешалась жестокая рука цивилизации и не нанесла ей ущерба. Деревья и кустарники самой причудливой формы были обвиты бесчисленным множеством лиан, которые тянулись от подножия к самой кроне. Все это было расцвечено самыми разнообразными, источающими прекрасный аромат, разноцветными орхидеями, паразитирующими на стволах и ветвях деревьев.
Сквозь прозрачную воду часто можно было видеть проплывающих мимо кайманов или лежащую на дне, как щит, камбалу с желатиновыми плавниками и ядовитым шипом, а порой угря, парализующего электрическим разрядом всякого, кто прикоснется к нему. А однажды мимо лодки, высунув голову из воды, не спеша проплыла анаконда, удивительно похожая на брошенный в воду толстый пожарный шланг.
Лодка обогнула небольшой мысок, густо усеянный крокодилами. После ночной охоты они мирно грелись на солнце, и ни одна из этих бестий не обратила на людей внимание. Но, тем не менее, с Андрея сразу слетела волна беспечного созерцания окружающей красоты. Он зачерпнул пригоршню воды, освежил лицо и с благодарностью сказал своим спутникам:
- Как хорошо иметь надежных друзей! Я знал, что вы не оставите меня в беде, надеялся на это.
- Надежду никогда не надо терять, - отозвался дон Хуан. – Белые и краснокожие очень разные и непохожие друг на друга люди. Если кто-то и может забыть тех, кто ему однажды помог, но только не кечуа. Кечуа этого не забудет никогда. А как же иначе?..
- Среди краснокожих тоже всякие попадаются люди… - вмешался в разговор Унтихетуан и рукой подал знак прислушаться. Среди разнообразных звуков сельвы стал ясно различаться еще один посторонний, монотонный шум.
- Впереди большой перекат! – тревожно сказал дон Хуан. – Опасное место! Беда, если уитото успели добраться туда раньше нас… - Старик не договорил, а только по привычке покачал головой.
С приближением к перекату течение постепенно усиливалось. Стали чаще попадаться крупные камни, выступающие над водой. По обеим сторонам бушующего потока высились глыбы размытого рекой базальта. Впереди показался невысокий утес, мимо которого река делала крутой поворот. С противоположной стороны над водой нависал обрыв, густо заросший колючим кустарником. Река, сузившись между утесом и обрывом, бурлящим потоком стремительно неслась сквозь эту горловину. Надо было обязательно преодолеть течение вдоль левого берега, потому что подводные рифы справа, которые можно определить по пенящимся бурунам, не позволят этого сделать.
Неожиданно шум реки перекрыли громкие крики аборигенов, внезапно появившихся на обрыве. Они трясли в воздухе копьями и дружно кричали что-то похожее на боевой клич. В центре их стоял Уйшур и, улыбаясь, ждал приближения беглецов. На этот раз, он был уверен, аборигены не станут с ними церемониться и отдадут ему мальчишку.
Лодка неотвратимо неслась к горловине. Уитото, приготовив жерди и копья, ждали, когда лодка поравняется с ними, чтобы зацепить ее. Беглецы, как загнанные в загон звери, со страхом смотрели на спасительную горловину и поджидающих их индейцев уитото.
Наступил кульминационный момент!..
Лодка приблизилась к обрыву, и тут… то ли само провидение помогло, то ли старик постарался, но пирога с ходу налетела на глыбу базальта в центре горловины… Раздался треск! Легкая пирога перевернулась, люди в ней тут же скрылись в водовороте и, подхваченные течением, быстро унеслись вперед. Вслед им раздались грозные крики уитото, разочарованных неудачей.
* * *
Течение было сильным. Андрея несколько раз протащило по каменистому дну. Лишь за мгновение до этого он успел глотнуть воздуху. Несколько раз натыкался на гладкие отполированные водой камни, с силой отталкивался от них, чтобы быстрее удалиться от опасных аборигенов.
Когда течение ослабело, он осмотрелся и увидел позади себя Унтихетуана, который пытался кого-то вытащить из воды. « Дон Хуан тонет!» – догадался он и подплыл к ним. И вовремя! Старик был без сознания, а у молодого кечуа не хватало сил держать его голову над водой.
Андрей одной рукой подхватил старика и направился к берегу. Когда он вытащил его из воды и положил на землю, дон Хуан не подавал признаков жизни. Тогда он перевернул его лицом вниз и добился, чтобы вода вышла из легких. Через некоторое время дон Хуан пришел в себя и застонал. Приглядевшись, Андрей увидел, что у старика весь бок в крови.
- Наверное, о камень ударился? – предположил он.
Унтихетуан осмотрел рану и отрицательно покачал головой:
- Нет! Это след от копья. Проклятые уитото. Если бы мы не наскочили на камень…
- Это и спасло нас! Мудрый старик…он, должно быть, специально направил лодку на камень.
- Наверное!
- Если дикари вздумают нас преследовать, как мы без лодки уйдем от них?
- Трудно будет! – сказал Унтихетуан. – В здешних местах реки – единственная возможность безопасного и быстрого передвижения. Идти по сельве слишком тяжело и опасно. Ты посмотри за стариком, а я пройдусь по берегу, поищу нашу лодку.
- Индейская пирога очень легкая. Наверное, ее отнесло очень далеко, - попытался отговорить его Андрей, но юноша уже скрылся в лесной чаще.
Вскоре дон Хуан застонал и открыл глаза. Он попытался встать, но, вскрикнув, схватился рукой за окровавленный бок.
- Сейчас принесу воды, чтобы промыть рану, - сказал Андрей, довольный, что старик пришел в себя.
Он выбрал самый большой попавшийся под руку лист, свернул из него что-то вроде кулька и пошел к воде. Заводь с желтоватой водой была затянута листьями болотных растений. Между ними, высовывая красноватые головы, плавали черепахи. Задумчивые цапли, стоя на одной ноге, в поисках пищи рылись в прибрежном иле. Вдали от берега плавали кайманы. В ожидании добычи они пялили из тины лишенные век глаза.
Берег был низким, возле него вода стояла мутная, болотистая. Чтобы добраться до чистой проточной воды, пришлось зайти почти по пояс в реку, удалившись при этом на приличное расстояние. Набрав воды, он повернул назад. И неожиданно боковым зрением увидел, как к нему что-то или, точнее, кто-то плывет. Чувство опасности пришло не сразу, и он какое-то время с любопытством наблюдал за перемещением неизвестного животного. Но когда расстояние между ними сократилось до десятка метров, он увидел, что это кайман. По поверхности воды перемещались только его немигающие глаза.
Необходимо было что-то срочно предпринимать. Стараясь не расплескать воду в кульке, Андрей, насколько это было возможно, побежал к спасительному берегу, ругая себя за то, что не сделал этого раньше.
«Не успею!..» – вдруг понял Андрей, когда увидел, что крокодил изменил направление атаки и поплыл наперерез, чтобы отсечь его от берега. Он остановился и стал ждать, соображая, как и чем сможет обороняться от нежданной рептилии. Крокодил тут же сбавил скорость и теперь уже неторопливо, словно уверенный, что добыча от него не ускользнет, стал приближаться.
Андрей приготовился к самому худшему… Неожиданно мимо него пролетела коряга и угодила в голову крокодила. Он оглянулся и к своей радости увидел бежавшего к нему на помощь Унтихетуана.
-Эти твари запросто могут утащить человека на глубину, а там они очень проворны, - заметил молодой инка.
- Ну, меня не так-то просто утащить!
- А чем бы ты защищался от него? Вот этим? – засмеялся Унтихетуан и кивнул на руки Андрея. Он посмотрел на себя и только сейчас обнаружил, что все это время бережно держал в руках кулек с чистой водой.

_________________
михаил

Гл.8 КАУЧЕРО

К вечеру следующего дня наши путешественники нашли свою разбитую пирогу на песчаной отмели. Наспех подремонтировав ее, они продолжили путь. Места в этих девственных, экваториальных лесах заселены были очень редко. Лишь однажды они заметили нескольких индейцев на берегу, которые, приняв воинственный вид, тут же скрылись в лесу.
По мере продвижения по реке местность становилась все более обжитой. Пару раз им попались сирингалии - плантации каучуконосов, а значит, где-то близко находилось жилье. И вот, наконец, на берегу показалось небольшое поселение. Это было временное жилище сборщиков каучука. Появилась надежда на отдых, пополнения съестных припасов и основательный ремонт лодки.
Сборщики каучука – каучеро – обычно состояли из пеонов: мулатов, метисов и индейцев. Белый человек в эту среду попадал очень редко. Поэтому трое путешественников без особого опасения приблизились к поселению. Однако его обитатели встретили незнакомцев с недоверием, совсем не так, как это принято в здешних местах. С ружьями в руках они остановились на расстоянии и молча изучали пришельцев. Особенно недружелюбно они смотрели на Андрея, возможно, как на представителя белой нации. Внимательно изучив, подошли ближе.
- Кто такие? – последовал короткий вопрос.
Вперед вышел дон Хуан и, кивая на своих спутников, ответил:
- Мы – румберо – проводники европейца. Он здесь изучает местные племена. Забрался в самые дебри, и мы за ним. Намучались… намаялись…Хорошо, что к людям, к вам, вышли.
К недоумению кечуа этот ответ не удовлетворил каучеро. Не опуская ружей, они недоверчиво смотрели на пришельцев и молчали.
- У нас лодка перевернулась на перекате. Только чудом не утонули! - вступил в разговор Унтихетуан.
- На этой реке много перекатов, - неопределенно сказал один из каучеро и опустил ружье. Вслед за ним опустили ружья и другие. Каучеро еще раз внимательно осмотрели незнакомцев и разошлись.
Необычное поведение пеонов насторожило. Посовещавшись, наши друзья решили здесь долго не задерживаться и, как только лодка будет восстановлена, отправиться дальше. Однако вскоре к ним подошел один из обитателей поселения. Он был одет традиционно для сельского жителя: холщовые штаны, рубашка навыпуск и соломенная шляпа, без которой здесь трудно обойтись. Негроидные черты лица выдавали в нем мулата. После нескольких ни к чему не обязывающих слов он с опаской оглянулся и прошептал:
- Будет лучше, если вы, не дожидаясь темноты, уйдете своей дорогой.
- Почему? – удивленно спросил дон Хуан.
- Вам это лучше знать! Не так ли? – загадочно ухмыльнулся мулат, но, увидев, что его не понимают, добавил: - Разве вы не знаете, что за ваши головы назначена большая награда? Такая, что вполне хватит на всех каучеро, чтобы целый год не гнуть спины на сирингалиях.
- Какая награда? Откуда тебе известно об этом?
- Два дня назад сюда на вертолете прилетели какие-то вооруженные люди. Сказали, что полицейские. Они попросили помочь изловить трех опасных преступников: двух индейцев и гринго. Назвали приметы…Якобы они совершили какие-то преступления. Может, это и не вы, но я советую…держаться подальше от здешних мест. Кое-кто мечтает получить вознаграждение…Надеюсь, вы понимаете о чем идет речь!?
Нависла гнетущая тишина. Положение опять обострялось.
- У нас лодка еле держится на плаву. На ней мы далеко не уйдем, - откровенно сказал Унтихетуан, давая понять, что они и есть те самые преступники. - Что делать?
Мулат оглядел лодку и покачал головой:
- Как вы вообще сюда доплыли? Впрочем…вы можете купить лодку.
- У нас нет денег!
- Ладно, я отдам вам свою лодку, она находится здесь в кустах. А вашу потом отремонтирую.
Мулат хотел уйти, но его задержал Андрей:
- Почему ты решил нам помочь? Мы ведь тебе не сможем заплатить!
- Потому что с тобой находятся индейцы. А белым я не доверяю…даже если они полицейские. Поэтому и предупредил вас. Поторопитесь!
Он быстро скрылся в кустах и спустя несколько минут уже подходил к хижинам с другой стороны.
Эта новость озадачила друзей и еще раз напомнила, что Геслер не собирается распрощаться с ними навсегда. Против вооруженных ружьями каучеро у них не было защиты, поэтому решено было покинуть неприветливое поселение немедленно. Осталось только осмотреть лодку, предложенную мулатом, и дон Хуан направился к кустам, на которые тот указал.
Чтобы не вызвать подозрение, Андрей и Унтихетуан вытащили свою пирогу на берег и перевернули ее. Она действительно представляла собой жалкое зрелище: по бокам трещины, на днище дыра, лишь временно заделанная корой. На такой посудине далеко не уедешь…
Из ближайшей хижины вышли трое каучеро. Они сначала между собой о чем-то спорили, но, поглядев в их сторону, почему-то перешли на шепот. Столь необычное поведение этих людей насторожило Андрея.
- Должно быть, нашу судьбу решают, - кивнул он на сборщиков каучука. – Кто-то из них, похоже, не прочь получить за нас вознаграждение.
- Наверное, деньги уже делят. Пора отсюда сматываться!
-Действительно, пора. К счастью, они пока не знают, что мы в курсе их дел. Это даст нам некоторые преимущества. Будем делать вид, что ничего не подозреваем.
Наконец подошел дон Хуан.
- Ждите меня за ближайшим поворотом реки ниже по течению. При первой же возможности возьму лодку и отправлюсь за вами следом, - сказал он и посмотрел на каучеро, которые подозрительно поглядывали в их сторону. - Уйдут же они когда-нибудь…
- А если пеоны заметят тебя и кинутся вдогонку? – забеспокоился Унтихетуан.
- Будем надеяться на лучшее… У нас нет выбора! Без лодки мы далеко не уйдем. Я постараюсь их обмануть. Старый индеец не должен оказаться глупее каучеро.
Андрей и Унтихетуан углубились в сельву и пошли вдоль реки. Берег в этом месте был высоким, и оттуда прекрасно просматривалась вся пойма реки. Однако не успели они пройти и пару сотен метров, как позади их раздались ружейные выстрелы.
- Не к добру это! - заметил Андрей. – Чует мое сердце, не к добру. Уж не по старику ли стреляли?
- Наверное! Проклятые каучеро. Что будем делать? Вернемся?
- Сейчас опасно. Надо дождаться темноты.
Предчувствие их не обмануло. Дона Хуана они так и не дождались. Значит, он попал в беду. Как только солнце скрылось за горизонтом, они отправились в обратный путь. Шли очень медленно – боялись скорее засады, чем змей, на которых в темноте легко можно наступить.
… В центре трех хижин горел костер. Возле него сидел пеон и задумчиво курил трубку, изредка прикладываясь к чашечке мате – традиционному чаю местных жителей.
Когда под ногой Андрея хрустнула ветка, этот человек быстро встал и повернулся на звук. В свете костра друзья увидели, что это тот самый каучеро, который предупредил их об опасности. Он стоял неподвижно и прислушивался. Унтихетуан, подражая неведомому птичьему голосу, несколько раз крикнул. И пеон разу направился к ним.
- Уже и не надеялся дождаться вас, - тихо сказал он. – Вашего спутника поймали, когда он на лодке хотел отплыть от берега. Чуть не убили старика.
- Где он сейчас?
- Лежит в дальней хижине связанный и под охраной. Вам его не освободить, только сами попадетесь.
- Чем мы сможем отблагодарить тебя?
- Если о моей помощи никто не узнает, – будем квиты.
Хижина, на которую указал мулат, находилась на небольшом холме, рядом с обрывом, спускающимся к реке. Через пару минут они уже сидели у задней стены хижины. Сквозь пальмовые ветки отчетливо слышался разговор.
- За одного могут деньги и не заплатить.
- Должны заплатить! Но лучше, конечно, поймать и остальных.
- Поймаем! Не переживай! Один из них сопливый индеец, а другой - белый. Разве они смогут долго находиться в сельве? Далеко не уйдут, тем более без лодки. Считай, что деньги уже у нас в кармане. Завтра отправимся на поиски.
- Если их не съедят крокодилы!..
Послышался короткий смех.
- Сторожи старика, а я проверю лодки. Как бы их не утащили в темноте, - сказал один из каучеро и вышел из хижины. Несколько минут он неподвижно стоял, прислушиваясь к ночным звукам, потом, сняв ружье с плеча, направился к реке. Второй каучеро выглянул из-за тростниковой накидки, заменяющей дверь, тоже прислушался и, удовлетворенный, вернулся назад. Проходя мимо лежавшего на земле дона Хуана, пнул его.
- Если не скажешь, где твои сообщники, бросим тебя крокодилам на ужин, - сказал он.
- Не бросите! – послышался голос старого индейца. – Кто тогда вам за меня деньги заплатит?
- Ты прав! – согласился с ним пеон. – Могут не заплатить. А нам так нужны деньги! Впервые за всю жизнь встречаюсь с таким небывалым случаем, когда за голову трех человек, двое из которых жалкие индейцы, полиция дает такую награду. Что же вы такого натворили?
Прежде, чем лечь спать, пеон пододвинул к пленнику объемистую корзину из лозы и, потягиваясь, заметил:
- Здесь находится куча ядовитых змей. Стоит мне только приоткрыть крышку… Так что лежи спокойно и не двигайся.
Андрей и Унтихетуан тревожно переглянулись. Змей им еще не хватало! Пока возможности на освобождение дона Хуана не было. Оставалось только сидеть и ждать удобного момента.
Через некоторое время второй пеон вернулся в хижину. …Ночь уже перевалила на вторую половину, когда, наконец-то, утихли голоса и послышался мерный храп сторожей.
- Пора! – прошептал Андрей. – Кажется, оба крепко спят.
Друзья обогнули хижину, остановились у входа и прислушались… Ничто не нарушало ночной покой. Отодвинув полог, они проникли внутрь и осмотрелись.
В центре хижины возле грубо сколоченного стола на земле лежал связанный дон Хуан. По бокам в гамаках спали пеоны. У противоположной стены находился глиняный очаг. Как только они вошли, старик сразу поднял голову и кивнул на лежащие возле очага мачете и ружье.
Без лишних слов Унтихетуан взял мачете и освободил от веревок своего соплеменника. Андрей вооружился ружьем. Оставалось лишь незаметно покинуть хижину. Внезапно зашевелился один из пеонов. Он привстал, повернул голову, чтобы посмотреть на пленника …и его взгляд уперся в дуло ружья. Удивленными глазами, еще не понимая, что происходит, он осмотрелся и попытался встать, но вдобавок ко всему еще и мачете уперлось ему в горло.
Андрей подобрал с земли веревку и туго привязал пеона к гамаку. Дон Хуан поднял с земли корзину со змеями и осторожно поставил ее на грудь каучеро.
- Не шуми… не буди змей… иначе тебе верная смерть, - шепотом сказал он и осторожно приоткрыл крышку. – Пускай они спят.
Пеон расширенными от страха глазами смотрел на корзину и, казалось, даже не заметил, как хижина опустела. Из темноты беглецов кто-то окликнул. Они остановились. Андрей выставил вперед ружье, но потом опустил его. К ним подошел уже знакомый им мулат.
- Вас будут искать ниже по течению, - прошептал он. – Уверен! Не советую туда плыть. Лучше отправиться обратно. В нескольких милях отсюда свернете на малый приток, который местные индейцы называют Унья. Там «чапада» – дикие места, куда не каждый рискнет сунуться. В тех краях вы будете в безопасности.
Наши друзья уже готовились отчалить от берега, как в хижине, откуда они только что вышли, раздался ужасный вопль.
- Не ходи туда - там змеи! – предупредил пеона дон Хуан и с благодарностью пожал ему руку.
Когда лодка отплыла от берега, сильные удары весел заставили ее идти против течения. Туда, где беглецов труднее всего будет отыскать.


Гл. 9 ЭРНАНДА

Плыть против течения было гораздо труднее. Причем, чем дальше они поднимались вверх по Унье, лодка, несмотря на все усилия, двигалась все медленнее. Зато в этих глухих местах, где даже индейцы встречались нечасто, было больше шансов скрыться от вездесущего Геслера. К вечеру все уставали настолько, что сил едва хватало на короткий ужин.
Питались они, в основном, фруктами и рыбой, которую удавалось поймать на перекатах. Часто приходилось довольствоваться змеиным мясом, которое здесь, вдали от цивилизации, считается деликатесом. Лишь однажды им повезло: из ружья, захваченного вместе с пачкой патронов у каучеро, они подстрелили молодого пекари. Вечером их ждал королевский ужин – обжаренная на костре свинина. Кечуа, в отличие от русского, еще употребляли в пищу гусениц, ящериц и каких-то непонятных жучков-паучков, которых здесь водилось превеликое множество. Но Андрей, как ни пытался перебороть отвращение, не мог заставить себя есть эту пищу.
Однажды к вечеру, когда они уже подыскивали удобное место для ночлега, им попалось полуразрушенное, заброшенное жилье. С виду это был шалаш из тонких ветвей, крытый широкими листьями и на самом верху обмазанный глиной.
Бывшая стоянка неизвестных людей бросалась в глаза тем, что вокруг на поляне были раскиданы в беспорядке вещи. Недалеко находился большой запас заботливо заготовленных дров. Впечатление такое, что жившие здесь люди либо внезапно ушли, даже не собрав вещи, либо кто-то их увел силой. Увиденное наводило на грустные мысли… И, прежде всего, о коварных индейцах.
Пока кечуа осматривали местность в поисках следов, Андрей заглянул в шалаш и нашел там старую широкополую соломенную шляпу и грязную джинсовую куртку. Он отряхнул куртку от земли и пыли, и из ее кармана выпал маленький холщовый мешочек. Развязав его, он обнаружил там целую горсть золотого песка и несколько небольших самородков.
- Не это ли причина столь поспешного бегства людей? – показал Андрей Унтехитуану, который что-то искал в траве около потухшего костра, свою находку.
- Наверное, - ответил он, вытаскивая из травы несколько гильз. – Похоже, здесь недавно разыгралась настоящая трагедия. В шалаше, должно быть, жили старатели. Что с ними случилось? Где они? Кто и в кого стрелял?
Они прошли вдоль берега и увидели изрытый участок. Рядом находились кучи оставшегося от промывки породы песка, лопаты, инструменты и разбитая вдребезги лодка. К ним подошел дон Хуан.
- В этих местах золото еще никому не приносило счастье, - угрюмо сказал он, - ни старателям, добывающим его, ни бандейрас, которые охотятся за самыми удачливыми из них, ни индейцам, живущим на этой земле. Золото – коварный, мертвый металл – несет только беды. И смерть! Пошли, я покажу вам кое-что!
Они углубились в сельву и дошли до неглубокого оврага. Там, лишь слегка прикрытые ветками, в неестественных позах лежали три трупа. Это были мужчины: двое молодых и один в возрасте. От них уже шел зловонный запах гниющего мяса - результат жаркого климата. Следуя традиции, они сняли шляпы и молча постояли. Затем принесли с берега лопаты, забросали тела землёй и сверху в общую могилу воткнули крест.
- Пусть земля будет им пухом! – сказал Андрей.
Оставаться в этом зловещем месте не хотелось, но выбора не было – наступила ночь. Скромный ужин уже подходил к концу, как неожиданно со стороны реки донесся какой-то неясный шум. Андрей на всякий случай придвинул к себе ружьё, Унтихетуан беспокойно оглянулся, лишь старый кечуа оставался спокойным и невозмутимым.
- Слышали? – спросил Андрей и показал рукой в сторону реки. Но увидеть в кромешной тьме что-либо или кого-либо было невозможно. – Какое–то животное недалеко бродит. Может, это тапир или пекари? Молодой поросеночек нам бы сейчас не помешал.
- Нет, Борода. На животное не похоже, - не согласился Унтихетуан, - Уж больно неуклюже…
- Конечно! – уверенно заявил дон Хуан. – Это человек. За нами давно кто-то наблюдает!
-Наблюдает? Кто? Бандерас? Индейцы?
- Только не индейцы. Они никогда так не шумят. Лучше предпринять меры предосторожности. На всякий случай!
Друзья быстро забросали костер землей, и все сразу погрузилось в темноту. Так они просидели долго, но, кроме обычного лесного шума, ничто вокруг не нарушало покой. И вдруг на берегу отчетливо послышались чьи-то шаги. Андрей и Унтихетуан вооружились и осторожно направились к реке. Когда вышли на открытое место, в свете луны заметили, как кто-то недалеко от них быстро скрылся в кустах. Преследовать неизвестного в темноте было небезопасно и бесполезно, поэтому они, предварительно утащив лодку подальше от воды, вернулись обратно.
- Кого-то увидели? – спросил дон Хуан.
- Не успели! Только тень. Но это точно человек! – ответил Андрей.
- Странно. Почему он прячется? Что ему надо? Может, хочет завладеть нашей лодкой, - предположил Унтихетуан.
Старик на это только усмехнулся. Он беззаботно потянулся, подложил себе шляпу под голову, укрылся курткой и через пару минут уже мирно посапывал во сне. А его спутники так и не смогли уснуть. Всю ночь они прислушивались к ночным звукам, строили разные предположения, спорили, кто бы это мог быть, но к единому мнению так и не пришли. А когда ночная мгла стала рассеиваться, - незаметно для себя задремали. Когда проснулись, солнце уже ярко освещало поляну, как обычно, щебетали птицы, и это вселяло оптимизм. Отсутствовал лишь дон Хуан. Друзья предположили, что он собирает фрукты на завтрак или ищет следы ночного визитера, и стали готовиться к отплытию.
Однако время шло, а старик все не возвращался. Сначала они спокойно сидели на берегу, наслаждались утренней свежестью, вдыхая досыта насыщенный запахами цветов и растений пьянящий воздух. Потом забеспокоились и, наконец, решили отправиться на поиски.
- Как бы с ним не случилась беда! – сказал Андрей, вспоминая ночное происшествие.
- Погоди! - вдруг встрепенулся Унтихетуан и указал на лес. – Там слышны чьи-то голоса.
Вскоре из кустов вышел дон Хуан, рядом с ним находился какой-то подросток.
- В нашей компании прибыло, - загадочно сказал старик, когда подошел к ним. – Вот тот самый «зверь», напугавший вас ночью и не дававший спать.
За руку он держал молодую девушку лет четырнадцати-пятнадцати, одетую в рваную мужскую одежду. Несмотря на столь странный наряд, она старалась держаться с достоинством. Но ее вид не смешил, потому как она выглядела крайне уставшей. Девушка испуганными и в то же время отчаянными глазами смотрела на незнакомцев, готовая в любую минуту вырваться и убежать.
- Ты где ее выкопал? Откуда она взялась в этой глуши? Ты кто? – удивленно спросил девушку Унтихетуан, но незнакомка только испуганно озиралась и молчала.
- Это дитя чудом осталась жива, - сказал за нее дон Хуан. – Два дня назад неизвестные вооруженные люди ночью напали на ее семью. Там в овраге лежат ее отец и старшие братья.
- Кто напал на вас? Как это произошло? – продолжал выспрашивать Унтихетуан, но девушка упорно молчала.
- Она, вероятно, натерпелась страху, пережила большой стресс, поэтому не будем заставлять ее вспоминать, - предложил Андрей. Он вспомнил о шляпе, которую подобрал в шалаше, и вытащил ее из лодки. - Эта вещь принадлежала, наверное, кому-то из…
- Это сомбреро моего отца! – перебила его девушка. Она выхватила ее и нежно прижала старую соломенную шляпу к груди.
- Это тоже принадлежит тебе! – протянул Унтихетуан девушке мешочек с золотом.
- Не надо! Это золото погубило отца и братьев.
- Все равно возьми. Здесь много денег, они пригодятся тебе, - сказал дон Хуан.
Девушка спрятала мешочек в один из своих карманов и с надеждой спросила:
- Вы поможете мне выбраться отсюда? И тогда эти деньги будут ваши.
Это предложение могло бы рассмешить друзей, но ситуация была слишком серьезна.
- Не волнуйся, мы не оставим тебя! – твердо сказал дон Хуан и по-отечески погладил ее по голове. – Ты как попала сюда? Где живешь?
- В пригороде Сан-Фернандо. Там у меня осталась мать. Она ничего не знает… Два месяца назад отец и братья взяли меня с собой. Не хотели брать…но я давно просилась. В эту глушь мы недавно приплыли – после того как впустую проработали в других местах. Нас не один раз отговаривали ходить сюда, предупреждали, что это очень плохие места. Очень! Говорили, что здесь рыщут бандейрас. Но отец никогда и ничего не боялся. Он от кого-то услышал про здешние места – богатые золотом. И он не ошибся!.. За короткое время он с братьями намыл столько золотого песка… Мы давно мечтали купить свой дом. И купили бы!
- Кто напал на вас?
- Не знаю! Ночью над нами пролетел вертолет. Мы не придали этому большого значения. А зря! А потом… - на глазах девушки показались слезы, - вертолет сел на берегу, и к нам подошли какие-то люди. Они искали кого-то, расспрашивали, говорили, что из полиции. А когда узнали, чем мы тут занимаемся, стали обыскивать. Потом …потом послышались выстрелы.
Наступило тягостное молчание. Девушка отвернулась и тихо заплакала, только плечи ее вздрагивали от рыданий. Чувствовалось, что она пережила достаточно, но была в ней какая-то сила, которая не позволяла расслабиться и разрыдаться по-настоящему.
- Как тебе удалось спастись?
- Когда меня тоже хотели обыскивать, я укусила одного из них за руку и убежала. В темноте они меня не нашли.
- Не трудно догадаться, кто здесь побывал! - сказал дон Хуан.
- Да, это были они, люди Геслера, - согласился Андрей.
- Так ты говоришь, что они были из полиции? – спросил девушку Унтихетуан.
- Они так утверждали, но формы на них не было.
- Почему же ты сразу не подошла к нам, а ночью бродила по берегу и пугала моих друзей? – с усмешкой спросил ее старик. – Так напугала их, что они всю ночь не сомкнули глаз.
- Боялась! Здесь всякие люди ходят. Хотела взять вашу лодку, чтобы уплыть отсюда.
- Как же тебя величать?
- Эрнанда! – ответила она и с надеждой посмотрела на своих возможных спасителей. - Не бросайте меня! Мне страшно здесь одной!
Унтихетуан посмотрел на своих друзей и с радостью предложил:
- Если хочешь, можешь присоединиться к нашей компании. Место в лодке найдется и для тебя.
- Конечно, - поддержали его остальные. - Оставить ее здесь одну нельзя – это верная смерть. Без лодки отсюда не выбраться.
Вскоре лодка продолжила путь на юго-запад к подножию Анд. Туда, где берут свое начало большинство рек и притоков великой страны Амазонии.

Гл. 10 НЕЧАЯНЫЙ ПОМОШНИК

Чем дольше беглецы оставались на свободе, тем отношения между Эрихом Геслером и Антонио Валани становились все хуже. Скрытая неприязнь двух партнеров, не доверяющих друг другу, чувствовалась в каждом их слове.
- Прошло уже почти три недели, и вы до сих пор не можете их поймать! – усмехнулся Антонио. – Мало того, вы даже не представляете, в какую сторону они ушли. Где же ваш профессионализм? Или это были только слова?
Геслер чувствовал свою вину перед колумбийцами, с которыми его связывал надежный и прибыльный бизнес. Поэтому, не зная, что ответить, он только тяжко вздохнул.
- В прошлый раз ты говорил, что русскому многое известно о делах, которые происходили в форте. Можно представить, что будет, если он …
- На ноги подняты все силы, даже наши друзья из местной полиции. Во всех газетах опубликовано экстренное сообщение о скрывающихся в сельве преступниках. На их пути стоят мои люди. Беглецы не должны от нас уйти, - ответил Геслер. Ему уже порядком надоел этот потомок испанских идальго.
- Вы отдаете себе отчет, что будет, если русский и индейцы выйдут из сельвы и обратятся в соответствующие органы? – добавил к сказанному находившийся рядом с ними Гарсиа. – Ведь вы поставили под удар не только себя…
Геслер насупился. Такая манера говорить у этих колумбийцев была всегда, когда происходило что-то непредвиденное. Он решил не портить окончательно свои отношения с Антонио. Он находился в курсе недавних событий, когда этот милый с виду человек при случае быстро «убрал» со своего пути всех конкурентов и стал главой «семьи» Приньессеро. Газеты того времени пестрели броскими заголовками о таинственных убийствах и исчезновениях известных в южных штатах Колумбии людей. С тех пор Антонио стал негласным, но полновластным хозяином большой территории, где в числе прочих находился и форт Куаньюс-рьяну. Ссориться с таким человеком было опасно.
- Не жалей денег, задействуй все силы, найми пеонов, кого угодно, полицию, наконец, но перекрой все дороги. Сделай невозможное, но беглецы не должны выйти из сельвы. Живыми!
В кабинет неожиданно зашла молодая, интересная и легко одетая девушка. Она похотливыми глазами оглядела присутствующих, потом подошла к Антонио и попыталась его обнять. Но он мягко отстранился и молча указал ей на дверь.
- Не люблю, когда вмешиваются в деловой разговор, - заметил он, как бы извиняясь за свой поступок, и продолжил: - Я хочу тебе помочь с поисками. В помощь твоим ребятам ты получишь моего человека. Он тебя не подведет! За это я ручаюсь!
Антонио подошел к двери, сказал несколько слов прислуге, и через пару минут в кабинет зашел молодой, по-военному подтянутый мужчина.
Показывая на него, Антонио сказал:
- Этот человек будет координатором между нами. Я ему полностью доверяю. Он - бывший капитан военно-воздушных сил – безусловно, принесет тебе большую пользу. Если Лаупер будет с вами, я уверен: беглецы недолго останутся на свободе.
- Благодарю за поддержку! – сухо, явно с неохотой ответил Геслер. Такой поворот событий оказался для него неожиданным, ему не хотелось иметь у себя «глаза и уши» колумбийцев, которые ничего не знали о тайне Унтихетуана. Для них он был просто беглым индейцем. Но, чтобы скрыть недовольство, он с улыбкой подошел к Лауперу и поздоровался.
- Капитан останется с тобой до тех пор, пока неуловимая троица будет на свободе, - подытожил встречу Антонио и встал, давая понять, что разговор окончен. – Меня ждут неотложные дела.
Геслер с Лаупером отправились к вертолету и вскоре уже были в воздухе. Под ними быстро проплывали зеленые массивы южно-американских джунглей, изредка мелькала узкой змейкой водная гладь реки, зажатая с двух сторон вечнозеленой растительностью. Оглядывая бескрайние лесные просторы, Геслер размышлял, что ему делать с неожиданным помощником. Отделаться от него или посвятить в свои планы? Посвящать, пожалуй, нельзя! Если он узнает больше, чем полагается, значит, в «дело» войдет и колумбийская мафия. А этого допустить никак нельзя – по той простой причине, что колумбийцы тоже любят золото и прекрасно справятся с этим делом сами. Без него!
«Постараюсь отвязаться от него при первом же удобном случае!» - решил Геслер и громко, перекрывая шум машины, крикнул Лауперу:
- В чем конкретно будет заключаться ваша помощь?
- Пока не знаю! Но, поверьте, - у меня большой опыт в подобных операциях. Ведь когда-то я был «зеленым беретом» и прошел хорошую школу!
« Да, - подумал Геслер, - это, действительно, парень не промах. Придется приставить к нему Марту, пускай присмотрит за ним, чтобы не совал свой нос в наши дела».
Вертолет приземлился на единственной открытой каменистой площадке перед жилым домом. В форте жизнь временно замерла. Лаборатории по имплантации человеческих органов и переработке опиума-сырца пришлось демонтировать и укрыть в надежном месте в сельве. На случай опасности все работы были приостановлены. Вместо прибыли приходилось терпеть убытки.
- Вот наш дом, - показал начальник форта Лауперу на единственное более-менее приличное жилище. – На некоторое время он будет и ваш. Дом не ахти какой, но в радиусе двухсот миль лучше этого вы не найдете.
Недалеко стояла Марта. Прежде чем устроить Лаупера, он подошел к ней.
- Поручаю тебе этого молодца. Будешь следить за ним. Куда он – туда и ты. Даже ночью! Ты понимаешь меня?.. Капитан не должен ни на секунду оставаться один!
Марта тяжко вздохнула, но возразить не посмела, лишь спросила:
- Он надолго к нам?
- Да, наверное.
Вечером Геслер собрал всех в своем кабинете, чтобы наметить ближайшие планы на будущее.
- К большому сожалению, беглецы сумели выскользнуть из кольца, которое мы установили на их пути, - сказал он. – Грош нам цена, если они и дальше будут водить нас за нос. Рабочие каучуковых серингалий задержали одного из них, старика Хуана, но потом его освободили оставшиеся на свободе. Сейчас там идут активные поиски, перекрыты все дороги. На реке установлено несколько засад. Но беглецы как в воду канули.
- Может, их захватили местные индейцы? – предположила Марта.
- Вряд ли! Они сумели уйти даже от индейцев уитото. Это первое. Во-вторых, захвати их какое либо племя, я об этом узнал бы обязательно.
- Где же их искать ?
- Не предполагаю! Может, капитан Лаупер что-нибудь подскажет? – усмехнулся Геслер и посмотрел на своего нового помощника.
- Попробуем поставить себя на их место, - невозмутимо сказал он. – В первую очередь неплохо было бы знать цель их путешествия. Не могут же они идти наобум!
- Их цель – Анды! – вдруг вмешался в разговор обычно молчаливый Уйшур. – Туда, откуда родом мальчишка-индеец. После всего случившегося он должен предстать перед советом старейшин, и они уже определят его дальнейшую судьбу.
- Тогда стоит ли здесь распылять наши силы и терять время? Сельва – не лучшее место для поисков. Разумнее встретить беглецов в конце пути. Кроме того, необходимо пообещать всем большую сумму денег не только за поимку беглецов, но и за любую информацию о них. За любую! И не жалеть денег! Нам дорога любая весть. Что не сумеем сделать мы, сделают наши деньги! – продолжил Лаупер.
Эрих Геслер согласно кивнул головой.
- Наверное, это единственное, на что мы способны в нашем положении. Завтра же отправимся в путь – до границы с Перу. Если и там не найдем их, пойдем дальше до бразильской границы. Мы должны найти беглецов. Должны! Вы слышите? Для нас это вопрос жизни и смерти! – резко подвел черту Геслер и, внимательно посмотрев на Марту, добавил: - Помоги устроиться капитану. Проводи его!
Когда они вышли, Геслер неожиданно схватил за куртку Уйшура, хотел его ударить, уже занес кулак, но сдержался, только оттолкнул от себя.
- Зачем вы убили их? – резко спросил он.
- Кто? Кого? - не на шутку испугался Уйшур. – Господин! Я не виноват. Это полицейские, которые летели с нами на вертолете. Я пытался вмешаться …но они разве послушают какого-то индейца!
- Полицейские говорят, что старатели первыми напали на них и стали стрелять. Это так?
Уйшур замялся, но когда Геслер с угрозой подошел к нему, быстро сказал:
- Когда полицейские увидели золотые самородки…они…они…убили старателей. Всех троих! Девчонке только удалось спастись. Но и ее в сельве ждет верная смерть.
- Ты был проводником и должен объяснить поставленную им задачу. Надо было только оповестить местных жителей и пообещать им награду, а не грабить и убивать! Может быть, беглецы прошли именно в том месте, и некому было их задержать. Как ты мог допустить такое? Пошел вон, болван! – вне себя закричал Геслер, и Уйшур поспешил исчезнуть с его глаз.
Оставшись один, Геслер еще долго стоял у окна, выкуривая одну сигарету за другой. «Из-за несчастной горстки золота они поставили под угрозу все мои планы, - думал он. – Где еще с такой легкостью можно найти целые горы сокровищ, которые вот уже несколько столетий без всякой пользы пылятся в какой-нибудь пещере или покоятся в земле. Мне они нужнее! Не я буду, если мне не удастся найти древний тайник инков. Мальчишка- индеец от меня не уйдет!»

Гл. 11 НА ПЛАТО

Спустя несколько дней путешествия по реке Унья беглецы столкнулись с серьезным препятствием - перед ними лежало высокое плоскогорье. Вода с высоты пару десятков метров низвергалась мощным водопадом вниз, образуя вокруг сплошную завесу водяной пыли.
…Перед ними лежало плато Мату-Гросу, одно из самых таинственных и малоизученных мест на земле. Это был край нехоженых болот и девственных лесов, населенный дикими, воинственными племенами, с которыми связано много мрачных историй исчезновения и маленьких групп, и целых экспедиций.
- Такого высокого и красивого водопада мне еще не приходилось видеть, - с искренним удивлением сказал своим спутникам Андрей. – У нас, в России, такой красоты не увидишь.
- Россия? – спросила Эрнанда. – А где она находится?
- Далеко на северо-востоке за океаном, там, где несколько месяцев в году стоит холодная зима, а на земле лежит снег.
- Такой белый и холодный? Я в школе это изучала, но пока еще не видела.
За эти дни девушка постепенно освоилась в их компании, страх и настороженность пропали, а горе по погибшим родным уступило место любознательности и радости жизни.
- Высоко в горах тоже лежит снег, - заметил подошедший дон Хуан. –За свою долгую жизнь мне несколько раз приходилось переходить через горные перевалы. И я всегда с удивлением брал в руки снег, который тут же превращается в воду. А вот водопады я видел неоднократно. Правда, такого высокого еще не приходилось встречать.
- Я от стариков слышал об этом водопаде, но не думал, что он еще и красивый.
- Да, посмотреть есть на что! – согласился Андрей. – Жаль, в этих диких краях им некому любоваться.
И действительно, низвергающиеся с высоты трехэтажного дома воды реки производили большое впечатление. И без того влажный воздух был пересыщен мелкими капельками водяной пыли, конденсатом стекавшей по листьям и стволам деревьев. Над плоскогорьем стояла радуга.
- Как будем поднимать наше имущество? – вернул всех к действительности более практичный дон Хуан и показал на лодку, вытащенную на берег. - Она хоть и легкая, но…
- Как-нибудь одолеем! – в один голос отозвались Андрей и Унтихетуан. Старик на это утверждение лишь усмехнулся.
Вскоре они, разделив между собой нехитрую поклажу, двинулись вперед. Однако преодолеть высокий утес, каменистый, покрытый мелкой растительностью, было не так просто. Они не преодолели и половины пути и уже стали сомневаться, что это им вообще удастся. Колючие кустарники помогали держаться на склоне, но острые шипы на ветках издирали ладони в кровь. Андрей с Унтихетуаном волоком тащили лодку наверх, дон Хуан подталкивал ее сзади и помогал подниматься девушке.
Когда до поверхности плато осталось не более пяти-шести метров, группа остановилась. Впереди подъем был такой крутой, что дальнейшее продвижение не представлялось возможным.
- Что будем делать? – поглядел на своих спутников Андрей и показал на почти отвесную стену, которую им следовало преодолеть. Он увидел, что от усталости все еле держались на ногах, и тяжко вздохнул: - Да! Похоже, мы выбрали неудачное место подъема.
- Сейчас об этом говорить уже поздно! – переведя дух, сказал дон Хуан. – У нас нет выбора. Надо двигаться дальше.
- Интересно, как? - усмехнулся Унтихетуан. - С лодкой нам точно не залезть. Придется бросить ее.
- Нет! Нет! – решительно заявил дон Хуан. – Без лодки нам никак нельзя. Надо кому-нибудь одному подняться наверх и сбросить вниз пару лиан.
- Я пойду! – тут же отозвался Унтихетуан, но Андрей его осадил.
- Ты еще не окреп. Попробую сам! Только …- он показал на камни, лежащие на крутом склоне. – Только отойдите в сторону – вдруг сорвутся.
Предостережение оказалось не напрасным: не успел он подняться и на пару метров, как огромный булыжник, неосторожно задетый ногой, покатился вниз. Без опоры, сорваться вместе с ним ничего не стоило. Кое-как удержавшись на склоне, Андрей постарался втиснуться в небольшую расщелину в скале и, упираясь о боковые стены, быстро поднялся.
Плато представляло собой обычную ровную, лишь поднятую на приличную высоту местность. Впечатление такое, как будто кто-то намеренно разделил по высоте две половинки долины. Он бы еще долго удивлялся этой игре природы, но снизу донеслись голоса его друзей.
Углубившись в лес, он отрубил несколько кусков лиан, соединил их, и вскоре все без особых хлопот поднялись наверх. А вот лодка доставила им немало хлопот…Она то и дело цеплялась за камни, кустарники и любую выступающую часть склона. Поэтому приходилось несколько раз, чтобы не повредить лодку или не потерять ее, опускаться вниз и направлять подъем.
Восхождение на плато Мату-Гросу заняло слишком много времени, поэтому путники решили остаться здесь до утра, а с рассветом продолжить путь. Вечером у костра, как обычно, коротали время за разговорами.
- Отец рассказывал, что в этих местах живут дикие и очень кровожадные индейцы. Это действительно так? – спросила дона Хуана Эрнанда, когда все вокруг погрузилось в темноту.
Старик пожал плечами, мол, откуда я знаю, но было заметно: он что-то скрывает.
- А если они нападут на нас? Что мы будем делать? – продолжала спрашивать девушка.
- Здесь живут разные племена, - наконец ответил дон Хуан. - Не все из них, наверное, кровожадные. Я знаю лишь, что эти места люди остерегаются и, если есть возможность, обходят. У нас такой возможности нет.
- Почему остерегаются?
- Говорят, попавший сюда назад не возвращается. Но это только слухи.
- У нас говорят: без дыма огня не бывает. Ну что ж, значит, мы будем первыми, кто благополучно пройдет эти места, - бодро заявил Андрей, но его оптимизм никто не поддержал, поэтому он добавил: - Мы должны выйти из сельвы! Во что бы то ни стало должны! Как только достигнем первого же населенного пункта, сразу пойду в полицию и расскажу о банде Геслера. Этим мы, возможно, спасем многие и многие жизни.
- Не забывай, что нас объявили преступниками! – сказал Унтихетуан. - Не упрячут ли нас самих за решетку, когда мы явимся в полицию? Но я поддерживаю тебя – мы должны преодолеть плато. Тем более, это единственный путь к цели.
- Да, другого пути у нас нет! – тяжко вздохнул дон Хуан.
На следующий день четверо путников вновь отправились вверх по реке Унья. Но не успели преодолеть и сотни метров, как из чащи леса до них донесся четкий и равномерный бой барабанов.
- Индейцы? – с испугом обернулась к дону Хуану Эрнанда. – Они заметили нас?
В ответ старик только хмуро кивнул головой.
- Теперь жди встречи! – сказал Унтихетуан. – Это индейцы сообщают о нашем продвижении вглубь их территории.
Маленький отряд, состоящий из белого, индейцев-кечуа и девушки, в жилах которой течет кровь испанских завоевателей и негров, несмотря на опасность, были вынуждены продолжить плавание. Через плато Мату-Гросу они предполагали выйти к подножию Анд, в ту местность, где находилась историческая родина кечуа. Именно оттуда, согласно преданию, впоследствии захватив все юго-западное побережье Южной Америки, распространилась великая цивилизация инков.
Разговоры, до этого не умолкавшие в лодке, на этот раз стихли. Все прислушивались к звукам извне и оглядывали прибрежные заросли. Однако ничего необычного не замечали. Лишь далекий бой барабанов, сопровождающий путников как почетный караул, нес в себе что-то нехорошее и предостерегающее. Но вопреки ожиданиям, здешних аборигенов они пока не встречали. Лишь однажды Андрею показалось, что за ними кто-то наблюдает из прибрежных кустов. Но он так и не понял, действительно там кто-то прятался или это померещилось ему из-за обостренного чувства опасности.
Сами того не замечая, гребцы налегали на весла с удвоенной силой, стараясь скорее преодолеть это опасное место. Но плыть против течения в верховьях реки – неблагодарный труд. Масса усилий, до крови натертые ладони, а пройденное за день расстояние такое, какое можно с легкостью преодолеть по течению за три-четыре часа.
Опасаясь аборигенов, путники решили не останавливаться здесь на ночлег, а плыть дальше. Но река сделала крутой поворот, и лодка заплыла в озеро. Своими очертаниями оно напоминало яйцо: тупым концом упиралась в высокий скалистый берег, узким – в небольшую песчаную отмелину.
- Очевидно, лодка нам больше не понадобится, - сказал Андрей, когда они пристали к берегу. - Сюда впадают сразу две речки. Наверное, они слишком мелкие.
- Значит, придется идти пешком сквозь сельву? – спросила Эрнанда.
- Можно идти вдоль берега, - уточнил Унтихетуан.
- Надо посмотреть, какая из двух речек нам больше подойдет. С этой скалы будут хорошо видны здешние окрестности, - показал дон Хуан на высокий обрыв, протянувшийся вдоль берега.
- А если подняться и посмотреть! – предложила Эрнанда.
- Опасно! И поздно уже, - предостерег Андрей.
- Как поздно?! Солнце еще не зашло, - возразила девушка и бегом побежала к обрыву.
- Куда ты? – одновременно воскликнули все. - Постой!
- Я только взгляну разок и обратно! Не бойтесь, со мной ничего не случится! – крикнула она и стала быстро подниматься вверх по рыхлым выступам туфа.
- Ее оставлять одну нельзя, - забеспокоился дон Хуан, но Унтихетуан и без этих слов уже спешил вслед за девушкой.
- Быстрый… - хитро улыбнулся старик, глядя, как он карабкается наверх. – Как молодой селезень!
- А что, они, по-моему, подходят друг другу, - отозвался Андрей. – Эрнанда – девушка практичная, самостоятельная и красивая. Унтихетуан давно на нее заглядывается.
- Это я тоже заметил. Но инка не должен терять голову от красоты. Я ему напомню об этом!
- Зачем? А может, это его судьба? Если девушка ему понравилась, никакие доводы не помогут.
- Унтихетуан – не простой инка. Он - надежда нашего рода – и должен заботиться о чистоте крови кечуа и думать о будущем.
- Неволен в своем выборе?!
- Да! – кивнул головой старик, продолжая с отеческой любовью смотреть, как его юный соплеменник быстро догонял Эрнанду. – У него иное предназначение, чем у других.
Подъем был довольно сложным, как будто специально заготовленным природой для испытания мужества, ловкости и смелости. Но наличие множества выступов и углублений в мягкой породе позволило молодым людям без особого труда подняться на вершину скалы.
- Как красиво здесь! – с восхищением заметила девушка, оглядывая с высоты раскинувшееся перед ними пространство. Местность на плато была более гористая, чем на равнине, и в свете заходящего солнца было хорошо видно, что зеленое покрывало растительности часто прерывается скальными нагромождениями. А далеко у горизонта, там, где садилось солнце, виднелась длинная цепочка гор.
- Это цель нашего путешествия, - сказал Унтихетуан и указал девушке на горы.
- Это уже Анды?
- Да! Если я не ошибаюсь, перед нами должен быть хребет Серра-ду-Ронкадор, что на языке кечуа означает «Белые Кордильеры». К ним, по все видимости, придется добираться уже пешком.
- Почему?
- Ты забыла, зачем мы сюда поднялись? – улыбнулся юноша. – Смотри: в озеро впадают две речки. Одна течет как раз с западной стороны, с той, куда нам надо идти, однако она слишком мала, чтобы плыть по ней вчетвером. Другая хотя и побольше, но уходит на юг, и нам с ней не по пути. Делать здесь больше нечего. Пора спускаться вниз, - он огляделся вокруг и добавил: - надвигаются тучи, скоро будет гроза. Надо поспешить!
- Подожди!.. – вдруг насторожилась Эрнанда и прислушалась. – По-моему, кто-то кричит! Это не наши.
И действительно, вдали за скалистыми холмами они вскоре отчетливо услышали голоса людей.
- Это за тем высоким холмом, на левом притоке Уньи, - уточнила девушка.
Крики стали доноситься более отчетливо, но увидеть людей не было возможности – высокий холм скрывал от них узкую ленту реки.
- Это местные индейцы! – твердо сказал Унтихетуан и потянул девушку за руку. – Надо скорее возвращаться назад.
И вдруг из-за холма показалась маленькая лодка. Трое гребцов отчаянно работали веслами, словно за ними кто-то гнался. Однако преследователей не было видно. Только грозные крики сопровождали беглецов. Но когда лодка стала огибать песчаный холм, на берег из леса выбежала толпа индейцев. Они грозно махали дубинами и что-то кричали вслед людям в лодке.
- Кого это они преследуют? – тревожно спросила Эрнанда. Унтихетуан показал рукой на устье притока.
- Кто бы это не были, им не пройти! Река надежно перекрыта аборигенами.
Возле впадения реки в озеро почти по всей ширине стояла густая цепь индейцев. Они по голосам своих сородичей слышали о приближении лодки и спокойно ее поджидали.
- Надо помешать им! – крикнул Унтихетуан и быстро стал спускаться с горы. За ним поспешила Эрнанда. Неожиданно сверкнула молния, на миг осветив все вокруг. Загрохотал гром, отдаваясь многоголосым эхом от близлежащих холмов. И почти сразу же пошел дождь, да такой сильный, что невольно складывалось ощущение, будто сверху поливают прямо из ведра.

_________________
михаил